Глубокий тыл - Борис Полевой

Так и шли они, обмениваясь редкими, ленивыми фразами. Незаметно разговор свернул на партийные дела, оживился. Лужников, всегда такой молчаливый, незаметный на собраниях, вдруг оказался довольно сведущим во всех этих вопросах. Выяснилось, что до того, как заболела жена, он не один срок был секретарем партийного бюро на небольшой фабрике под Ивановом. Да и по всем событиям сегодняшнего дня он, оказывается, имел свои твердые, обдуманные суждения. Анне так часто недоставало спокойного мужского совета, не с кем было в дружеской беседе обсудить тот или иной замысел.

Сами не замечая того, они двигались все медленнее и медленнее. Так за беседой незаметно дошли до дома Анны. Остановились у крыльца, о чем-то доепоривая, и вдруг до них донесся полный обиды, влажный от слез голосок:

— Мама, а лес? Ты же звонила…

Это Вовка. В курточке и длинных штанишках, в башмаках на толстой подошве он явно собрался в поход. Заплаканные, опухшие глаза сердито смотрели на смущенную мать. Поодаль в тени крыльца стояла Лена. В руках она держала корзиночку, обвязанную салфеткой. И где-то в подъезде угадывался Ростик…. Разом обо всем вспомнив, Анна даже вскрикнула. Потом бросила на механика сердитый, раздраженный взгляд. — А все из-за вас… Златоуст!

2

Когда Галка принималась мыть полы, это для всей семьи становилось событием. В нехитрое дело она вносила столько страсти, что стоило внучке взяться за тряпку, как бабушка, уважавшая всякий труд, обычно забирала с собой очки, газету и немедленно покидала комнату. Деда же, если тот пытался, например, дослушать радиопередачу, загоняли на кровать или на сундук и заставляли покорно сидеть там, пока процесс поло-мытия не завершался.

Вот и в эту субботу, выставив стариков из комнаты, Галка притащила ведро теплой воды, вооружилась тряпкой, карщеткой, а чтобы не было скучно, включила репродуктор на полную силу и принялась за дело. Радио передавало старинные вальсы. А в какой же из девушек «Большевички», даже если ей едва минуло семнадцать лет, эти мелодии не будили приятные воспоминания и еще более приятные мечты! Проворно действуя тряпкой, плеща, собирая воду, оттирая карщеткой малейшие пятнышки, Галка ухитрялась отдавать дань и музыке, и ее маленькие, розовые от воды ножки, совершая короткий путь до ведра, успевали проделать одно, два и даже три па.

Она так увлеклась всем этим, что когда чей-то голое весело произнес вдруг: «Браво, великолепно!»— он произвел на нее впечатление грома, грянувшего среди зимы. Галка обернулась и издала тоненькое «ай». У двери стоял, улыбаясь, среднего роста человек в складно сшитой военной форме без знаков различия. Фуражку он держал в руках. Голова у него была седая, а худощавое лицо с прямым, с небольшой горбинкой носом выглядело совсем молодым. Карие глаза смотрели куда-то вниз, на голые коленки девушки, и откровенно посмеивались.

— Восхитительная сцена из балетной сюиты «мытье полов», — проговорил он, шагая через лужу на полу и оглядываясь, куда бы ему положить фуражку и полевую сумку.

Галка сердито обдернула юбку, отвела согнутой рукой пряди волос, спадавших на покрытую бисеринками пота переносицу, и, не выпуская из рук тряпки, с которой текла грязная вода, шагнула прямо к незнакомцу.

— Вам что здесь надо?

— Мне? Знатную ткачиху Галину Мюллер, — ответил гость. — Если фотографии, публиковавшиеся в журналах, не обманывают, она передо мной. Ведь так?

Он пожал Гале руку повыше локтя и отрекомендовался:

— Режиссер-оператор студии документальных фильмов Краеницкий Руслан Лаврентьевич.

Галка опустила тряпку в ведро, вытерла руку о юбку и не без достоинства протянула ее.

— Галя, — представилась она и учтиво добавила: — Будем знакомы.

Тут же выяснилась потрясающая новость. Оказалось, что режиссер-оператор имеет от своей студии поручение создать короткометражный документальный фильм о почине молодых ткачих «Большевички» и что героинями этого фильма должны стать Галина Мюллер и ее соратница Зинаида Кокина. Идея — показать всему миру, как советские люди в дни войны тут, в глубоком тылу, куют оружие победы.

— Но ведь мы не куем оружие победы, мы ткем бязь кальсонную, — сочла долгом уточнить Галка.

Но Краеницкий пояснил, что выражение это он употребил фигурально. Он заявил, что фильм должен быть снят срочно, потому что вскоре его группе предстоит лететь через фронт снимать документальную киноповесть о верхневолжских партизанах, и попросил девушку сейчас же ознакомиться с планом сценария.

Голова у Галки пошла кругом. Сниматься для кино — это же потрясающе интересно!.. Оставив посреди комнаты ведро и тряпку, она упорхнула за занавеску, сбросила юбчонку, майку, переоделась в пестрое крепдешиновое платье, шелковые чулки, туфельки и, взбив елико возможно и без того пышные волосы, уже в новом виде предстала перед деятелем могущественнейшего из искусств.

Обладатель серебристой седины оказался человеком подвижным, деятельным, бывалым. Пока Галка переоблачалась, он успел выставить в коридор ведро и тряпку. Появившись из-за занавески, девушка застала его сидящим за столом и перебирающим какие-то свои, извлеченные из сумки бумаги.

Сценарий был не слишком замысловат. Подружки, весело переговариваясь, спешат на работу — массовая сцена… Они же сидят в клубе, обдумывая свою затею, — крупный план. Девушки у станков начинают борьбу за экономию сырья — массовая сцена. Молодые друзья и комитет комсомола поздравляют их с первыми успехами. Им подносят цветы — массовая сцена.

— Никакой комитет нас не приветствовал, и цветов нам не подносили… Тюря даже об этом и не знала…

— Простите, кто не знал?

— Секретарь комитета комсомола. И цветы… Откуда ж в ту пору цветы?

— Это не ваша забота, цветы за мной… А без приветствий — нет, это нельзя. — Режиссер-оператор даже засмеялся, показав два ряда белых ровных зубов. — Нет, нет, Галя, приветствие и цветы, все, что положено, будет… Потом эпизод в клубе. Вы с вашей подругой танцуете, и все вам аплодируют — массовая сцена.

— Но ведь клуб наш сгорел! Нет его. А «Огрызок» — разве его можно людям показывать?

— Ничего, ничего, клуб — это не ваша забота… Впрочем, вы правы: раз сгорел, пожалуй, неудобно. Тогда парк. У вас тут я видел чудесный тенистый парк… Играет музыка, вы носитесь в вихре вальса… Вы ведь любите танцевать, да? Я же по глазам вижу. Ну, давайте попробуем… Ля-ля, ля-ля, ли-ли, ля-ля!..

И, подхватив Галку за талию, общительный режиссер-оператор, подпевая, сделал с ней несколько кругов по комнате. Танцевать Галка любила. Серые глаза ее, совсем округлившись, сияли.

— Да, вы здорово танцуете!.. Принято, пойдет. А петь? Ведь фильм будет озвучен. Вы поете?

— А то нет! — заявила Галка.

— Да вы просто золото! Ну спойте что-нибудь… Ну, не стесняйтесь, начали.

Галка на мгновение задумалась и вдруг, вся озорно просияв, пританцовывая, пошла по комнате, выкрикивая резким своим голоском:

…Говорят, что я мала, Я не отпйраюся, Но куда я ни пойду, Нигде не затеряюся!

Столько задора было в этой маленькой, ладной, озорной девушке, что режиссер-оператор даже зааплодировал. Потом он вздохнул.

— Блестяще… но не годится. Частушка — это, знаете ли, не современно… Не дойдет… А что-нибудь классическое, ну там какой-нибудь романс или арию из оперы?

Романсов и арий Галка не знала.

— Ну, ничего не поделаешь. Пошли дальше. Письма… Вы с подружкой, наверно, получаете уйму писем?..

Что говорить, к созданию столь ответственного фильма знаменитая ткачиха отнеслась с энтузиазмом, но без должной серьезности. Красницкий со своей седой головой, разделенной ровным пробором, сам казался ей героем из какого-то фильма, шагнувшим прямо с экрана сюда, в общежитие, в глагольчик, на «тети-варин» конец. И этот человек приехал из Москвы с какой-то там группой и сложной аппаратурой только для того, чтобы снимать ее с Зиной! Не сон ли? Может ли это быть?.. Галка уже рисовала себе фильм. Вот его смотрят комсомольцы ткацкой… мама на фронте… Женя, вернувшаяся с выполнения особого задания… старший сержант Лебедев с его разведчиками в каком-то там блиндаже… Это же черт знает как здорово!.. И Юнона… Вот уж кто, наверное, лопнет от зависти!..

План сценария был утрясен за несколько минут. Девушка сама торопила режиссера-оператора и вызвалась даже показать ему засветло места будущих съемок.

Но Красницкий не спешил. Он посмотрел на свои золотые, на витом металлическом браслете часы, заявил, что времени хватит, и даже принялся рассказывать историю этих необыкновенных, уникальных часов с вечным заводом. Он купил их в Швейцарии, когда летал в Париж снимать павильоны Всемирной выставки. Диковинка успеха не имела: мысль о фильме целиком захватила Галку. И когда дед, которому надоело на кухне вычитывать из потрепанной книжки поучения какого-то древнего мудреца, пошел поинтересоваться, почему это обычно такая проворная внучка сегодня застряла с мытьем полов, он столкнулся в коридоре с незнакомым человеком и с сияющей Галкой, облаченной в самое любимое из своих платьев.