Ты здесь живёшь? - Ульвар Тормоудссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неужто правда? — Паренек даже рот открыл.
— Правда? Такая же истинная правда, как то, что у тебя в мороз сопли замерзают, — оскорбленно ответил рассказчик.
— Правда там или неправда, — вступил в разговор засольщик, — а я вам вот что расскажу, и это совершенно точно. В одном фьорде к югу живет Оули Йоу, так вот другого такого разделочника я не видал. Не хотел бы я, приятель, солить за ним, а уж мне-то приходилось солить за такими разделочниками, что я крутился весь рабочий день да еще и все перерывы в придачу, и никто про меня не скажет, что засольщик я неважный. Но Оули Йоу, он любого за пояс заткнет. И вот что приключилось несколько лет назад, когда Гейрова рыбопромысловая компания была на гребне в Южных фьордах. Хозяин жадина был, каких свет не видывал, и никогда не платил, если его за бока не взять, да покрепче. Вот так-то! Подходит однажды Оули к берегу, а он рыбачил на одной из этих жутких Гейровых посудин, деньги ему нужны позарез, потому что детишек у него куча и всем есть подавай. Хозяин, ясное дело, вышел на причал, как обычно, когда мы возвращались с уловом. Спрыгивает Оули на причал и кидается к хозяину: так, мол, и так, ему нужны деньги. «Деньги, — говорит хозяин, — да нету их у меня ни хрена», он всегда грубо говорил, особенно когда к нему насчет денег обращались. «Да есть у тебя деньги», — отвечает Оули и сует ему кулак под нос: они всю дорогу друг друга недолюбливали, Гейр и он, хотя Оули больше, чем кто другой, сделал, чтобы Гейр разбогател, потому что уловы у него были огромные, пока он у Гейра служил. Вот так-то. «Нету у меня ни хрена», — повторяет хозяин и велит нам спускаться в трюм выгружать улов. А надо сказать, не его это дело, ведь шкипер-то Оули Йоу, и команды давать своим людям может он, и только он. Вот так-то. А Оули Йоу, значит, и говорит: «Почему это у тебя денег нет?» Тот отвечает: «Ты что же, дурачок, думаешь, что все это ничего не стоит? Думаешь, ничего не стоит содержать все эти сейнеры, платить за разделку на берегу, покупать переметы, наживку и все такое? Откуда прикажешь взять деньги, когда вы, рыбаки, стали столько заколачивать, что весь доход почти что сжираете? А тут еще вся сволочь из разделочной каждый божий день разевает пасть да прибавки к зарплате требует, а потом еще прибавки, и ежели ты не желаешь, чтобы вся твоя рыба протухла, то как миленький заплатишь им, сколько они требуют». Ему надо было вывести Оули Йоу из себя, я это тоже знал, служил у него штурманом: хозяин добивался, чтобы его ударили или еще что-нибудь, ведь тогда он не стал бы платить. Но не на таковского он напал, доложу я тебе, приятель. Вот так-то. Оули был начеку. «Вон, значит, сколько все это стоит! А сколько стоит разделать эту хреновину?» — спрашивает он и показывает на трюм. «Примерно тысчонку, — отвечает хозяин, — теперь ты понимаешь, что это не игрушки — держать столько судов и вам всем работу давать. Больше половины селения у меня кормится». — «Тысчонку, — повторяет Оули Йоу. — Да врешь ты как сивый мерин». — «Это я-то вру? — Хозяина даже перекосило от злости. — Если по правде, так мне это, пожалуй, в тысячу сто встанет». Тут Оули Йоу бросается в трюм, выгоняет всех нас — а мы только собирались перекидывать рыбу, хватает нож, что всегда спрятан в трюме, и берется за разделку. Да как берется! Никогда, ни до, ни после, я ничего похожего не видывал. Два часа он работал — выхватывал рыбину, отсекал ей голову, надрезал, выдергивал хребет, и все одним взмахом ножа! И не спрашивай меня, приятель, как это у него получалось. Многие пытались потом повторить, да ни черта у них не выходило, более того, кое-кто себе палец оттяпал, к примеру Кларин Йоуи, да и не он один. Оули Йоу с такой скоростью работал, что, ей-богу, средний человек за это время только успел бы перекидать из трюма рыбу без разделки. Да, вот так-то. А хозяин все это время стоит на причале. Стоит, не шелохнется. Только смотрит, как из трюма одна за другой вылетают рыбины, распластанные, готовые для засолки. И вдруг все кончается, Оули Йоу выбирается из трюма, идет к хозяину, причем даже не запыхавшись, провалиться мне на этом месте, протягивает руку и говорит: «Гони тысячу сто». Хозяин только глянул на него, совершенно ошалело, отдал бумажник и пошел прочь. И поверь мне, приятель, никогда нашему Оули Йоу, пока он работал у Гейра, больше не приходилось просить денег, ни для себя, ни для своих друзей.
Парнишка смотрел на засольщика недоверчиво и восхищенно. Взрослые ели, а он сидел с открытым ртом, не жуя и не глотая. Потом наконец произнес:
— А может, это россказни?
— Россказни? Нет, приятель, — ответил засольщик. — В жизни я правдивее историй не рассказывал.
— Ну и ну, — сказал паренек и проглотил непрожеванный кусок. — Потрясающе.
Однако другие в этой истории ничего потрясающего не нашли и стали рассказывать о новых, абсолютно достоверных и все более удивительных событиях и об иных подвигах этого поразительного народа. Но вот перерыв кончился, старшой велел парнишке отнести в дальний угол наживочной размоченные в молоке хлебные крошки и воду для мыши, которая там поселилась: если ее не подкормить хлебом в молоке, то она, мол, злится и грызет из вредности рыбу.
Парнишка понес крошки, размоченные в молоке, в угол, а взрослые, улыбаясь, допили последние капли кофе.
XI
идиотыпаршивые какониобэтомпронюхали ктото акто ужнеДунали?
Сигюрдюр Сигюрдарсон сидел в конторе Городской рыбопромысловой компании и читал «Тьоудвильинн»[5]. На столе перед ним размещалась сероватая
