Цепи для героя (СИ) - Иоаннидис Дарья "clove_smoke"

========== 1. Дело о белых мотыльках: Пролог ==========

«Каждый может родиться Измененным, но не каждый может им стать»

Книга об Измененных. Запретная техника.

В мире, в котором небо посерело от пороха, в мире, который знал одни лишь войны, наступило утро. Ничем не примечательное. Новое утро всегда пахнет по-особенному. Сонным дыханием, спешкой, приготовлением пищи, осадком в курильнице для благовоний.

На взлетной полосе взорвался дирижабль. Никто не пострадал. Но Вэй Усянь проснулся с колотящимся, готовым выпрыгнуть сердцем.

Ему снился дирижабль и волны огня. Он сам был этим дирижаблем и он же был тем, кто его поджег.

Вэй Усянь поднял ладонь перед лицом, развел пальцы, свел. Под пальцами снова затесались крупицы пепла.

Когда-то, еще в детстве, ему сказали, что он родился под двойной проклятой звездой, и вторая половина его звезды найдет его. Его найдет его двойник. А может, этот загадочный «двойник» жив в нем и сейчас, всегда жил, только тихо спит.

Кто-то тихо, но настойчиво постучал в комнату.

— Открыто, — лениво проговорил Вэй Усянь, — Я знаю, что это ты. Так что, входи.

Дверь распахнулась, и внутрь зашел Лань Ванцзи, уже полностью одетый, свежий и чистенький — белым бело, до оторопи. Волосок к волоску на высокой прическе.

Лань Ванцзи сделал шаг вперед и кинул что-то Вэй Усяню на кровать. Вэй Усянь приподнялся на локтях: аккуратная стопка одежды мягко приземлилась ему в ноги.

Вэй Усянь со стоном выкарабкался из-под одеяла. Взял со стопки лежащую сверху куртку ципао и развернул ее перед собой, задумчиво подергал за рукава.

Лань Ванцзи все также стоял у входа, сложив руки. Вэй Усянь поднял на него взгляд и улыбнулся:

— Все также будешь стоять и смотреть?

Лань Ванцзи шмыгнул за дверь и захлопнул ее за собой. Вэй Усянь вздохнул. Сон не шел у него из головы. Небо провоняло порохом, небо провоняло пеплом.

Вэй Усянь смял недавно выглаженную куртку в комок и отбросил в угол. Вэй Усянь откинулся на спину и снова поднял перед собой ладонь. Рукав белой нижней рубашки задрался и явил чернильные пятна, похожие на старые шрамы, опоясывающие запястье, и идущие ниже, вплоть до плеча. На другой руке была та же самая метка, несмываемая.

Прошло много лет с того дня. Прошло много лет, но пожары не оставляют Вэй Усяня ни днем, ни во снах.

Он запятнан.

И он скован.

Вэй Усянь с остервенением укусил себя за запястье, сжал зубы до того, что осталась вереница красноватых отметин, отпустил. Опустил руку на грудь и накрыл ее другой рукой.

Когда ты не придумываешь себе лишнего, то и не больно. Когда ты смиряешься с тем, что случилось, то и можешь вести обычную жизнь изо дня в день.

Лань Ванцзи ходит с похожей меткой, но никогда ничего не говорит. По его взгляду нельзя ничего понять: ни капли осуждения. Ему тоже больно, но… Он более стойкий. А Вэй Усянь смотрит на пострадавших из-за него людей каждый день.

И он все еще не понимает, как у него хватает сил переходить из утра в ночь, из ночи в утро. Огонь внутри него временно потух, но не ушел до конца.

Иногда Вэй Усянь боится. Боится, что его сны были правдой. Что предсказание о двойной звезде сбудется. Она спустится в мир и уничтожит все, к чему прикоснется.

Иногда Вэй Усянь не понимает, почему он вообще еще жив, почему его держат, и не дают умереть.

— Дирижабль с кофе взорвался, — сказал Цзян Чэн, кидая листы бумаги перед Вэй Усянем.

Лань Сичэнь сидел рядом и что-то печатал на телексе, отправляя короткие сообщения.

Бордовые шторы были раздвинуты, и холодное, мрачное помещение, заставленное столами, книгами и свертками на них, аппаратами, шкафами, грязными пиалами с окурками и бесчисленными расписными чайниками, лишь слегка осветилось. Лань Ванцзи прошел мимо, оставив за собой неуловимую ноту сандала в воздухе, и зажег несколько ламп.

— Не помогло, — сказал Вэй Усянь, задумчиво глядя на Лань Ванцзи.

— Нечего сидеть в темноте, — проговорил тот.

Цзян Чэн постучал костяшками пальцев по столу, напоминая о себе.

Вэй Усянь перевел на него не особо заинтересованный взгляд.

— Кофе, — проговорил он, — жалко.

Цзян Чэн поднял брови.

Вэй Усянь вздохнул.

— Ладно. Давай сюда свои бумажки.

Он, заграбастав ворох бумажных листов, откинулся на спинку резного стула и закинул ногу на ногу. Читать ему быстро надоело, и он оглядел всех.

— А вы чем займетесь? — спросил он.

Цзян Чэн повел плечами: мол, отвяжись. Увидел что-то в своем документе, схватил блокнот и ринулся за дверь.

— Мне какой-то дирижабль, да? А у вас что-то интересное…

Лань Сичэнь выказал небольшую улыбку:

— Ты же любишь кофе. А это урон для города — потерять такую партию кофе.

— Всего лишь при посадке лопнул и что? — Вэй Усянь лег грудью на стол. — Какое это отношение имеет к нам?

Лань Сичэнь снова улыбнулся:

— Белые мотыльки. Разберись с дирижаблем, и если найдешь мертвых белых мотыльков, то встречаемся в центре. — Лань Сичэнь поправил манжеты. — Сдается мне, это дело связано с тем, что ведем сейчас мы.

— Пилот видел перед собой белых мотыльков, когда снижался, — проговорил доселе молчавший Лань Ванцзи. Он задумчиво поднял пиалу и с небольшим отвращением перевернул ее. На пол посыпались окурки и пепел. Вэй Усянь вытаращил глаза.

— Ты сегодня не с той ноги встал?

— Там был жучок, — сказал Лань Ванцзи просто. Он взял палочку от благовоний и поковырялся в пепле, выудил кого-то крошечного, большими шагами подошел к окну, с грохотом открыл его и стряхнул на гомонящую улицу букашку.

Вэй Усянь все также сидел, вытаращив глаза.

— Он должен жить, — проговорил Лань Ванцзи.

Лань Сичэнь тихо засмеялся.

========== 2. Дело о белых мотыльках: Часть первая ==========

Вэй Усянь засмотрелся на полосатое небо за потолочными балками. Ветер гулял где ему вздумается по огромному ангару, вмещающему сразу несколько дирижаблей. Дирижабли перевозили с помощью упряжек лошадей. Люди тоже в основном передвигались на лошадях или на рикшах — конечно, для господ. Вэй Усянь не был достаточно богат (хотя и был достаточно ленив): Лань Цижень денег лишних в общую копилку на расследования не выделял, все по минимуму.

Вэй Усянь с тоской посмотрел на далекий, как рай, конец ангара. Вытащил кошелек из сумки, пересчитал деньги, выругался. Но все же махнул рукой и подозвал рикшу.

Забравшись внутрь, первые секунды Вэй Усянь выглядел мрачно-сосредоточенным, но чем дальше он ехал, тем все шире стал улыбаться.

Бывают такие дни — ощущение легкости от них заразительно. Вот и это утро было таким: с легким солнцем, нежным, непромозглым ветром. Извозчик, правда, передвигался медленно. Вэй Усянь терпел — денег у него было не настолько много, чтоб отсыпать для скорости.

Цзян Чэн закатит истерику. Деньги были Цзян Чэна, сказал тратить исключительно на необходимые вещи! Не на выпивку, не на сладости, не на то, без чего спокойно можно обойтись… Да.

Но утро хорошее, все равно.

Через полчаса доковыляли до конца ангара и стартовой площадки. Тут уже ветер рвал и метал. Вэй Усянь поднял воротник куртки, выбираясь из повозки. Извозчик молча протянул ладонь. Вэй Усянь кинул горсть монет и пошел вперед. Картина перед ним предстала с одной стороны обычная — когда что-то случается, то всегда переполох, с другой — немного странная. Довольно большая, в пару-тройку ли по периметру, площадка, выложенная специальной брусчаткой была кое-как огорожена веревками, которые безжалостно рвал ветер. Ветер же задирал одежду на людях, разносил вокруг какие-то листы бумаги, и чертов потрескивающий кофе под ногами, который пылил в лицо, от чего хотелось кашлять.

Площадка насквозь была черной то ли от пепла, то ли от рассыпавшегося кофе.

— Кто такой? — кто-то грубо тронул Вэй Усяня за плечо.

Вэй Усянь с улыбкой обернулся и вытянул из нагрудного кармана жетон.

Мужчина перед ним тупо посмотрел на жетон.