Дикари - Роже Мож

Перед входом в помещение, где приканчивали тех, кого отказывались оперировать хирурги, так же как и тех, у кого опущенные большие пальцы народа Рима и его императора отнимали право на жизнь, Металла, которая шла рядом с носилками, услышала громкий голос, доносившийся из-за двери:

— Церул! Не хватает льда! Разве я не напомнил тебе вчера о том, чтобы ты попросил побольше у управляющего? Что нам теперь делать? Тела на такой жаре за ночь испортятся. Ты что, хочешь, чтобы мы здесь все умерли, вдыхая миазмы гниения? Иди-ка на кухню и попроси, чтобы нам уступили немного льда!

Этот голос... Металла остановилась, удивленная, пропуская прислужников с носилками. Этот густой и особенный голос, который звучал как дорогой инструмент, предназначенный для выражения всего богатства и глубины человеческой души, эмоций, — где она уже его слышала? Пока возница пыталась вспомнить, у нее появилось ощущение, что встреча с обладателем этого голоса станет для нее важным событием в жизни... Суллу внесли в просторный зал со сводчатым потолком, в центре которого стояли несколько столов из камня, предназначенных для умирающих. Металла вошла самой последней. Статный человек, спокойное лицо которого вызывало изумление у тех, кто оказывался в этом месте страданий, стоял возле самого большого из столов. Взгляд его голубых глаз выразил изумление при виде знаменитой возницы Рима, которую он видел только издалека, на арене, когда она вела свои бои.

— Какая честь! — воскликнул он, улыбаясь. — Металла спустилась в ад! Зачем ты пришла к нам, тем, которые надеялись тебя никогда здесь не видеть...

И он внезапно осекся. Металла молча стояла перед ним, ее лицо выражало сильнейшее волнение. Серторий! Это был голос, который она слышала в подземелье, стоя среди христиан, той ночью, когда она тайком пришла посмотреть собственными глазами на то, как ведет себя Алия среди своих, чтобы услышать, что им говорили их священники, это был голос, выходивший из-под накидки, закрывавшей лицо того человека, который проповедовал той ночью, это был голос Сертория! Серторий из сполетария, приканчивающий умирающих в полутемных подвалах цирка, был также и тем проповедником, объяснявшим по субботам, что любовь Христа спасет мир от страданий...

— Что с тобой, Металла? — спросил он.

Он бросил взгляд на тело, лежавшее на носилках, и, казалось, понял, что возница держалась так странно потому, что переживала за этого умирающего, несомненно одного из ее гладиаторов, к которому она была привязана больше, чем к другим.

— Ave, Серторий! — наконец произнесла Металла неуверенным голосом. — Прости за то, что была невежлива. Я знала только твое имя. Или, по крайней мере, я думала, что знаю его... Я пришла и принесла тебе Суллу, которого разорвали тигры.

— Галла Суллу! — воскликнул он, быстро подходя к носилкам. — Это он? Еще жив?

Он вынул из кармана своей туники маленькое зеркальце из отполированного серебра и поместил перед окровавленным ртом умирающего. Как и все в Риме, Серторий знал, что этот галл получил наследство патриция Менезия, за что и попал в лапы к хищникам. Он наклонился, чтобы посмотреть, запотело ли зеркало.

— Серторий, прошу тебя, — сказала Металла, когда он поднял к ней голову. — Нужно, чтобы он остался жить!

Хозяин сполетария, все еще в недоумении, внимательно смотрел в лицо возницы.

— Даже и не думай об этом... Я здесь не для того, чтобы оставлять в живых. Я могу только помочь умереть.

— Но не этому, Серторий!

— Металла, — сказал он, смущаясь. — Зачем ты пришла? Он тебя освободил — поэтому?

— Да.

Он покачал головой.

— Я понимаю, что ты испытываешь... Хотя говорят, что ты не умеешь сочувствовать людям, — добавил он.

— Меня плохо знают, да и сама я плохо себя знаю. Пожалуйста! Долгие годы ты был хирургом, я слышала. Ты сможешь сделать ему операцию. Мой хирург будет тебе помогать. Он один из лучших врачей в Городе. Вы оба сможете...

Человек из сполетария посмотрел на своих помощников, стоявших рядом. Те сразу отошли, давая понять Металле, что между ними существует взаимопонимание. Они тоже, несомненно, были христианами.

И тот спросил:

— Народ Рима поднял большой палец в его защиту?

— Да, только было слишком поздно...

Сертий покачал головой:

— Даже учитывая то, что они проявили милость, я не имею права заниматься этим, ты же хорошо знаешь... И в этом случае они будут рисковать, так же как и я, — добавил он, бросив взгляд на своих помощников.

— Ты не имеешь на это права, но это твой долг!

— Как это? — удивился он.

— Как это? — Она на секунду остановилась, чтобы произнести свои слова так же, как произносил их тот, кто проповедовал в карьере той ночью, когда она туда пришла: — Потому что Тот, кто является источником всякой жизни, считает жизнь каждого из существ, которые он создал, единственной и драгоценной...

Эти слова вошли в ее сердце через брешь, пробитую любовью, которую она почувствовала к Алии, они объяснили ей, почему души Алии и ее самой были неповторимы. И для возницы, пресыщенной зрелищами смерти, наступил тот момент, когда слова эти глубоко ее потрясли.

Потрясенный Серторий слушал Металлу, она продолжала:

— И если со мной случилось так, что я однажды ночью пришла послушать, как ты произносишь эти слова, то ты не должен удивляться сегодня тому, что я прошу тебя спасти жизнь человека, лежащего перед тобой, павшего жертвой несправедливости... Разве это не знак того, что Он существует и следит за нами, о чем ты и говорил? Не эти ли самые слова были произнесены тобой, Серторий, и разве я не права, что начала верить в них, — да, я, Металла?

— Господи Боже мой, — прошептал Серторий, увидев, как по лицу возницы бегут слезы. — Твое слово распространяется по миру, как море во время прилива, и однажды оно сокрушит стены этой империи зла... — И слезы радости появились на лице человека, который тайно, именем Господа, крестил умирающих гладиаторов перед тем, как прикончить их именем Цезаря.

Глава 29

Суп за четыре асса для Гонория

С наступлением ночи Гонорий подошел к воротам Салариа. Он оставил лошадь Лепида в одной из многочисленных платных конюшен, расположенных вокруг города.

Он вошел в Рим вместе с шумно въезжавшими в город грузовыми повозками, как только те получили на это разрешение. Гонорий был выряжен в колпак крестьянина, купленный за несколько ассов у одного из рабов фермы, и в потертую тунику, чтобы не привлечь к себе внимания подручных Лацертия, если те еще следят за его богатым домом, снятым им три месяца назад на первые гонорары от покойного Нестомароса за юридические услуги, оказанные покойному Менезию.