Неисторический материализм, или ананасы для врага народа - Елена Антонова

Может быть, новому Первому было бы немного легче, если бы он знал, что председатель КГБ сам получил головомойку от московского руководства.

У обоих крепла уверенность, что к этим событиям причастен гражданин Бахметьев. Который во время самих этих возмутительных происшествий, как удалось установить, сидел в своей деревне и как ни в чем не бывало строил дачу.

На следующий день Первый лично сидел перед микрофоном в маленькой радиорубке городской радиостанции и призывал средневолжцев добровольно приносить журналы в проходную здания КГБ. Листовки с этим же призывом были расклеены ночью.

Когда он вернулся в свой рабочий кабинет, зазвонил телефон. Пожелавший остаться неизвестным гражданин сообщил, что на боковой стене здания городской милиции наклеен огромный плакат, сообщающий, что сигареты «Marlboro» – для настоящих мужчин.

Первый застонал, положил трубку и вызвал к себе всех помощников на сверхсрочное, суперэкстренное совещание.

С тех пор совещания в его кабинете проводились каждый день. И все до одного были сверхсрочные и суперэкстренные.

XXXI

Лето клонилось к закату. Дом – гордость Сосновки, предмет ее зависти, ненависти и благоговения (это был очень сложный состав, психологам на радость) – победно возвышался над деревней. О его убранстве и отделке ходили местные легенды.

Сам Барсов снизошел до того, чтобы прибыть туда на денек на шашлыки. На следующий день местные жители судачили о том, сколько было выпито и съедено, какие непотребные шорты, бесстыдно оголяющие попу, были на двух девицах. О том, что было надето на верхней части их тел, и говорить не стоило, – не было на них ничего, заслуживающего упоминания. То ли нижнее белье, то ли купальники – тьфу, бесстыдство сплошное.

Во дворе, среди великолепных старых яблонь, оставшихся от прежних хозяев, был сложен самый настоящий фонтан. Сначала аборигены презрительно фыркали, когда Сергей с прорабом прикатили на тачке огромные камни с ручья. Взрослые, мол, люди, а занимаются таким баловством, что и сказать стыдно. Потом эти камни были сложены в небольшую горку. А в поздние августовские сумерки над этой горкой вдруг вспыхнули разноцветные огоньки и зажурчала вода. Это был настоящий фонтан! Из таких же камней был сложен мангал.

– И как поют жалобно, страсть! – вздыхали жители Сосновки, слушая, как Сергей с Марининым отцом распевают на два голоса песни Визбора и Митяева. При этом они ожесточенно спорили, как их надо правильно петь.

– Во времена моей молодости, – доказывал Григорий Вульфович, – эту ноту пели не так.

– Да не было этой песни во времена вашей молодости, Григорий Вульфович, – доказывал Сергей. – Анатолий Васильевич, скажите ему.

Анатолий Васильевич молча улыбался и смотрел на чистую спокойную реку, которая бежала среди лугов. Стояла тишина. Лишь в некоторых дворах стучали молотки – это бывшие рабочие тратили заработанные деньги, благоустраивая свои дома.

Марина сидела рядом с Сергеем, слушала, как он поет, и была абсолютно счастлива.

Катюша тоже была довольна, – она только что искупалась в реке и совсем не ревновала Сергея к Марине. Какой смысл ревновать, если через пару месяцев Марина останется здесь, а Катюша и Сергей… на этом мысль заканчивалась. Она очень смутно представляла себе, какой будет их жизнь после завершения эксперимента.

Марина осталась на даче погостить, у нее были каникулы. Григорий Вульфович, пожив у Сергея пару дней и полюбовавшись домом, отправился в город, разносить сплетни среди соседей.

Марина, считая Катюшу сестрой Сергея, искренне к ней привязалась. Она восхищалась, с каким вкусом она выбрала кафель для ванной, занавески и скатерти. Ее особое восхищение вызывала фигурка неопределенного зверя на липучке, которую Катюша прилепила к компьютеру.

А еще она полюбила плескаться в ванной, – для подогрева воды не надо было тратить дрова. О цене на электричество в советское время говорить не приходилось – электроэнергия текла почти даром.

В Сосновке о доме ходили легенды. Просвещенный Петька не отлипал от забора и обо всем докладывал Потаповне.

– Там тетки прям с утра на крыльцо с мокрыми волосами вышли. И все распаренные, будто из бани. У них, бабушка, видать, баня – внутри.

– Будет ерунду болтать! – сурово говорила бабка. – Баня внутри! Выдумал тоже.

– Точно – внутри, – возбужденно говорил Петька. – Во дворе только беседка…

При упоминании беседки Потаповна надолго разражалась монологом о том, что люди хозяйственные не будут переводить доски на беседку, потому что людям серьезным некогда в беседках сидеть и чаи гонять. Беседка – это воплощение праздности и лени, падения нравов, развращенности духа и признак близости конца света. В любом случае, людям, которые просиживают вечерами в беседке, не приходится ждать от жизни ничего хорошего.

– Бабка, слышишь? – теребил ее наблюдательный Петька. – У них во дворе и туалета нету.

– Как это нету? – пугалась Потаповна. – А где же они, прости господи, это самое-то – не в доме же?

Петька пожимал плечами.

Однажды он принес совершенно сногсшибательную новость. Во дворе появился огромный стол с сеткой посередине.

– Такой большой и зеленый, – захлебывался Петька. – Под яблонями стоит. И они там белый мячик дощечками гоняют. Круглыми такими.

– Это называется ракетки! – снисходительно объяснил сосновский почтальон Захар Васильевич, который зашел к Потаповне на чаек. – В настольный теннис они играют, темнота деревенская! Я сам когда-то играл.

Он целый год прожил в городе, поэтому сосновцы считали, что он имеет право обзываться деревенщиной.

Они втроем бросились к дому и прилипли к забору, который предусмотрительно был сделан из фигурного кирпича, чтобы всем все было видно. Во дворе хозяин дома действительно азартно сражался в теннис с каким-то дядькой, которого он называл Андрюхой.

– Получил? – радовался он, когда мячик покатился к яблоне.

Андрей, пыхтя, наклонился за мячиком.

– Сейчас я тебя разделаю, – пообещал он, – как Бог черепаху! Я просто случайно…

– Конечно, – издевался Сергей. – Куда мне до тебя. Я все никак не научусь тебе на ракетку попадать!

Андрей поднял с земли теннисный шарик и встретился с горящим взглядом человека по ту сторону забора. Он смотрел сквозь отверстие в кирпиче, как будто страстно хотел испепелить взглядом разделяющий их забор. Однако входить в контакт было рано, и Андрей отвернулся.

Однажды утром по селу прокатилась новость: «Эти-из-Дома» только что пронесли к реке лодку. Причем несла лодку на плече одна девица, весьма хрупкая на вид. И лодка была резиновая!

Это было возмутительно. В Сосновке многие кормились рыбалкой, но управляться с лодкой всегда считалось делом мужским и непростым. А тут с ней легко справлялась несерьезного вида девица, которую соплей перешибешь! Мужики обиделись и припустили на реку.

Катюша бросила – именно бросила – лодку на берег и легко стащила ее на воду. Потом выгребла на середину реки, разделась, оставшись в двух узких полосках материи, и улеглась загорать. И все. Больше никаких действий не происходило.

Гадая, почему для загара понадобилась лодка и почему девице не загоралось в своем собственном дворе, сельчане уселись на берегу. Лодку легонько несло течением.

 – От дура, – удивлялись все.

Река в Сосновке впадала в Волгу в десяти километрах от села, и сосновцы стали гадать – проснется девица до того, как лодку вынесет в Волгу, или после.

Катюша делала вид, что дремала, а на самом деле прислушивалась, крикнет ей кто-нибудь, чтобы предупредить об опасности, или нет. Но люди на берегу только переговаривались между собой и никакой заботы об уносимой течением Кате проявлять не собирались. Звуки по воде разносились далеко, и Кате показалось, что, когда лодка скрывалась за поворотом, до нее донеслось злорадное хихиканье. Катя вздохнула и села за весла. За поворотом ее ждал на берегу Сергей с машиной.

– Какие они черствые! – возмущенно сказала Катюша, подгребая к берегу. – Никто даже не предупредил, что меня уносит.

– Хорошо еще, что не утопили, – примирительно сказал Сергей. – Мы же для них – трутни, бездельники. Оскорбляем их одним только фактом своего существования. Нормальная человеческая реакция трудового люда на богачей и бездельников.

Они поставили лодку на багажник машины и поехали к дому. Марина хотела к их приезду пожарить грибы, которые они собрали накануне. Она с удовольствием готовила на их кухне, где из раковины текла горячая вода, плита зажигалась без спичек и все было так нарядно и удивительно.

В это время Петька замышлял грабеж среди бела дня. Яблоки, которые росли в его собственном саду, были ничуть не хуже. Просто в этот сад давно пора было забраться. Чтобы он не воображал себя таким уж неприкосновенным. К бывшим хозяевам снесенного дома Петька лазил неоднократно и считал это своим неотъемлемым правом. Новый дом, хотя он сам себе в этом не признавался, его несколько пугал. Психотерапевтов в деревне Сосновка не было. Поэтому некому было Петьке подсказать, что лучший способ бороться со страхом – это идти ему навстречу. Пришлось Петьке самому до этого додуматься. И, заметив, что от дома отъехала машина, он понял: пора. Справедливо рассудив, что раз хозяева поехали на машине, то они направились далеко и надолго, Петька пробрался к заднему забору и отважно залез в сад. Почувствовал он там себя крайне неуютно, потому что во дворе сада как такового не было, а значит, не было и кустов, в которых он мог бы спрятаться при опасности. Но яблоки из чувства долга рвал и клал себе за пазуху.