Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. Том 12 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начальство лагеря, со своей стороны, ровно ничего не предпринимало к успокоению казаков и к правильному освещению жизни на Лемносе. Жизнь на материке, близость Константинополя, куда много и часто они ездили, постоянно свежие газеты и разные известия, наконец – события в Совдепии и возможность нового открытия военных действий, как многим из них казалось, а с другой стороны, отсутствие даже самых общих сведений о Лемносе – все это заставляло начальников поддерживать создавшееся настроение казаков.
Были и другие причины. Здесь, на материке, будучи одним целым, казаки представляли собой известную силу, способную в крайности и на активные действия, с чем французы не могли не считаться. На Лемносе, в водяной темнице, французы могли голодом поработить казаков, простым сокращением пайка заставить казаков слепо повиноваться им и сделать с ними что угодно.
А некоторые начальники прямо-таки будировали казачью массу, подстрекая ее к прямому неподчинению не только распоряжениям французов, но и своего командования, обещали казакам «прорваться» куда-то, вывести их в Грецию, Болгарию или другие обетованные страны, обещали, наконец, идти с ними «в Россию», даже восстанавливали казаков против высшего командования и призывали их к вооруженному сопротивлению французам, что и привело к описанному ниже печальному событию. Об этом было произведено подробное расследование; в задачу настоящего очерка не входит описание данных этого расследования; можно сказать лишь, что виновные были установлены и наказаны.
Приказ по корпусу от 10 января, где указывалось брать с собою все, что только можно было, до строительных материалов включительно, как бы подтверждал опасения казаков, что на острове «ничего нет». В приказе по корпусу от 11 января говорилось: сего числа мною получена следующая телеграмма из Константинополя от начальника штаба Главнокомандующего генерала от кавалерии Шатилова от 1 часа 2 января: «Командиру Донского корпуса. Ввиду получения из Парижа уведомления, что французская палата вотировала закон о предоставлении французскому правительству ста миллионов франков на содержание крымских беженцев, Главнокомандующий приказал Вам начать перевозку, по соглашению с французским командованием, Донского корпуса на остров Лемнос. Приказываю начать погрузку эшелонов в порядке, указанном в приказе от 10 января № 8… Объявить казакам, что Главнокомандующий генерал Врангель отказался отдать приказ о перевозке корпуса на Лемнос, пока французское правительство не утвердит закон и не отпустит деньги на довольствие армии. С утверждением этого закона опасения о невозможности существования на Лемносе отпали, почему и отдан приказ о перевозке Донского корпуса на Лемнос».
Но и этот приказ не успокоил казаков, чему немало способствовало, как сказано выше, будирование некоторыми начальниками казачьей массы. Этим приказом как бы оправдывались опасения казаков, что французы на Лемносе бросят их кормить. И они волновались, собирались кучками, обсуждали, толковали, спорили. Наконец было решено – на Лемнос не поедут, что бы там ни было.
Вечером 11-го у командира корпуса было совещание, на котором присутствовали все начальники частей и член Войскового Круга Гнилорыбов165. Обсуждался все тот же вопрос – о поездке на Лемнос. Между прочим, на совещании было уже известно о поведении некоторых начальников частей, решившихся отказаться от поездки и в этом направлении подготовлявших казаков. На совещании было решено на Лемнос ехать и было предложено начальникам частей повлиять на казаков и удержать их от необдуманных выступлений.
Утром 12-го началась погрузка. Без особый трений погрузился штаб 1-й дивизии. Началась погрузка частей. Настроение было в высшей степени нервное. Выбитое раньше из обычной колеи, течение лагерной жизни теперь оборвалось совсем. Забыты были обыденные занятия, варка пищи, доставка дров и тому подобное. Даже дележка продуктов прошла как-то незаметно, наспех. Казаки высыпали из землянок, бараков и собирались кучками, в отчаянной решимости готовые на все.
Тут же то там, то здесь во множестве были расставлены французские патрули чернокожих в полной боевой готовности. И казаки, и чернокожие, зараженные общим настроением, злобно и выжидательно смотрели друг на друга. Все ждали чего-то рокового, необычайного, пожалуй, даже чуда, которое сразу разрешит все. Пойдут или не пойдут казаки, подчинятся или не подчинятся требованиям французов, быть может, французы в последнюю минуту изменят свое решение везти казаков на Лемнос – вот что грозным вопросом носилось в воздухе. Напряжение достигло высшей точки и каждую секунду готово было вылиться во что угодно.
Но вот оно разрядилось. Согнувшись под тяжестью чувалов с разным скарбом, с опущенной головой, ни на кого не глядя, один за другим пошли казаки Терско-Астраханского полка. За ними потянулись и донцы, платовцы. «Изменники, изменники», – послышалось со всех сторон. Казаков провожали криками, бранью, ругательствами, угрозами. Впрочем, активных действий не было. Осыпаемые оскорблениями, погрузились лейб-казаки и атаманцы, погрузились назаровцы. В погрузке наступил перерыв.
Оставшиеся твердо решили на Лемнос не ехать, а если французы будут силой заставлять грузиться – защищаться с оружием в руках. А оружие у казаков было. Винтовки, пулеметы, были и патроны.
Еще раньше калединцы, соответствующе подготовленные командиром своего полка, заявили, что на Лемнос они не поедут, а «если французы попробуют оружием заставить грузиться, то из этого ничего не выйдет, потому что оружия и у нас достаточно!».
Часть казаков л.-гв. Сводно-казачьего полка отказалась подчиниться требованиям французов ехать на Лемнос. Вечером того же 12 января по настойчивой просьбе начальника Донской дивизии генерала Калинина166 отряд французов окружил занимаемый ими барак с целью отделить и оградить молодых казаков Гвардейских полков от влияния и воздействия казаков других частей, не желавших грузиться. На крики лейб-казаков в каких-нибудь несколько минут сбежался весь лагерь и тесным враждебным кольцом окружил французов.
Первые несколько минут обе стороны молча как бы рассматривали друг друга,
