Цепи для героя (СИ) - Иоаннидис Дарья "clove_smoke"

— Мы узнали, что двадцать лет назад произошло убийство. Похожее.

Чжао Фэн нахмурилась.

— Это просто совпадение. Лучше ищите врагов этой пары. Наверняка, жена убитого наняла отомстить муженьку и любовнице. Вот и получилось… Чересчур жестоко.

Вэй Усянь улыбнулся.

— Я думаю, здесь не все так просто. Но — спасибо за помощь.

Он поклонился и вышел из гримерной.

========== 9. Прощай, моя наложница: Часть вторая ==========

Вэй Усянь лежал головой на столе и смотрел перед собой. Окружающую тьму разбивал только теплый свет ламп, да раздавались мерные щелчки клавиш телекса — Лань Ванцзи что-то печатал. Вэй Усянь выпрямился, вытащил из ящика стола небольшую фарфоровую табакерку и бумагу для папирос. Он вдумчиво и медленно сделал самокрутку.

— Надо же. Ты даже не запрещаешь курить в помещении.

Лань Ванцзи не говоря ни слова продолжал печатать сообщение.

— Лань Хуань курит трубку. Цзян Чэн тоже иногда балуется папиросками. Но запрещаешь ты только мне.

— Больше не запрещаю, — тихо ответил Лань Ванцзи.

Вэй Усянь вытащил из коробка спичку, чиркнул ею и поджег готовую папиросу.

— В первый год я тебя, наверное, сильно доставал.

Лань Ванцзи молчал.

— Сколько раз меня в Гусу заставляли драить уборные или стоять до утра у столба?

— Двенадцать, — проговорил Лань Ванцзи.

Вэй Усянь хихикнул.

— Нас с Цзян Чэном и цзецзе чуть не отправили домой. Почему из-за меня хотели отправить всех?

— Таково наказание. Один несет ответственность за клан.

Вэй Усянь в раздражении затянулся папиросой. Вверх поднялись колечки дыма, разного размера, то аккуратные, то рваные, как дырявые облачка. Лань Ванцзи поднялся и открыл окно.

— Ох уж эти ваши дурацкие правила. Но странно — в последний раз я отделался библиотекой. С тобой.

Лань Ванцзи еле заметно вздрогнул.

— Разговор о выборе, — понизив голос, проговорил Вэй Усянь, глядя на спину Лань Ванцзи, который не спешил оборачиваться. Его длинные темные волосы опускались ниже лопаток.

Лань Ванцзи стоял прямо, словно палку проглотил, такая обездвиженность даже пугала.

Папироса в руке Вэй Усяня тихо дотлевала и осыпалась на стол.

— Я сделал свой выбор, — проговорил Лань Ванцзи.

Вэй Усянь встал, затушил папиросу о краешек пиалы, стоящей на столе, подошел к Лань Ванцзи.

— Я знаю. А потом ты сделал еще один выбор. Или это был один и тот же?

Лань Ванцзи резко обернулся, обхватил лицо Вэй Усяня ладонями и поцеловал.

Рубашка и куртка Вэй Усяня насквозь пропахли пеплом, табачным дымом, кровью, усталостью этого дня — и всех прочих. Он не отдыхал. Свежесть постельного белья не приносила успокоения, когда он ложился спать. Алкоголь немного помогал, но чаще всего доводил Вэй Усяня до темной ярости. Как-то они с Цзян Чэном попробовали опиум. Тогда мир словно стал мягким как перышко, а не острым как нож — и этот нож торчал в твоей глотке. Тогда мир заволокло блаженным туманом. Память выстелило нежностью, без трещин. Но память-таки никуда не делась. И Вэй Усянь отказался. И оттащил оттуда Цзян Чэна, которому опиум очень понравился.

— Легко упасть, — говорил ему Вэй Усянь, когда они уставшие, не выспавшиеся, обмякшие как куски теста, стояли в подворотне под дождем.

— Но тебе понравилось?

— Понравилось, — кивнул Вэй Усянь, — и потому мы больше не будем это делать никогда.

Он догадывался, что однажды Цзян Чэн может сорваться. Вот только когда — он не знал. Он не мог предугадать свое-то будущее, не то что чужое. В конце концов, предсказателем был вовсе не Вэй Усянь.

Лань Ванцзи целовал его не с такой страстью, как в первый раз. Он всегда теперь его целовал с какой-то пугающей нежностью. Иногда же Вэй Усяню хотелось боли, и того огня, который был в прошлом, который напоминал огонь внутри него самого. Но Лань Ванцзи всегда действовал исключительно бережно, что начинало бесить Вэй Усяня, и он не выдерживал. Минута-две-три, да черт возьми!

«Я не фарфоровая кукла!» — хотел он сказать. И с рыком опрокидывал Лань Ванцзи на стол. На Лань Ванцзи всегда было слишком много одежды, пропахшей сандалом насквозь.

Почему-то этот аромат был для Вэй Усяня бело-золотым — матово-белый нефрит в тонкой золотистой огранке. Вэй Усянь опять рвал на себе пуговицы, которые — опять же — пришивать Лань Ванцзи. Ну или цзецзе. Правда, к ней с такой просьбой он обращался редко. А Лань Ванцзи всегда покорно и даже без просьб делал для него что-то. Он делал для него все и всегда.

Очень редко, но это все же было, Вэй Усянь ловил в себе крохотную, чудовищную мысль, что он мог бы легко убить Лань Ванцзи. Как и всех. Внутри него все сводило судорогой от боли из-за этой мысли.

Хрупкость и красота человеческого тела его завораживала. Лань Ванцзи был действительно сильным, но он был всего лишь человеком. А Вэй Усянь был чудовищем. И он не понимал, почему столько людей могли его простить. И такой невероятный человек мог его любить. Такой хрупкий… Нефрит очень прочный, но и его можно уничтожить. То, что жило внутри Вэй Усяня, могло уничтожить всё на свете. И даже самого Вэй Усяня.

***

— Знаешь, что странного в нашем деле? — спросил Цзян Чэн Вэй Усяня на следующее утро, когда они столкнулись у входа в штаб.

— И что же?

— Лица и шеи не задеты. Несколько десятков ударов мечом, но лица и шеи мужчины и женщины не задеты. Как нужно было целиться, чтоб не задеть шею? Да еще сверху. Остальное тело — кровавое месиво. Лань Хуань даже не мог его исследовать, вполне могу понять…

— Лезвия мечей узкие.

— И это тоже. Четкие удары. — Цзян Чэн открыл дверь. — Сегодня пойдем допросим жену Лю Чувэя.

Вэй Усянь кивнул и вошел следом за Цзян Чэном.

***

Жене Лю Чувэя, Лю Цзяо, было чуть больше сорока. Она не бросалась в истерику, не заламывала руки, просто смирно сидела — в белом ципао и платке, потупив взгляд в пол. Муж ее был на два десятка лет старше.

Цзян Чэн и Вэй Усянь навестили ее дома, она пригласила их в хорошо обставленную, по-европейски, гостиную, подала чай и пирожные с цветком османтуса. Денег в семье Лю было достаточно, да и сам Лю Чувэй оставил бездетной жене хорошее состояние. Он был банкиром, кутилой, деньги сыпались у него из рук как дождь: выпивка, девушки, игорные дома. Опера, вот. Пекинская опера. И любовница, одна из многих.

Лю Цзяо сидела, поникнув головой, еле заметно дрожащими пальцами теребила подол ципао.

— Вы знали, что у вашего мужа были любовницы? — спросил Цзян Чэн.

— Знала. Они у него всегда были. С самого первого года нашего брака. Он взял меня вдовой, и он знал, что я бесплодна. Но все равно женился на мне. Мы прожили вместе почти двадцать лет и никогда не ссорились.

— И вы принимали то, что у него всегда были любовницы?

Лю Цзяо резко подняла голову и посмотрела на Цзян Чэна неумолимым взглядом.

— Он принимал меня. Я принимала его. Наша жизнь нас устраивала, — сказал Лю Цзяо твердо.

Вэй Усянь вздохнул и пошевелился. Он оглядывал комнату — она была светлой, а сейчас так вообще забранной в белое, белые чехлы на большей части мебели. Только чайный столик оставили нетронутым, да несколько стульев. Лю Цзяо не горевала напоказ, но и не было похоже, что мотивом для убийства была ее ревность.

Если они так жили почти двадцать лет, то почему она не устроила убийство раньше?

Дожидалась, пока появится больше денег? Но Лю Чувэй всегда был богат. Он был из хорошей, известной семьи, получил образование в Европе, в Китае его ждала обещанная должность. Даже во время последней Опиумной войны он не разорился. Возможно, у него был теневой бизнес. Из-за которого его тоже могли убить.

«Нужно найти меч, если он существует», — подумал Вэй Усянь устало.

Вот только, где его искать — этот меч? Куда могло деться орудие убийства? Прочесать здание театра, окрестности, сквер?

— Пойдем. — Вэй Усянь коснулся плеча замолчавшего Цзян Чэна. — Пусть Лань Хуань сделает своих «ищеек», и мы попробуем обыскать театр и окрестности.