Предания старины глубокой - Миясат Шурпаева

Однажды, проснувшись утром, я не нашел своего котелка для супа, его у меня украли. Это грозило гибелью. Ибо ничего другого, чтобы налить пищу, у меня не было. А если котелка нет и еду не давали.

Утром я съел кусок хлеба, что оставил с вечера, обычно нам утром еду не давали, и пошел на работу. К обеду принесли суп и стали раздавать. Суп, конечно, был не суп в прямом смысле, так две-три семечки и чуточку зелени в кипяченой воде. Все идут туда, где раздают суп, а я с голоду умираю. Пошел я тоже за супом, и когда дошла до меня очередь, протянул свою шапку, вот мол налейте сюда. Налили. Положил под шапку руки и бегу назад быстро, чтобы суп не весь вытек. А кушать не разрешалось ближе, чем на расстоянии трехсот шагов от того места, где раздавали. Если кто и начнет есть, не пройдя положенного расстояния, его тут же расстреливали. А я бегу и думаю, вот бы направить в рот себе эти капли, что падали вниз, но, зная, что застрелят меня, бегу. Наконец-то, добрался до положенной черты, съел два-три глотка, что остались в шапке, и еще на дне оказалось несколько семечек, это тогда было большое богатство.

Вечером мои друзья нашли где-то котелок и принесли мне. В лагере ежедневно умирало много людей, котелки умерших давали вновь прибывшим, так видимо и мне достался новый котелок.

До полночи беседовали собравшиеся земляки и позабыли, что рано утром надо на работу. Бедные, они все считали, что нынче находятся в раю, по сравнению с тем, что было в концлагере.

Прошло несколько дней, Абуталиб стал просить Мукминат, чтобы она осталась с ним здесь еще на несколько месяцев, говорил скоро наступит весна и кругом будет много съедобной зелени, да и ей можно будет ездить на базар в Ленинабад, она же не в заключении, как он. Мукминат была согласна остаться с ним, даже работать с ним вместе в рудниках, но отец стал собираться в обратный путь. Мукминат сказала отцу, что решила остаться еще на некоторое время.

– Нет, нет, что ты говоришь?! Я раньше сам даже думал оставить тебя здесь. А как увидел эти условия, понял, что здесь невозможно жить. Ты собираешься заставить его делить с тобой эти восемьсот граммов хлеба, что ему выделяют в сутки? Как же он будет работать под землей? А другой еды здесь негде взять. В этом проклятом месте ты найдешь себе могилу, твердил отец.

– Я тоже буду работать, мне тоже будут давать хлеб, если они, такие больные и худые мужчины, переносят эти условия, почему я не смогу перенести? – настаивала на своем Мукминат.

Абуталиб тоже стал просить Эфенди, чтобы он разрешил Мукминат остаться с ним. Он надеялся, что скоро его вовсе освободят, и они вместе приедут домой. Эфенди же не сказал ни да, ни нет и стал молча собираться домой и, уезжая, сказал дочери: “Раз ты меня не слушаешь, не надейся больше и на мою помощь.”

Уехал Эфенди обратно очень недовольный и расстроенный. Мукминат осталась с Абуталибом. А его товарищи взялись построить им комнату побольше. Газимагомед смастерил ей кастрюли, тарелки и даже половник. Все радовались, что наконец-то появился человек, которого можно будет посылать на базар и купить им что-нибудь. Когда же узнали, как красиво поет Мукминат, это стало для них величайшей радостью. Они столько лет не слышали родной музыки, родных песен!

Теперь почти каждый вечер Мукминат пела им, и они чувствовали себя счастливее тех, кто сидит в настоящих театрах, и слушает хорошие концерты. Они говорили: “Наша карашинка рождена, чтобы восславить всех лакских женщин”.

Наступила весна, Мукминат стала ходить в горы и собирать зелень. Все дагестанцы приносили ей муку, у кого, сколько было, чтобы она приготовила курзе. Мукминат готовила их очень хорошо, всё ели с удовольствием, считали, что эта еда для них – путь к исцелению.

Однажды вернувшись с гор, куда она ходила собирать траву, Мукминат обнаружила, что их обокрали. Украдено было все подчистую. Осталось, только то, что было на ней одето. Мукминат в это время ждала ребенка. Кинулись на поиски и обнаружили, что какая-то женщина, приехавшая туда работать месяца два тому назад, набрала два мешка вещей и удрала на машине с рудой. Искать ее поехали в Ленинабад, но она бесследно исчезла.

Муминат очень переживала, нет для будущей крохи ни пеленки, ни распашонки, ни одеяла – все приготовленное – украдено.

Когда мужчины рассказали Абуталибу, возвращающемуся с работы о случившемся, расстроился не столько тем, что их обокрали, сколько опасался переживаний Мукминат. Бегом побежал домой и застал Мукминат в слезах.

– Ты что с ума сходишь? Зачем из-за тряпок плачешь? Подумай, какой ты наносишь этим вред нашему ребенку. Если вор сделал тебе во вред на рубль, ты сама себе сделаешь на тысячу. Опомнись! – успокаивал ее Абуталиб. Тотчас же пришли лакские мужчины и принесли талоны, которые им дали на одежду.

– Эти талоны сейчас нам не очень нужны, купите все, что необходимо вам, мы готовы отдать последнее, лишь бы Мукминат не расстраивалась, лишь бы она, как прежде улыбалась нам, – успокаивали земляки, стали вспоминать о гораздо больших неприятностях, что приходится переносить людям. Когда гости разошлись, Абуталиб сказал:

– Наше счастье я держу в руках, как горящую свечу, боюсь, как бы случайное дуновение не потушило ее… Ах, негодяйка, воровка, которая осмелилась дунуть на мою свечу, попадись ты мне когда-нибудь!

Мукминат вспоминает, эти слова, сказанные Абуталибом самому себе, словно разбудили ее ото сна. Стала ругать сама себя за слезы. С тех пор она старалась скрывать все неприятности, чтобы его, не расстраивать. Потом оказывалось, и он от нее скрывал неприятность.

– Вот так душа моя заставляла меня шагать по жизни, пряча все плохое за спиной, перенося на своих плечах и преподнося на ладонях все хорошее, приятное. Встречаю я теперь молодых, что выдумывают всякие причины для ссоры: этого нет, того не хватает, делают бурю в стакане воды. А я им говорю, все у вас есть, нет только любви и жалости друг к другу. Истинная правда, когда между мужем и женой есть любовь и согласие, все и хватает и во всем везет.

Как-то беременная Мукминат спросила Абуталиба, кого бы он хотел, сына или дочь? Он ответил: “Какая разница, что бог даст, то и будет. Вообще-то на этот раз хотел бы сына, чтобы дать имя Магомеда”.

Родился сын и Абуталиб так сильно радовался, что Мукминат даже перепугалась, нельзя так сильно радоваться. Он любовался ребенком, что солнышком ясным, лелеял его на руках, боялся уронить, боялся, что его могут украсть, и с работы летел домой, быстрее хотелось увидеть своего малыша. Но вскоре ребенок заболел. Абуталиб бегал, искал врача или кого-нибудь, кто мог помочь малышу… Но так и не смогли найти медработника, чтобы обследовать ребенка. Первенец их умер.