Молотов. Полудержавный властелин - Феликс Чуев

— Ну, знаете, абсурд! Сталин же там был. Все это было по его инициативе, по сути дела.

— «Ворошилова и Жданова назвал саботажниками соглашения с англо-французской миссией…»

— Ну, неправильно.

— «На возражение, что все это делалось ведь по прямому предложению лично Сталина, Сталин с несвойственной ему горячностью вскочил с места, обложил всех матом и исчез в один из своих тайников…»

— Ну, ну.

— Приводит слова Хрущева: «Я знаю, каким героем он был. Я видел его, когда он был парализован от страха перед Гитлером, как кролик, загипнотизированный удавом».

— Ну конечно, он переживал, но на кролика не похож, конечно. Дня два-три он не показывался, на даче находился. Он переживал, безусловно, был немножко подавлен. Но всем было очень трудно, а ему особенно.

— Якобы был у него Берия, и Сталин сказал: «Все потеряно, я сдаюсь».

— Не так. Трудно сказать, двадцать второго или двадцать третьего это было, такое время, когда сливался один день с другим. «Я сдаюсь» — таких слов я не слышал. И считаю их маловероятными.

— Авторханов пишет о Евгении Аллилуевой, тетке Светланы, которая пришла к Сталину в августе 1941 года и была поражена его паническим настроением.

— Нет, тогда он уже оправился. Когда он стал министром военным? Тридцатого июня?

— «Формально Верховным был Сталин, фактически — его замы, по армии — Жуков, по войскам НКВД — Берия». Ну как?

— Так нельзя сказать.

— «Политически ставка находилась в руках Берии и Маленкова».

— По-моему, так тоже нельзя сказать.

— Он пишет об интригах Жданова против Маленкова и Жукова, о том, что Жуков был протеже Маленкова…

— В какой-то мере Маленков поддерживал его. Сказать, что протеже, не подходит, по-моему.

— «Жданова поддерживали Молотов, Каганович, Ворошилов, Андреев — обиженные члены Политбюро».

— Нет, тогда мы не были обиженными.

— Далее он пишет, что после войны Сталин возвышает Жданова, поднимает Вознесенского и Кузнецова. Кузнецов стал Секретарем ЦК, куратором ГБ и начал чистить органы от бериевцев. Берия решил вернуть сосланного в Туркестан Маленкова и съесть Жданова. Заваривается «ленинградское дело».

— Видимо, Маленков был в Туркестане, но я совершенно не помню. Недолго, наверно.

— После этого Жданов ложится в больницу и умирает, а остальных арестовали… Болгары и югославы, по предложению Димитрова, затеяли Балканскую федерацию. Было такое?

— Было, но не ясно, какую тут роль сыграл Димитров.

— Сталин в феврале 1948 года сказал Димитрову: «Вы не посоветовались с нами? Болтаете, как бабы на перекрестке, что вам придет в голову!» А Димитров посоветовал югославам оставаться твердыми в споре с Москвой.

— Тоже маловероятно.

— Димитров из поездки в Москву не вернулся.

— Все это так, будто сплошные бандиты сидели в Политбюро!

— Авторханов считает, что Берия и Маленков оторвали вас от Сталина.

— У меня не было такого мнения.

— Они представили вашу группу — Молотов, Ворошилов, Каганович, Микоян, Андреев — как орудие сионистского заговора. К тому же вы могли быть и англоамериканским шпионом.

— Вполне. Для разнообразия, — подмечает Молотов.

— «Сталин дошел до того, что даже по-собачьи преданного ему Ворошилова объявил английским шпионом и поставил на его квартире тайный микрофон».

— Это могло быть. Но не обвинял его.

Сплошь аморальные личности — так получается по этой книжке. На все идут, только бы… — усмехается Молотов.

Читаю дальше:

— «Сталин никого не убивал из любви к убийству. Не был он и садистом, и еще меньше параноиком… На XIX съезде Сталин оказался в полной изоляции от остальных членов Политбюро. Сталин отвел шесть членов Политбюро, однако на пленуме их избрали, — первое историческое поражение Сталина». Было такое?

— Не было этого.

— И еще одна деталь. Он пишет, что 17 февраля 1953 года Сталин принял посла Индии К. Менона. Рисовал на листках блокнота волков: «Крестьяне поступают мудро, убивая бешеных волков!» Вроде бы он имел в виду некоторых членов Политбюро.

— Рисовал для забавы, — ответил Молотов.

13.01.1984

Бажанов

— В журнале «Континент» появилась статья бывшего секретаря Сталина в двадцатые годы Бажанова. Кто он?

— Большой жулик, — отвечает Молотов. — Я его помню. Красивый мальчик такой. Он сбежал в Иран. Я все удивлялся, как он к Сталину попал.

— Ему сейчас семьдесят шесть лет, он написал мемуары, — говорит Шота Иванович. — Пишет, что у Сталина был в столе телефон для подслушивания.

— Маловероятно, — говорит Молотов. — Времени не хватит. Ведь это столько времени надо подслушивать. Выбирать интересные разговоры. Технически невозможно. И то, что телефон стоял у Сталина в столе, — я этого не видел.

…Четыре года Бажанов был у Сталина. Вероятно, был агентом. На десятых ролях был. Только в конце приблизился к Сталину.

Но в двадцатые годы мы на это внимания не обращали. Ходили в ЦК пешком…

04.11.1976

«Троица»

В своих рассказах Молотов не раз возвращался к «троице» — Берии, Маленкову и Хрущеву.

На вопрос, почему после Сталина во главе ЦК стал все-таки Хрущев, он ответил, что тот дружил с Берией и Маленковым.

— Но тут Берия просчитался, — говорит Молотов. — Он решил действовать за спиной Маленкова, а сам не взял себе должность Предсовмина, потому что у него не было такого авторитета.

А Хрущев не дурак. Он сумел сколотить свой ЦК.

22.04.1970

— Что объединило этих трех людей — Маленкова, Берию и Хрущева?

— Ну, они шли за Сталиным, конечно, — это их объединяло. Тройка. Настоящей, преданной связи, по-моему, у них все-таки не было. А так, дружба, приятельство в какой-то мере…

19.04.1983

Молотов рассказал, что в 1953 году, после смерти Сталина, его вернули в Министерство иностранных дел. Пришлось обсуждать германский вопрос, какую политику проводить. Молотов, как член Политбюро, курировал ГДР.

— После Сталина пытались сломать нашу политику. Берия был активным человеком по отношению к Германии, — говорит Молотов. — Тут он показал себя не совсем хорошо. У нас легких моментов не бывает, и вот в 1953 году стали приходить сообщения, что в ГДР не совсем спокойное положение. Я — в Министерство иностранных дел, вызвал на воскресенье к себе Громыко. Тогда у меня два было заместителя — Громыко и Кузнецов Василий, который сейчас в Президиуме Верховного Совета. Я вызвал Громыко, как более опытного в делах. Мы с ним обсудили вопрос, выработали предложения вместе, письменно; смысл такой, что в ГДР делать. Тогда там был Ульбрихт, он преданный коммунист, сознательный товарищ, но немного прямолинейный, гибкости у него не хватало, и получалось так, что начали говорить громким голосом о социализме в ГДР, а собственно, ничего не подготовлено для этого.

Мы внесли проект от МИДа, что Ульбрихт и другие руководители, ну, не называли Ульбрихта, а руководство Германской социалистической партии, проводят форсированную политику наступления на капиталистический элемент, что неправильно, не надо проводить форсированной политики против капиталистов, надо более осторожно себя вести.

Как Бухарин в свое время писал: «Форсировать наступление на кулака!» Сталин: «Что, форсировать хочешь?» — «Да, надо форсировать». — «А ну давайте так и запишем: форсировать!» А мы были более осторожны, мы слово «форсировать» не употребляли. А Бухарин высунулся, решил, что фразой этой отделается, а записали. Он за то, чтобы форсировать, а ослабить — это противоположная политика…

И вот мы в своем мидовском проекте записали: «Не проводить форсированную политику строительства социализма в ГДР». А Берия предложил выбросить слово «форсированный». Мы-то предлагали не форсировать, а он предложил слово «форсированный» вычеркнуть, и тогда получалось: «не проводить политику строительства социализма в ГДР». «Почему так?» А он отвечает: «Потому что нам нужна только мирная Германия, а будет там социализм или не будет, нам все равно».

Смысл нашего проекта заключался в том, чтобы дать указание Компартии ГДР курс держать на социализм, но не торопиться, не отрываться от действительного положения, потому что для этого было мало сделано. Внесли это предложение в Политбюро, там было более подробно все расписано. В Политбюро начались разногласия. Берия, тогда начинавший играть активную роль, выступил с такой установкой: ну что в ГДР делать социализму, была бы она мирной страной… Этого нам достаточно. Какая, неважно.

Я выступил с новым заявлением, что я считаю очень важным, по какому пути пойдет ГДР, что в самом центре Европы наиболее развитая капиталистическая страна, хотя это и неполная Германия, но от нее много зависит, поэтому надо взять твердую линию для построения социализма, но не торопиться с этим. Когда уверенно можно сделать тот или иной шаг — ускорить.