Над серым озером огни. Женевский квартет. Осень - Евгения Луговая

«Три цвета: красный» Кшиштоф Кесльевский26

…О верю, верю, счастье есть!

Еще и солнце не погасло.

Заря молитвенником красным

Пророчит благостную весть.

О верю, верю, счастье есть…

Сергей Есенин

В коридоре тонко пахло зеленым чаем и апельсином. На стенах висели пробковые доски с объявлениями о культурных мероприятиях, в углу пестрел буклетами стенд, похожий на вешалку для зонтиков. Ева робко присела на край стула у кабинета директора киноклуба и взяла со столика журнал с рецензиями на фильмы предстоящего киноцикла все с той же актрисой, с розовым пузырем жвачки на обложке.

В глаза тут же бросилась серьезность и основательность, с которыми были написаны статьи. Она осознала, что не поймет всех метафор, отсылок и аллюзий без словаря или дополнительной критической литературы. В первый раз ей в голову закралась мысль о том, что учеба на филологическом факультете, возможно, потребовала бы даже больше усилий и языковых навыков, чем юриспруденция. Она даже не была уверена, что справилась бы. Трудности обучения вполне могли подавить живой и, возможно, пока лишь дилетантский интерес. Когда проникаешь в мастерскую, где создается чудо, проводишь пальцами по шестеренкам механизмов и сочленений, оно перестает тебя удивлять.

Открылась дверь, обрывая поток ее размышлений, и Ева увидела неожиданно молодого мужчину в небрежно накинутом на плечи пиджаке свинцового цвета. Ей казалось, что главным всегда должен быть кто-то пожилой, поживший, повидавший всякого, поэтому она не смогла скрыть удивления. Он улыбнулся ей до того мягко и кинематографично, в его глазах блеснуло что-то настолько васильковое, что она решила, что могла бы тут же на месте немножко в него влюбиться. Она питала слабость к поспешным реакциям, возведенным в абсолют.

– Проходите, – сказал он, придерживая дверь.

В его кабинете стояла приятная прохлада, из окна виднелся монументальный кремовый торт здания филологического факультета, в застекленных шкафах теснились толстые фолианты: несколько томов по истории кино, энциклопедии, сборники критических статей и даже пара художественных книг. Ева тут же расположилась к нему еще больше: книги, которые читал человек, были для нее как определяющие его личность досье. Если перефразировать поговорку о друзьях: «Суди о человеке по тому, что он читает».

Он предложил ей чай, но она отказалась – подумала, что может обжечься или пролить его на себя, показаться ему слишком неловкой и неуклюжей. Во рту пересохло, как бывает перед экзаменом или визитом к стоматологу.

– Кристоф, – представился он. – Я говорил с вами по телефону. Итак, вы хотели бы стать членом нашего клуба? Он имеет многолетнюю историю.

– Вот как? – сказала она, лишь бы что-то сказать.

– Сами посмотрите.

Он достал с полки толстый альбом в благородной бордовой обложке и дал ей полистать. С черно-белых, а потом уже цветных фотографий на нее смотрели улыбающиеся студенты, пойманные во времени то на крыльце университетского здания, то в пещере кинозала. На застывшем лице каждого второго из них лежала печать недюжинного ума. Они казались по-настоящему интересными людьми. Вот так просто вступить в их ряды показалось ей незаслуженной привилегией.

– Как же вы узнали о нас? – спросил Кристоф, когда она вернула ему альбом. – К нам давно никто не приходил, мы даже шутим, что нас прокляли.

– Увидела афишу и тут же подумала, что это именно то, что я искала, – улыбнулась Ева.

Или ей только показалось, что она смогла улыбнуться. Возможно, это больше походило на гримасу боли. Никогда нельзя точно узнать как выглядишь со стороны.

– Значит, вы тоже хотели бы писать? – он мягко поправил рукой прядь каштановых волос, упавших на лоб, и Ева почувствовала какое-то тепло в груди. А потом смысл его слов дошел до нее, и она испуганно переспросила:

– В смысле? Я просто хотела спросить, как получить возможность смотреть фильмы вместе со всеми. Я думала, это что-то вроде закрытого клуба. Все смотрят, обсуждают, спорят…

– Ах, значит вы не так поняли, – серебристо рассмеялся Кристоф, – посмотреть фильм может любой желающий, как в обычном кинотеатре. А члены киноклуба пишут рецензии, афиши, учреждают новые циклы, проводят голосования и делают множество других, не менее увлекательных вещей. Вас это интересует? Хотели бы писать статьи?

– Я не уверена, что обладаю достаточным уровнем языка, чтобы…

– О, это не так важно, я всегда могу подкорректировать грамматические ошибки и орфографию. Главное, донести мысль, – пояснил он. – Вы, наверное, видели буклеты с рецензиями в коридоре? Так вот, требуется что-то подобное.

– Да, я когда-то писала рецензии на фильмы, но это было на русском… – промямлила она.

– Вот видите, значит у вас есть опыт. Кстати, недавно у нас был цикл русского кино, – он словно подыскивал аргументы, способные сразить наповал.

Еве было неловко сказать ему, что она всего лишь хотела смотреть хорошее кино, что у нее недостаточно свободного времени, что она, в конце концов, боится ответственности и едва ли сможет соответствовать уровню издания, но от Кристофа исходила такая уверенность, он излучал прямо-таки книжное, врожденное обаяние… Так что как и много раз в жизни, она согласилась на что-то лишь для того, чтобы не обижать человека или не обманывать его ожиданий, хотя в глубине души четко осознавала, что этому красивому мужчине, в общем-то, все равно вступит она в их синефильские ряды или нет. Она была уверена, что он разговаривает так с каждой женщиной, а может даже и мужчиной, встречающимся ему на пути, что общение с ним создает для собеседника иллюзию избранности, ощущение теплого солнечного света на щеке, тем самым провоцируя его на неожиданные поступки.

Так она попала в университетский киноклуб.

Во всем был виноват случай – возможно, лишь первый из череды многих, обещанных афишей. Как часто многое в нашей жизни решает именно он? Пропущенный звонок, поезд, ушедший на несколько минут раньше; машина, резко выехавшая из-за угла; чье-то послание на салфетке, встречи, которых могло не быть; знаки, чуть не оставшиеся без внимания.

Ева сидела на скамейке в парке Бастионов, жмурилась от расплавленного золота предвечернего солнца, ощущая небольшой, но приятный страх в животе и легкую влюбленность в Кристофа, уже тихонько развеивающуюся по ветру. Напротив старики и разгоряченные азартом мужчины играли в карты за специальными столиками, другие передвигали огромные шахматы, по колено высотой, и воздух казался зыбким и нежным, его можно было собирать в банки, чтобы потом хранить целый год, как советовал грустный весельчак Брэдбери. Ей хотелось петь.

На следующей неделе она уже сидела в темном кабинете с тяжелыми красными шторами и скрипящими половицами, где проходило ежемесячное собрание комитета киноклуба. Комната напоминала ей покои какого-то немецкого готического замка – казалось, за окном поджидают страшные существа из сказок братьев Гримм. Именно таким, в ее представлении, должно было быть логово киноманов.

Ева пришла одной из первых, и теперь с замиранием сердца ждала появления остальных. Какими они будут? Надменными, важными, серьезными, или наоборот дружелюбными и легкими на подъем? Примут ли они ее или для этого существует свод негласных правил и проверок, типичных для закрытого общества? На ум сразу пришло множество фильмов, в котором новичков всячески травили, прежде чем те становились своими.

В комнату влетел высокий черноволосый парень в голубом свитере, подслеповато щурящийся на мир из-под толстых очков. Со смесью страха и радости Ева поняла, что он направляется к ней. Она и не думала, что все будет так просто – не то, что на университетских занятиях, где никто не обращал на нее внимания, когда она вовсю ждала, что ее заметят просто потому, что она – это она.

– Привет! Как тебя зовут, откуда ты? – шумно выпалил он, слегка заикаясь. Улыбка у него было кривоватая, но очень добрая.

Они немного поговорили. Новый знакомый много жестикулировал, что вместе с особенной манерой тянуть гласные, с потрохами выдавало в нем итальянца. Однако он обижался,