Тафгай 5 (СИ) - Порошин Влад

— Иван, давай играть! Играть, шпилен надо! — Забежал в раздевалку взволнованный Томас Гюнтер. — Там все волноваться!

— Сейчас успокоим, — пробормотал я, хватая клюшку.

А Гюнтер сегодня был не так весел, как после турне по Баварским городкам, где народ зажиточный и за билет 20 марок выкладывал не задумываясь. Тут же, в первом и во втором городках билеты ушли лишь за 10 марок, что принесло в общую копилку 80 тысяч. Ситуацию немного выправлял коммерческий матч в Дюссельдорфе, где на ледовый стадион пришло 9 тысяч человек, заплатив уже по 15 дойч марок за билет. Но с учётом транспортных расходов всё равно выезд за 500 километров от Мюнхена получился не таким выгодным.

Кстати, по поводу ледовых площадок в Крефельде и в Дюссельдорфе хотелось бы высказаться отдельно. Лично я такого ещё никогда не видел. Крыша есть над самой хоккейной коробкой, козырёк имеется над зрительскими трибунами, а между крышей и козырьком ничего нет! Естественно если в январе средняя температура в этих рейнских городах плюс четыре градуса по Цельсию, то можно с полностью крытой ареной и не заморачиваться. Подумаешь, дождь зрителей подмочит, так даже веселее.

А зритель в Германии великолепный. Что футбол, что хоккей, что баскетбол, что волейбол — трибуны забиваются под завязку. Всё потому что, когда едешь по немецким городам, то видишь, тут спортивный зал, тут бассейн, тут стадион. Вот народ к спорту с детства и прикипает. А в соседней ГДР пошли ещё дальше, запустили в телевизоре «Mach mit, Mach’s nach, Mach’s besser» с толстячком ведущим Ади. У нас же в Горьком едешь, тут пивная, тут рюмочная, тут стекляшка «Мутный глаз», тут закусочная, сплошь и рядом «Весёлые старты», когда все вздрагивают за здоровье. Поэтому наш народ до стадиона добирается не всегда, ибо много разных отвлекающих факторов.

— Михалыч, едрить колотить! — Психанул я, когда пятёрка наших ветеранов пропустила пятый гол в самом начале второго периода от немецкого Дюссельдорфа, доведя его до 5 : 8, пока в нашу пользу. — Предлагаю, чтоб не опозориться окончательно, играть дальше в две пятёрки! Я с «пионерами» Александровым и Скворцовым, плюс защитники Фёдоров — Куликов. А Свистухин с другими «юными ленинцами» Доброхотовым и Ковиным и защитниками Астафьевым и Гордеевым. Их задача не пропустить, наша наоборот забивать.

— А остальные? — Почесал затылок Всеволод Михалыч.

— А остальные вчера пива много насосались, на них сегодня можно больше не полагаться. Так?! — Гаркнул я, покосившись на старожилов «Торпедо».

— Я, кстати, вчера не пил, — улыбнулся неунывающий Коля Свистухин.

— Зато позавчера бегал по гостинице в одних трусах с криком «спасите пожар», — погрозил центрфорварду Всеволод Бобров. — Хорошо, что немцы русского языка не понимают, не загоношились. Согласен, играем в две пятёрки. Давай Тафгай на лёд!

Конечно, этот матч особенно ничего не решал, но проигрывать команде класса «Б», в преддверии важнейших игр за золото чемпионата СССР было непозволительно. Поэтому после перестановок в составе мы резко взвинтили темп, точнее забегали с такой скоростью, на которую сейчас были вообще способны. И зрители на трибунах почувствовали перемену нашего настроения. Вновь поднялся невообразимый гвалт, когда я, прорвавшись через центр, скинул шайбу на «Малыша», а тот шлёпнул в касание прямо в пузо немецкого голкипера. И защитник «Дег», как сокращённо болельщики называли свой хоккейный клуб «Дюссельдорф» выбросил шайбу подальше от ворот.

— Собрались! Собрались! — Прикрикнул я на своих партнёров, встав на точку вбрасывания в зоне хозяев поля.

И вот шайба из руки арбитра скользнула на лёд, быстрый и чёткий шлепок, и уже черным резиновым диском завладел Сашка Скворцов. Пас назад на защитника Куликова, быстрый перевод от синей линии на Александрова, который вновь в касание щёлкнул по воротам. И хоть вратарь снова сумел отбить шайбу, далеко она не улетела, ударившись в собственного игрока обороны. Секундное замешательство хозяев льда на пятаке, и я, своей гигантской тушей продравшись сквозь частокол клюшек и ног, затолкал девятую шайбу в сетку немецких ворот.

— Вот значит, Михалыч, какие дела. Молодёжь проигрывать не хочет, а ветераны уже выигрывать не могут, — тяжело дыша, сказал я Боброву на скамейке запасных, после более чем скромных поздравлений.

— Просто пить надо меньше, а закусывать чаще, — пробурчал улыбнувшись старший тренер, хотя революционная ситуация в команде уже была на лицо.

«Очень хорошо, что перетряхнули состав команды в начале сезона, — подумал я. — Сейчас бы болтались в середине турнирной таблицы, и не было бы ни Олимпиады, ни заграничных поездок, ничего».

Примерно за минуту до конца второго, самого последнего на этот тяжёлый день, периода, махинатор и устроитель подпольных хоккейных матчей Томас Гюнтер неожиданно прибежал на нашу скамейку запасных.

— Драться Иван! — Затараторил он, мешая русские слова и немецкие. — Бить нос надо! Контракт! Ес вирд цайт!

— Цигель, цигель, айлюлю, — догадался я, что баварец намекает на незаметно ускользающее время. — Выводи «Мамай» своего «Челубея» на «куликовское» хоккейное поле.

— Ворум мама? — Удивился Томас, но суть сказанного понял.

Вообще надо признать, все драки за это 13 марта прошли строго по системе Станиславского, с полной правдой переживаний, продумыванием предлагаемых обстоятельств и прочих театральных заморочек. Поэтому и сейчас, я в полной уверенности, что драться по-серьезному не придется, выехал на лёд и встал на точку вбрасывания в центральный круг, так как за секунду до явления Гюнтера на нашей скамейке счёт стал 6 : 14. Отличились на радость своих верных болельщиков хоккеисты Дюссельдорфа. Напротив же меня в этот круг въехал высокий, но худой парень, которого я во время матча почему-то не видел.

— Тебя что ли бить надо? — Удивлённо пробубнил я.

— Ихь бин айн боксер, — сурово посмотрел на меня немецкий «Челубей».

«Может ты и боксер, но с твоим максимум полусредним весом, куда ты лезешь против «супертяжа»? — хмыкнул я про себя, выиграл вбрасывание и скинул перчатки. — Только бы никого не убить». А паренёк оказался очень шустрым, ушёл от моего первого захвата и пробил точно в нос, из которого тут же пошла кровь. Но второй удар я успел заблокировать и всё же ухватить левой рукой «гадёныша» за грудки. Далее секунд десять «Челубей» из Дюссельдорфа молотил с высоченной скоростью меня по корпусу, а я ждал и думал, как бы этого балбеса не отправить одним ударом в реанимацию. Наконец, парень вымахался, устал, после чего парой ловких движений я натянул ему свитер на голову, прижал ко льду и на потеху всей местной публике отшлёпал негодяя по костлявой «пятой точке».

— Ду айн нарр! — Бросил я скорее обиженно «Челубею», обозвав того дураком.

В автобусе, когда мы уже ночью ехали обратно из гостеприимного Дюссельдорфа в не менее гостеприимный Мюнхен, Томас Гюнтер одной рукой держался за сильно покрасневшее и немного опухшее левое ухо. Зато второй сжимал под мышкой портфель полностью набитый дойч марками. Лицо баварского предпринимателя выражало разом несколько чувств. Первое — это удовлетворение от проделанной работы, второе — обида из-за «незаслуженно оттянутого органа слуха», и третье — крайнюю степень озадаченности, а что делать потом, когда советские хоккеисты улетят домой.

— Давай для симметрии правое подравняю, — усмехнулся я, проходя мимо Гюнтера в середину салона.

— Нихт, найн, но, — затараторил он, отгородившись портфелем.

По каким только поводам не собирали внеочередные собрания разные трудовые коллективы в СССР. Например — аморалка, за дебош в общественном месте или за драку на производстве. Или «не дай профсоюз» загреметь за недостойное поведение к женщине. Всё, потом от клейма «бабника» до конца трудовой деятельности на одном месте не отмоешься. А сегодня 14 марта, после обеда, перед вторым официальным товарищеским матчем со сборной ФРГ, на внеочередное собрание собралась и наша хоккейная делегация. Все двадцать четыре человека набились в номер старшего тренера Всеволода Боброва, как сельди в бочке. Разом обсуждалось множество вопросов: тунеядство, простой в работе, пьянство, и самый главный вопрос: «Как мы будем делить наши деньги?».