Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир - Анастасия Ивановна Архипова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заставив пациентку открыть рот и заглянув ей в горло, Фрейд
видит в глубине его отвратительное зрелище <…>. Здесь открывается перед нами самое ужасное – плоть, которая всегда скрыта от взоров, основание вещей, изнанка лица <…> последняя основа всякой тайны, плоть страдающая, бесформенная, сама форма которой вызывает безотчетный страх7.
И, наконец, Лакан высказывается об этом образе сновидения еще более решительно:
…поистине голова Медузы, <…> глубины этого горла, чья сложная, не поддающаяся описанию форма делает из него и пучину женского органа, <…> этого источника всякой жизни, и прорву рта, поглощающего все живое, и образ смерти, где все находит себе конец8.
Одним словом, сновидение это напрямую связано со знаменитым вопросом Фрейда, на который он так и не сумел, по его собственному признанию, найти ответа: «Чего хочет женщина?» И шире – что такое вообще женщина?
Вечный 1895-й
В первой серии второго сезона британского сериала «Шерлок» под названием «Скандал в Белгравии» в блоге, который ведет Джон Уотсон, заклинивает счетчик посетителей: он застывает на цифре 1895. Это привлекает внимание Шерлока, который предполагает, что блог Уотсона взломала Ирен Адлер (именно ей посвящена серия) и что 1895 – пароль от ее телефона, присланного ею Шерлоку. Шерлок ошибается; но во вселенной создателей и сценаристов этого телешоу, Стивена Моффата и Марка Гейтисса, такие детали редко бывают случайными, и это хорошо известно фанатам сериала, которые немедленно задумались над значением числа 1895 и пришли к выводу, что это не что иное, как год.
Строчками «Неге, though the world explode, these two survive, // And it is always eighteen ninety-five» заканчивается сонет «221b» (или «Always 1895», «Вечный 1895-й») написанный в 1942 г. Винсентом Старреттом, американским писателем и журналистом, автором холмсианских пастишей и основателем чикагского отделения клуба «Baker Street Irregulars» («Нерегулярные полицейские части с Бейкер-стрит»). В переводе Надежды Муравьевой последняя строфа сонета выглядит так:
Вот ночь идет и призрачна картина: Густой туман желтеет за окном, Сквозь сеть дождя на улице пустынной Мигает газа сумрачный фантом. Здесь два героя вечны. Время свято: Век девятнадцатый. Год девяносто пятый.Артур Конан Дойль в «Пустом доме» датирует «воскресение» Шерлока Холмса очень точно – «весной 1894 года». На 1895 год приходится самое начало «новой» жизни Холмса – его посмертия и одновременно бессмертия. «Вечный 1895-й», как у Винсента Старретта, зафиксировал окончательное превращение Холмса в супергероя, неподвластного времени.
И действительно, деталь оказалась не случайной: к 1895 году отнесены события в новогоднем – «викторианском» – спецвыпуске «Шерлока» 2016 г. (в другой системе отсчета – нулевой серии 4-го сезона). Название эпизода, «The Abominable Bride» («Безобразная невеста» в русском прокате), отсылает к новелле «Обряд дома Месгрейвов»9, где Холмс впервые знакомит Уотсона с давними случаями, которыми он занимался еще до встречи со своим Босуэллом10. Из «большого жестяного ящика» он достает пачки бумаг – отчеты о своих расследованиях.
Кроме того, у Холмса имеется «толстый справочник»11 – алфавитный указатель всех дел детектива. В этот каталог, по-видимому, внесены и те случаи, которые расследовались им уже «при Уотсоне», но не были по той или иной причине опубликованы. Уотсон время от времени упоминает их в своих новеллах: «случай Айседора Персано и редчайшего червя»12 или дело «о политике, маяке и дрессированном баклане»13, а также «отвратительный случай с красной пиявкой»14. Среди дел доуотсоновской эпохи – «дело о гигантской крысе с Суматры», «Виттория, цирковая прима», «Гила, или ядовитая ящерица»; а в жестяном ящике хранятся, например, «происшествие с русской старухой», «странная история с алюминиевым костылем» и, наконец, «отчет о кривоногом Риколетти и его ужасной жене» (a full account of Ricoletti of the club-foot, and his abominable wife).
Характерная особенность этих таинственных дел с нарочито броскими, прямо-таки таблоидными заголовками заключается в том, что все они – «пустышки»: за ними не стоит никакой истории. Эти пустые означающие не отсылают внутри конандойлевского канона ни к какому означаемому: как замечает Холмс, «мир еще не готов услышать историю гигантской крысы с Суматры»15.
Создатели холмсианских пастишей всегда находили особую привлекательность в «неопубликованных случаях» – и простор для собственного воображения (большой популярностью пользуется «гигантская крыса»16). Моффат и Гейтисс, мимоходом уже упоминавшие случаи-«пустышки» в предыдущих сериях (например, дело об алюминиевом костыле – в «Скандале в Белгравии»; а в серии, посвященной свадьбе Джона и Мэри, Шерлок в своей шаферской речи перечисляет несколько таких случаев, среди них и тот, что можно опознать как дело «о редчайшем черве»), на сей раз берутся за «ужасную жену Риколетти». Здесь – первый сдвиг: «жена» заменена «невестой», что едва ли удивительно, поскольку это типичный прием для создателей «Шерлока», которые постоянно меняют всем известные заглавия («Этюд в розовых тонах», «Пустой катафалк» и т. д.)17.
Эффект бабочки
Типичным для сценаристов образом строится и повествование в «Ужасной невесте»18 – на обнажении приема, заострении впечатления сконструированности, театрализованности. Викторианский антураж – вовсе не попытка традиционной экранизации (при всех аллюзиях на знаменитый гранадовский сериал с Джереми Бреттом19): сценаристов интересует не реальность Лондона конца XIX века, а реальность текста, созданного Конан Дойлем, со всеми его сюжетными натяжками, гротескными деталями, логическими провалами, неправдоподобием описаний, всевозможными разрывами, прорехами, шероховатостями. Персонажи этого эпизода в полной мере ощущают себя именно персонажами – уже даже не марионетками, управляемыми авторской
