На край любви за 80 дней - Кей Си Дайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну уж нет, я родилась в Нью-Йорке. Схватив чемодан, я взлетаю по лестнице и на полной скорости пробегаю через турникет. Когда на горизонте вырастает небоскреб, в котором помещается офис «Экслибриса», у меня язык на плече, как у мумбайской бродячей собаки, а металлические часы на Пятой авеню показывают без четырех минут полночь. Конечно, сравнительно пустые улицы сыграли свою роль, но моя спринтерская скорость за время путешествия явно выросла.
Парадная дверь открыта, как и целую жизнь назад, когда я вошла сюда, чтобы уговорить Терезу Сайфер дать мне работу. Я вбегаю в распахнутый лифт и нажимаю кнопку сорокового этажа, а затем тычу в нее пальцем раз десять, пока дверь не закрывается. Лифт ползет наверх целую вечность. Когда двери наконец разъезжаются, я обнаруживаю, что в офисе не только темно, но и совершенно пусто.
– Я вернулась, вовремя! – кричу я в пустоту, выскакивая из лифта.
Часы в вестибюле начинают отбивать полночь. И это после всего, через что я прошла? Полнейший провал! Никто даже не видел моего прибытия.
На столе Пауэлл мигает и включается большой монитор. Звука нет, только изображение. Я вижу комнату, полную народу. Все держат бокалы с шампанским. Впереди стоит Тереза, и ассистентка подает ей бокал. На мгновение чья-то широкоплечая фигура заслоняет экран, но когда она отдаляется, у меня не остается сомнений, кто это.
Доминик! После всего он пришел первым. Люди на экране, в том числе и Ник, поднимают бокалы. Чувствуя себя преданной, я безвольно опираюсь на двери лифта. Они разъезжаются, я падаю спиной в лифт и спотыкаюсь о чемодан. Такого позора я не переживала ни разу в жизни. Двери закрываются, а у меня нет сил даже встать, и я остаюсь лежать на полу. Если честно, это по-своему приятно.
Через минуту лифт приходит в движение; я кое-как поднимаюсь на ноги и вдруг понимаю, что он едет не вниз, а вверх.
– Я не боюсь, – дрожа от страха, бормочу я.
Этот бесконечный день меня доконал. Увидев в зеркале свои растрепанные волосы, я натягиваю капюшон и поворачиваюсь к дверям. Когда они открываются, я нажимаю кнопку вестибюля, и они вновь начинают закрываться. Внезапно в щель просовывается чья-то крупная рука с идеальным маникюром. Двери распахиваются, и я вижу слегка ошарашенную Терезу.
– Нет, мне еще рано пользоваться правой, – говорит она, потирая руку, и, заблокировав двери своим телом, подталкивает меня в ликующую толпу.
Офис в пентхаусе представляет собой стеклянную комнату, и от вида за окном у меня, как когда-то пообещала Пауэлл, захватывает дух. Тем горше моя потеря, и я делаю глубокий вдох, чтобы сдержать рвущиеся из груди рыдания. Я никогда не училась актерскому мастерству, но ни за что не покажу им, как я расстроена.
Черт, кто все эти люди???
Я ошалело поворачиваюсь к Терезе, которая смотрит куда-то за мою спину. Естественно, на Доминика. Не успеваю я высказать свои претензии, как его губы находят мои, руки обвиваются вокруг меня, а пальцы застревают в моих волосах. В буквальном смысле, потому что я в последний раз расчесывалась в Саскачеване.
– Ты пришла! – говорит он, переведя дыхание, хватает с подноса два бокала и протягивает один мне.
– Какого черта, Ник? – взрываюсь я, одним глотком осушив бокал.
Мне требуется не меньше минуты, чтобы восстановить мыслительные способности после этого поцелуя и вспомнить, за что я на него злюсь.
– Почему ты не отвечал на сообщения?
Он непонимающе таращит глаза.
– Я ответил: встретимся здесь, и вот пришел.
– Да нет же! От тебя не было ни слова, с тех пор как исчез из поезда! Я думала, ты меня бросил!
– Бросил? Ты с ума сошла? Я оставил записку. И ответил на сообщения и письма, как только смог зарядить телефон.
Я внезапно вспоминаю, что он отдал мне свой шнур, после того как я забыла свой в автобусе с лыжниками.
– Это не оправдание, – упрямо бурчу я. – Шнур можно купить в любом киоске.
– Я так и сделал, – терпеливо объясняет он. – Просто моя мама в больнице. Как только я узнал, что ее жизни ничего не угрожает, я попросил медсестру зарядить мой телефон.
Я тяжело сглатываю. Это, конечно же, оправдание.
– Твоя мама в больнице? Что с ней?
– Слава богу, сейчас уже лучше. У нее менингит, и когда Тереза мне позвонила, она была в очень тяжелом состоянии.
Доминик отпивает шампанского и прищуривает глаза.
– Я тебе все подробно написал, как только смог. Сегодня после обеда. Проверь телефон.
– Он погиб при переправе через Ниагару, – лаконично говорю я и добавляю в ответ на его вопросительный взгляд: – Долго рассказывать.
Я натягиваю на лицо улыбку и чокаюсь с ним пустым бокалом.
– Поздравляю. Рада за тебя.
– Я тоже. Ты не представляешь, как я рад, что с мамой все хорошо, – сияет он и вновь находит мои губы.
Когда я не отвечаю на поцелуй, он удивленно отстраняется.
– Ты ведь знаешь, что я прилетел пассажирским рейсом?
– Ты… Как? Когда???
– Сегодня утром. На рассвете. Я нарушил условие, и Тереза об этом знает. Я хотел встретить тебя на вокзале, но…
– О чем я знаю? – раздается голос у меня за спиной.
К нам подходит Тереза – в длинном рубиново-красном облегающем платье и на двадцатисантиметровых шпильках в тон.
– О моем полете, – говорит Доминик.
Тереза пренебрежительно отмахивается.
– А, ну да. Главное, что с твоей матерью все хорошо. О, смотрите, Пауэлл наконец подготовила пленку и собирается включить запись еще раз.
Она отходит назад и поднимает руку. На стене над лифтами висит монитор, такой же, как у Пауэлл на столе. На экране – черно-белое изображение моей персоны, вбегающей в офис. Когда моя нога зависает над порогом, кто-то останавливает запись и переводит камеру на часы, висящие на заднем плане. Стрелки показывают без двух минут полночь.
Вокруг нас вновь раздаются ликующие возгласы.
– Ты победила, – повторяет Доминик, точно разговаривает с маленьким, туго соображающим ребенком. – Это в твою честь.
– Кто все эти люди? – шепчу я.
– Твои новые коллеги, – смеется он. – Как выяснилось, «Экслибрис» – довольно крупная компания.
Он вновь наклоняется, чтобы поцеловать меня. Я так ошарашена, что не сразу отвечаю на поцелуй, но постепенно дело идет на лад.
Мы наконец отрываемся друг от
