Рождение державы - Александр Белый

Кое-где на поле боя еще взметали землю взрывы мин, это минометчики дорвались до нелимитированных боеприпасов. Иногда слышались короткие очереди пулеметов, но атака противника уже захлебнулась, а по полю метались толпы выживших. Большинство из них рванулось обратно, к чистому от взрывов и свистящих пуль подножию горы. Там уже кто-то наводил порядок и твердой рукой сбивал воинов в новый строй. И с каждой вернувшейся группкой их становилось все больше и больше, по первым прикидкам, около ста пятидесяти совершенно невредимых латников и около трех сотен легкой конницы, которая была в хвосте наступающей колонны и пострадала меньше всего. Все правильно, настоящие профессионалы войны не должны бояться даже дьявола.

Что ж, теперь наша очередь. Вчера в договоре они четко оговорили условия проведения атаки каждой из сторон и, посмеиваясь, вписали себя в первую очередь. Ничего, проше панство, последними вы смеяться не будете.

– Батарея, прекратить огонь! – скрестил над головой руки. – Растянуть возы! Пулеметные фургоны, отправляйтесь за расчетами. Сотник Орлик, прикажи лучнику выстрелить в небо две дымовых стрелы – команда лучникам сворачиваться. И дай в сопровождение фургонов по десятку. Казаки, подберите с поля мушкеты и пистоли! Только мушкеты и пистоли! Все остальное потом. И гильзы свои собрать!

Сам соскочил с лошади, собрал на земле латунные цилиндрики и, сверившись с магазином, удовлетворенно взобрался обратно в седло. А казаки быстро подбежали, расцепили возы и захлестнули весь передний край, собирая оружие. Подбирали они не только огнестрел, мимо дорогущей рыцарской сабли тоже спокойно пройти не могли. Кто из раненых сильно возражал, того тут же дорезали.

– Все! Все! – Выстрелил из револьвера, чтобы прекратить излишнее мародерство. – Остальное – потом! Оружие дозарядить. Строиться!

Время любых важных действий всегда старался засекать, определять и контролировать. Эти слова пишутся долго, и кажется, что бой шел целую вечность. Однако время пролетело очень быстро, со скоростью атаки. Что такое два километра? Да всего лишь три-четыре минуты скачки мощной боевой лошади. Вот и прошло всего пять минут. Еще пара минут, и пулеметчики устроятся в фургонах, мы перезарядимся и вступим во встречный бой.

– Товарищи лыцарский корпус! – поднял руку и громко стал доводить до личного состава план действий. – В наступление идем фронтом, медленной рысью. В руках – только винтовки. За три сотни метров от противника отрабатываем по магазину. Стоя на месте, иначе половина драгоценных пуль уйдет в небо. Затем винтовки меняем на клинки и револьверы. Если противник не выдержит такой нашей наглости и сам пойдет в атаку, нам даже лучше. Отступим мимо фургонов и пропустим его через пулеметы. Братья казаки! Те, кто с такими винтовками, – поднял вверх винчестер, – идут в нашем строю. Остальным не рассыпаться, следовать за нами плотной колонной. Казаки с мушкетонами – на флангах, то есть по краям колонны. Вломимся в противника, разряжайте в упор все, что есть, а потом в клинки. Всем ясно?!

– Да-а-а!

– Марш! – указал стволом винтовки вперед.

За линию повозок мы вышли шагом, объехали свалку из трупов, раненых, калек и припустили неспешной рысью. Лыцари шли распахнутым веером, а казаки перестраивались следом в плотно сбитую колонну. Пулеметы тоже успели погрузить в фургоны.

– Паша! Славка! – крикнул не отстающим от меня вестовым. – Быстро к пулеметам. Пусть пристраиваются в хвост колонны. Как только мы остановимся для того, чтобы открыть огонь, они должны развернуть стволы в сторону реки. Понятно?

– Да!

– Если придется отступать, то специально побежим мимо них. Пусть будут готовы открыть огонь по неприятелю. Понятно?

– Да!

– Отправляйтесь и оставайтесь на охране фургонов.

– Но…

– Никаких но, это приказ.

Пререкаться они не стали, развернули лошадей и поскакали в разные стороны.

До подножия возвышенности, на которой разрозненные толпы всадников старались сплотиться в мощный кулак, оставалось метров триста пятьдесят. Они и сейчас, даже в сильно прореженном состоянии, выглядели раза в два внушительней нашего жиденького строя.

Стал придерживать Чайку и вскинул винтовку. Вот сейчас мы вас опять удивим, да на дистанции, вашему уму непостижимой.

Мой первый выстрел нашел свою цель и выбил панцирного рыцаря из седла. Рядом стали валиться люди и лошади, не попасть по такому скоплению было невозможно. Часто-часто затрещали выстрелы семидесяти четырех стволов, которые произвели в рядах противника настоящее опустошение.

– Валить всех, кто с мушкетонами! – кричал Антон.

Паника, рожденная состоянием беспомощности, которое поселилось в их душах с самого начала боя, не позволила своевременно сплотиться и обрушить на нас всю имеющуюся мощь. Только увлеченные каким-то рыцарем десятка три латников в отчаянии бросились вперед и тут же полегли под пулями.

Отстреляв последний патрон в магазине, вбросил винтовку в чехол и выхватил шпагу и револьвер:

– Шашки наголо! Марш-марш! – дал лошади посыл и рванул вперед.

Вдруг слева и справа вперед вырвались две какие-то кобылы и стали меня зажимать. Правая была точно Антонова, подсунула свой зад под морду моей Чайки и сбила ей ход, а та за такое нахальство ее тут же жестоко укусила за заднюю ногу. Но дело было сделано, командира оградили от лобового столкновения, затерли внутрь сжимающегося клина.

Лошади с рыси перешли на галоп, под копытами загудела земля. Перед столкновением мы из револьверов расчищали себе брешь в обороне противника, но за секунду до того, как вломились в его ряды, приняли на себя залп его пистолей. Пало сразу девять лошадей нашего первого и второго ряда, а еще восьмерых лыцарей выстрелами вынесло из седла. Передо мной сразу очистилось пространство, и моя Чайка, перепрыгивая через погибшую лошадь Антона, копытами вломилась в строй противника. Ее глаза стали огромными, как блюдца, зубы оскалились, и она тут же цапнула первую подвернувшуюся лошадь.

Раздались ужасный грохот железа, залпы мушкетонов и пистолей, выстрелы револьверов и звон клинков. В предсмертных судорогах бились лошади и люди, вокруг меня кричали и визжали от азарта и сумасшедшей радости, от страха и невыносимой боли.

Четверых противников буквально за полминуты я свалил из револьвера в упор, а сейчас столкнулся с опытным саблистом. Этот старый воин превосходил меня в технике, но вот в энергии и напоре нет. Он ловко управлял своим конем и уходил от маховых и колющих ударов шпаги. И только умышленно подставив под рубящий удар наручи и вскользь кирасу, я умудрился уколоть запястье и немедленно ткнуть его клинком в глаз.

В это время ко мне стали пробираться сразу двое рубак неприятеля. Но не успел с ними столкнуться, как оба свалились с лошадей. Только сейчас обратил внимание, что рядом со мной раздаются частые выстрелы. Это был Антон с окровавленным лицом, искривленным носом и заплывшим левым глазом. Сейчас он стоял, один револьвер держал под мышкой, а откинутый барабан второго снаряжал патронами.

– Жив!!! – На душе потеплело. Действительно, великолепный и преданный воин, который за последние два года смог поднять свое образование, умения и социальный статус на небывалую высоту. Потерять его было бы для меня очень тяжело.

– Садись на этого гнедого зверя, – показал на освободившегося от старого саблиста жеребца.

– Сейчас. – Шаря глазами по сторонам, он защелкнул барабан и принялся за снаряжение второго револьвера, высыпав в руку пустые гильзы и спрятав их в карман. Глядя на такое дело, я тоже быстро перезарядил свой.

Взлетев в седло, товарищ огрел чужого гнедого рукоятью между ушей, чтобы сразу же расставить акценты, кто здесь хозяин, и рванул в гущу боя. Ввалившись за ним следом, больше не успел ни выстрелить, ни поднять шпагу. Передо мной опять разверзлось открытое пространство. В гору, к развевающемуся знамени князя Вишневецкого, улепетывало около полутора сотен уцелевших шляхтичей.

Придержал ход Чайки, грудь которой ходила ходуном, и перешел на шаг.

– Спокойно, красавица, – погладил ей шею, – мы победили.

Напряжение стало отпускать меня, а на душу опустилась пустота. Устало обвел глазами поле сражения.

На земле лежали искалеченные люди и лошади, ранее пожелтевшая трава стала бурой, потные лица моих бойцов были в ссадинах и ранах, крови и грязи. Обратил внимание на то, что из моей левой руки тоже капает кровь, оказалось, что наручи разрублены. Быстро расстегнул ремни, стащил их с руки и завернул рукав хубона. Рана оказалась неглубокой, до кости не достала, но кровила сильно. Вытащил полосу льняного полотна и плотно перевязал. В это время ко мне подъехали Антон и Петро Орлик.

– Из пятидесяти семи воинов лыцарского корпуса, которые шли в атаку, трое погибли, – сказал Антон. – Это Спатару, Никишин и Вовк. Раненых тридцать четыре. – Взглянув на мою руку, поправился: – Тридцать пять. Тяжелых – девять, вылечит их доктор Ильяс или нет, не знаю. Вместе с легкоранеными в седле сейчас способны держаться тридцать девять человек.