Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll"

— А ты?

— Так получилось, — ответила бегло и нехотя, взглянув на Фрею лишь краем глаза. — Ты видела, кто это был? Почему они вообще напали на тебя и ту женщину?

— Не знаю.

Фрея отвернулась к окну, за которым проносился город. Рейчел ехала быстро, пожалуй, даже слишком. Брусчатая дорога не была ровной, поэтому они то и дело, что попрыгивали на месте. Оказавшись рядом с больницей, резко остановились, из-за чего Фрея ухватилась обеими руками о сиденье, избежав удара о лобовое стекло.

— Можешь ничего не рассказывать Алиссе? — тихо спросила Фрея, когда гудение мотора больше не резало слух. Снаружи продолжал завывать холодный ветер, оглушающий своим свистом, что был им нипочем в замкнутом пространстве салона автомобиля. — Я вряд ли смогу скоро вернуться.

— Думаешь, я оставлю тебя здесь одну? — фыркнула Рейчел. — Я никуда не уйду, пока всё не закончиться. Не хочу тебя огорчать, но скорее всего тебе сделают операцию.

— Очевидно, — Фрея нахмурилась, ощутив в теле неприятную дрожь от одной мысли об этом. — Прежде чем мы выйдем отсюда и притворимся, что всё в порядке, хочу сказать, что мне жаль, — она посмотрела на Рейчел стеклянными глазами. Дурацкие слезы снова душили горло. — Я не хотела обижать твои чувства.

— Я знаю, — ответила Рейчел после короткой выдержанной паузы, что, казалось, длилась вечность. — Я поняла, что более были задеты не мои чувства, а гордость. Я вела себя глупо, но иначе не могла, — она опустила глаза вниз, поджав губы, будто подыскивала другие слова, которыми намерена была поставить точку. — Джеймс никогда никому не будет принадлежать на самом деле, ты ведь и сама об этом знаешь. С ним всё временно. К тому же… — она подняла на Фрею взгляд, полный колючей заботы, что стала комом поперек горла. — К тому же нам нужно спешить, — Рейчел вдруг засуетилась.

Фрее должно было стать спокойнее от того, как между ними всё относительно просто разрешилось, но оставалась ощутимая недосказанность. Было что-то неправильное в её «к тому же», прервавшимся другой мыслью. И вместо беспокойства за себя, Фрея не могла перестать думать о том, что Рейчел намеревалась сказать, но так и не сказала, оставив её в замешательстве.

Глава 21

Фрея не была уверена, как объяснит Алиссе залегшие под глазами синяки и огромную повязку на носе, что стал немного ровнее и совершеннее. Этому мешал прежде всего затуманенный обезболивающими рассудок, запутавшейся среди мириады мыслей, от которых голова разрывалась на части. Она не могла придумать ни единого вразумительного оправдания ни своему внезапному исчезновению, ни состоянию, что оставляло желать лучшего, поэтому Рейчел взяла оправдания на себя.

Прежде всего, она позвонила Алиссе из больницы, связавшись с единственным в общежитие телефоном, чтобы сообщить, что встретилась с Фреей на улице, где по дороге домой та из неосторожности ударилась о фонарный столб, сломав при этом нос. Вряд ли Алисса могла поверить в подобную глупость, но это было лучше, чем ничего. В любом случае Фрея сама не могла придумать истории ни лучше, ни худше.

Она вернулась домой на следующий день. Алисса тут же набросилась на неё с вопросами, на большую часть которых отвечала Рейчел, питая чувство собственной важности. Отчасти Фрея была ей благодарна, но отчасти ей было стыдно перед Алиссой, которой она не могла признаться в правде.

Стоило бы лишь упомянуть имя Реймонда, как девушка не преминула бы рассказать обо всем Джеймсу или хуже того сама бы взялась за решение проблемы, в которую Фрея не хотела вмешивать никого другого. Парень был не так прост, как казалось сначала. Слова обращались в действия, и ей меньше всего хотелось, чтобы те были совершенны против близких ей людей. Переживать за себя было слабостью, которой девушка не поддавалась, думая исключительно о том, как бы всё не обернулось против близких. Реймонд не имел ничего против Алиссы или Джеймса, поэтому просить их помощи было равнозначно тому, что подвергать их опасности, на что Фрея ни за что не решилась бы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты ведь не надеялась, что я поверю в это? — шепотом спросила Алисса, когда они оказались в постелях. Фрея отвернулась к подруге спиной, притворившись уснувшей. — Я знаю, что ты меня слышишь, — произнесла девушка, прежде чем отвернулась к стене с тяжелым вздохом. — Ты слишком самонадеянна и наивна, если думаешь, что этим всё обойдется.

Фрея чувствовала посреди горла застрявший комок. Она закрыла рот обеими руками, чтобы не вырвалось ни единого случайного вздоха, когда по щекам потекли теплые соленые слезы. Ей было стыдно, но в то же время жутко. Игры Реймонда были нечестно жестокими. Она могла быть на месте той женщины. Он обещал, что так непременно будет. Его глаза сияли злостью, искорки которой обжигали кожу, оставляя на той едва заметные следы, что, тем не менее, обрели форму её ногтей, впившихся крепко в мягкую плоть. И она злила его, намеренно и даже с неким упоением, выпуская желчь, спрятанную в терпеливом молчании на протяжении всех тех дней. Теперь боль, отдававшая в носу, была унизительно жалкой. Даже если Реймонд не одержал над ней победу, то и Фрея этого не сделала.

Мысли о Джеймсе отошли на второй план, как и беспокойство о недосказанности Рейчел, когда на следующий день к ней пришел офицер полиции. Убийство женщины было прецедентом, стоящим заметки в местной газете. Ожидаемо, новость быстро разлетелась по городу. Расследования нельзя было избежать.

Благо тому, что Алиссы не было в комнате, и она уговорила мужчину побеседовать в другом месте, где вряд ли был шанс пересечься с подругой, от которой вряд ли был смысл держать всё в тайне. Тем не менее, она могла нависнуть над Фреей и, в конце концов, сломить её, вынудив рассказать всю правду, начинающуюся с самой первой встречи с парнем. То, что для Фреи было терпимым, было невыносимым для Алиссы. Они были слишком разными, что по большей мере укрепляло их дружбу, но не теперь.

Фрея не смогла назвать офицеру имени Реймонда, будто то застряло костью поперек горла. Рассказала о том, как шла по улице и вдруг услышала женский оборванный крик, заметила издали группу парней, но не смогла рассмотреть ни одного. Её заметили, один из них подбежал к ней и начал бить. В глаза светил фонарь, чтобы она сумела, как следует рассмотреть лицо. К тому же всё произошло слишком быстро. Фрея могла хотя бы описать Реймонда, но описала лишь его одежду, упомянув лишь о том, что у него были светлые волосы. Более, по словам девушки, ей ничего не запомнилось.

— Больше мы вас не побеспокоим, но впредь будьте осторожнее. И если вдруг, что вспомниться, непременно свяжитесь с нами, — вежливо попрощался офицер полиции. Фрея молча кивнула, выдавив из себя слабую улыбку. Она выдохнула с облегчением, стоило мужчине оставить её. Если бы ещё и Реймонд обещал ей оставить её в покое, Фрее было бы намного спокойнее.

Она больше не могла сосредоточиться на проекте, который усердно пыталась закончить. Мысли поглотил хаос, отзывавшейся в грудной клетке сдавленной болью, стоило девушке хоть краем глаза взглянуть на себя в зеркало. Фрея ещё никогда не ненавидела собственное отражение так сильно, как теперь. Ей не хотелось, чтобы в подобном виде её видел кто-либо, особенно Джеймс. Она выглядела слабой и жалкой, что было невыносимо.

Поднимая глаза к фотографии матери, сияющей в красоте и цветении навечно застывшей юности, Фрея ещё сильнее злилась на себя из-за того, насколько отличительной была от неё теперь. Прежде ей было ненавистно любое сравнивание с Ванессой, невзирая на то, что одна не уступала в красоте другой из внешней схожести, но теперь, когда она не напоминала даже тень матери, ей стало совершенно невыносимо признавать её явное превосходство. Фрея заставляла себя слышать утешающие слова матери, чувствовать тонкие пальцы в своих запутанных волосах и ощущать в воздухе её сладкий запах, наиболее запомнившейся с детства. Она будто отказывалась от осознания того, что Ванесса никогда не была той матерью, чья любовь была сильнее любви к себе, только бы убить в себе сомнение, что в чем-то могла ей уступать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})