Оборотная сторона НЭПа. Экономика и политическая борьба в СССР. 1923-1925 годы - Юрий Жуков

Следовательно, по Рыкову, сохранялась смычка, промышленность помогает сельскому хозяйству, город — деревне, а рабочие — крестьянам. Так обосновав необходимость индустриализации пока в интересах ещё не страны в целом, а лишь самой архаической её части, деревни, Рыков перешёл к характеристике задач, стоящих перед промышленностью.

«Ту техническую основу, — говорил он, — которую мы получили в наследие от старого буржуазно-царского режима, мы почти полностью использовали… Теперь рост промышленности связан с расширением основного капитала», то есть со строительством новых заводов и фабрик. И тут же, забыв об интересах крестьян, забыв о стране, вспомнил о «светлом будущем всего человечества». «Постройка технического остова производительных сил, — пообещал Рыков, — новых железных дорог, новых фабрик в условиях советского режима означает приступ к организации технического производственного базиса для социалистического общества».

Отдав тем обязательную дань марксизму, Рыков вернулся к тому, что считал наиважнейшим. К защите интересов подавляющей части населения Советского Союза — 100 миллионов, живущих в деревне. «Необходимо, — продолжал глава правительства, — найти путь от рабочего станка к крестьянской десятине». Тут же наметил такой путь: «пониженная цена на фабрично-заводские изделия и более или менее нормальное соотношение между ценой на промышленные товары и ценой на продукты крестьянского производства». Иными словами, ни в коем случае не допускать появления вновь «ножниц».

Не дожидаясь вопросов, каким же образом именно сейчас появилась возможность «реорганизовать промышленное производство на основе последних достижений техники», требующая «вложения огромных капиталов», Рыков поспешил объяснить предлагаемое им. «Насколько успешно, как быстро, — указал он, — мы справимся с задачей обновления и расширения основного капитала, зависит от темпов и размеров накопления, которое будет происходить в каждом крестьянском хозяйстве (не каждом, а только у кулаков да середняков. — Ю.Ж.), на фабрике и в бюджете, в банке и так далее»{482}.

Перечисляя источники финансирования индустриализации, Рыков не стал раскрывать самое существенное — откуда возьмутся накопления в бюджете. Не упомянул даже намёком то, о чём с воодушевлением говорил на только что прошедшей партконференции Сокольников, чей доклад опять же буквально на днях опубликовала «Правда». Не сказал о «градусных» доходах, которые стали поступать в бюджет с января на основании постановления ЦИКа и СНК СССР, подписанного 3 декабря 1924 года Калининым и им же, Рыковым. Постановления, разрешившего «органам государственной спиртовинокуренной и винодельческой промышленности в винодельческих районах и их базовым складам, где бы последние ни находились, выделку и продажу коньяка, наливок, настоек и ликёрных вин из виноградного спирта крепостью не свыше 30° по Тралессу».

Но это постановление только начинало восстанавливать государственную монополию на производство крепких алкогольных напитков, против чего столь категорически и рьяно возражали Троцкий и Крупская, ссылаясь на Ленина. Ту монополию, которая должна была дать огромные поступления в бюджет благодаря акцизу — 30 копеек с градуса, а сверх того 1 рубль 14 копеек с литра.

За этим постановлением спустя всего три месяца последовало ещё одно. Теперь — ПБ. Секретное, почему было внесено в так называемую «особую папку» решений, не подлежащих оглашению, не поступавших по обычным адресам — членам ЦК.

Новое предложение о производстве именно водки внёс на рассмотрение ПБ заместитель председателя СНК и СТО СССР, заместитель председателя Госплана СССР А.Д. Цюрупа. В нём указывалось:

«а) вопрос о системе производства спирта и водки передать на предварительное рассмотрение СТО с докладом ПБ;

б) признать возможным увеличение крепости водки до 40° (выделено мной. — Ю.Ж.);

в) установить как общее правило, что бездействующие или имеющие подсобное значение винокуренные заводы, расположенные на территории совхозов, передаются в их распоряжение, а остальные передаются лишь по особому списку, утверждаемому в советском порядке;

г) установить ориентировочную цену одной бутылки водки около 1 рубля;

д) весь вопрос в целом передать на срочное рассмотрение в советском порядке».

ПБ утвердило предложение Цюрупы 19 марта 1925 года{483}, а ещё до открытия партконференции его оформили и как постановление ЦИКа и СНК СССР. Оно-то и вызвало нескрываемое удовлетворение Сокольникова, прямо сказавшего о «русской горькой».

Вот поэтому Рыков, продолжая говорить о возможности индустриализации, далеко не случайно заметил: «Задача, о которой я говорил выше — переоборудование нашей промышленности, постройка новых фабрик… ставится в такой момент, когда мы начинаем накоплять и, на основе всё растущего накопления, практически решать эту задачу».

Завершая доклад, остановился Рыков и на расслоении деревни, в которой насчитывалось, по его словам, до 40% безлошадных хозяйств; на растущей безработице, достигшей весной 1925 года огромной цифры — 900 тысяч человек, пояснив: «размер армии безработных в городах определяется количеством избыточного, не находящего применения своим силам в сельском хозяйстве, населения». Только для сокращения безработицы предложил «создать в деревне более лёгкие условия для наёмного труда в сельском хозяйстве и развития аренды земли». Проще говоря, пойти навстречу пожеланиям кулачества, а также «поискать, не найдём ли чего-либо лишнего у совхозов для того, чтобы передать крестьянам — это могло бы увеличить обеспеченность крестьянского хозяйства землёй»{484}.

Таковой оказалась линия правительства, изложенная Рыковым. Иначе подошёл к тому же вопросу Дзержинский, выступивший через день, 15 мая. Так как о проблеме промышленности ему пришлось говорить уже трижды, в четвёртый раз он не стал повторяться. Не стал говорить исключительно о тяжёлой индустри, как прежде. Рассказал делегатам съезда, среди которых преобладали не партруководители, а рабочие и крестьяне, о том, что именно им было ближе всего. О том, что конкретно делается для удовлетворения их повседневных потребностей.

Для начала высказал своё мнение о сельском хозяйстве. Не о крестьянах, как то делал Рыков, а о том, что они дают стране. И нарисовал безрадостную, неутешительную картину. «У нас, — говорил Дзержинский, — для безбедного хозяйства требуется много десятин, а в Бельгии и Голландии с 2–3 десятин (то есть минимального в СССР крестьянского надела. — Ю.Ж.) получают доход в несколько тысяч рублей».

Сразу же объяснил причины столь резкого разрыва. «Сельское хозяйство, — продолжил Дзержинский, — ведётся у нас без необходимых минеральных удобрений, которые вырабатываются и должны вырабатываться нашей промышленностью, без достаточного применения сельскохозяйственных орудий и механизмов, без чего только при помощи силы животных (лошадей и быков. — Ю.Ж.) и рабочей человеческой силы, без применения силы механической, без применения силы и энергии электрической невозможно поднять производительность земли на ту высоту, которую она может дать».

Тем фактически опроверг упрямый оптимизм главы правительства, видевшего лишь достоинства проводимого НЭПа, считавшего самодостаточным решение земельного вопроса для развития аграрного сектора. Полагая высказанное мнение чрезвычайно важным, уже в середине доклада Дзержинский вернулся к нему — говоря о химических удобрениях.

«За границей, — растолковывал он, — где на десятину расходование минеральных удобрений доходит до 30 пудов (4,8 центнера. — Ю.Ж.), урожайность превышает в три, в четыре раза нашу. Так например, средний урожай пшеницы с десятины в Бельгии — 165 пудов, в Германии — 140 пудов, а в России — 50 пудов… Применение удобрений для культуры хлопка с расходом в 20 рублей даёт приращение хлопка на 120 рублей».

Руководитель ВСНХ при этом честно признал, что «основным препятствием для развития минеральных удобрений была дороговизна выработки их у нас». Но тут же выразил твёрдую уверенность, что «работа нашего института по минеральным удобрениям профессора Брицкера даёт сейчас надежду на то, что у нас, возможно, будут очень дешёвым методом» из бедных фосфатов получать дешёвые удобрения.

Столь же откровенно говорил Дзержинский и о других задачах, стоящих перед промышленностью, для значительного изменения положения в сельском хозяйстве. О том, что «те тысяча с лишним тракторов, которые будут выпущены нашим “Красным путиловцем”, Коломенским заводом, Харьковским и другими, будут стоить дорого. Но эта дороговизна первой и второй, а может быть, и пятой тысячи обеспечит нам возможность шестую, седьмую, восьмую и дальнейшие тысячи производить по доступной цене». Признал Дзержинский и иное. Что заводы Украинского треста сельскохозяйственных машин «работают с нагрузкой больше довоенной на 8% и всё же мы не в состоянии удовлетворить потребность деревни», вынуждая покупать за границей сельхозмашин более чем на 17,5 млн. рублей.