Борьба и победы Иосифа Сталина - Константин Романенко

Его колебания были оправданны. История показала, что имен­но вопрос о мире был в это время камнем преткновения всех поли­тических сил. Он стал наиболее болезненным для большевиков по­сле завоевания власти. И хотя в 1924 году Сталин признал свою по­зицию по этому вопросу «глубоко ошибочной», отмечая, что «она плодила пацифистские иллюзии, лила воду на мельницу оборонче­ства и затрудняла революционное воспитание масс», он был прав, усомнившись в возможности безболезненного выхода из войны и одновременного перехода к новому этапу революции.

В то же время он не мог не испытывать чувство определенного удовлетворения. Ленин, критиковавший его на Стокгольмском съезде за несогласие с программой партии в позиции по аграрному вопросу, теперь, в 1917 году, по существу принял предложения, вы-

сказанные Сталиным ранее. Своеобразным закреплением совпа­дения взглядов на эту проблему стала статья Сталина, звучащая как лозунг: «Земля — крестьянам», опубликованная «Правдой» 14 ап­реля.

Вопрос о войне и мире во всей своей обнаженной остроте стоял и перед Временным правительством. Его нельзя было небрежно сбросить со счетов. Мировая война оставалась реальным фактом. Реальный мир мог быть приобретен либо пушками, либо револю­ционно: односторонним прекращением боевых действий. Власть выбрала первое. 18 апреля министр иностранных дел Милюков об­народовал ноту правительствам союзных стран о продолжении войны до победного конца.

В своем решении правительство руководствовалось не столько чувством «патриотизма», сколько желанием продемонстрировать крупной российской и западной буржуазии свою кредитоспособ­ность и решительность в желании управлять страной. Узурпировав в феврале власть, буржуазия не хотела ею «делиться» с народом.

В тот же день на митинге, состоявшемся в связи с праздновани­ем Первого мая на Биржевой площади Васильевского острова, Сталин произнес речь «О Временном правительстве». Разоблачая намерения, интересы и действия властей, он задавал почти ритори­ческие вопросы: «Говорят о доверии к Временному правительству, о необходимости такого доверия. Но как можно доверять прави­тельству, которое само не доверяет народу в самом важном и ос­новном?..

Говорят о поддержке Временного правительства... Но... можно ли в революционную эпоху поддерживать правительство, которое с самого начала своего существования тормозит революцию?»

Страна устала от войны, и народ требовал мира. Демонстрации, начавшиеся по призыву большевиков, с 21 апреля переросли в мас­совые выступления. В них приняли участие около ста тысяч чело­век, вышедших на улицы Петрограда под лозунгами с требованием мира и передачи власти Советам. Массовое народное выступление вызвало у властей страх, и, угрожая манифестантам орудийными дулами, главнокомандующий войсками округа генерал Корнилов выкатил к Мариинскому дворцу пушки.

В стройную систему взглядов планы большевиков оформились на состоявшейся 24—29 апреля в Петрограде VII (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б). Сталин выступил на ней трижды. Накануне он присутствовал на совместном заседании

Петроградского Совета и Временного правительства и на конфе­ренции рассказал об этом совещании, состоявшемся в Мариинском дворце. С.Н. Гопнер вспоминала, что в речи, «отличавшейся четкостью и лаконичностью, Сталин очень красочно рассказал, как министры Гучков, Шингарев и Милюков ультимативно требовали прекращения большевистской агитации, обуздания солдат, кре­стьян и революционных рабочих, грозя отставкой». Афористиче­ской оценкой позиции министров стали его меткие слова о том, что Гучков и Милюков «хотели маленькой революции для большой победы».

На конференции Сталин выступил в защиту ленинской резо­люции по текущему моменту, с докладом и заключительным сло­вом по национальному вопросу. В докладе он аргументировал пра­во наций на самоопределение, вплоть до отделения. Полемизируя с позицией Пятакова и Дзержинского, утверждавшей, что «всякое национальное движение есть движение реакционное», он заявил: «Мы должны поддерживать всякое движение, направленное про­тив империализма». И высказался в поддержку национально-сепа­ратистского движения в Финляндии.

В то же время он указал, что «9/10 народностей после сверже­ния царизма не захотят отделяться» от России. «Вопрос о праве на­ций на свободное отделение, — говорил Сталин, — непозволитель­но смешивать с вопросом об обязательности отделения. Этот во­прос партия пролетариата должна решать в каждом отдельном случае самостоятельно». Он, как никто другой, понимал сложность национального вопроса.

Но он исходил из интересов народов и государства, а не нацио­нальной буржуазии и клановых «элит». Рассматривая возмож­ность будущего устройства «областных автономий» для Закавка­зья, Туркестана и Украины, он указывал на необходимость учета «особенностей быта и языка». При этом он декларирует «отмену всяческих ограничений для национальных меньшинств» по школьным, религиозным и другим вопросам.

Результатом апрельской конференции стала еще ярче обозна­чившаяся левая ориентация большевистской партии. Одновре­менно партия укреплялась организационно. На конференции Ста­лин был избран в состав ЦК РСДРП(б). Помимо близкого по эмиг­рации Ленину Зиновьева, в число 9 его членов вошли Сталин, Каменев и лишь двое рабочих — В. Ногин и Г. Федоров. В мае было

учреждено Политбюро ЦК. С этого периода и до конца жизни Сталин стал его бессменным членом.

Троцкий к Февральской революции «опоздал». В январе 1917 года он выехал в Америку, и один из первых его визитов в Нью-Йорке состоялся в дом номер 120 на Бродвее. Здесь находился офис Сиднея Рейли, торгового агента дяди Троцкого — владельца синдиката, зарабатывающего на оружии, — Абрама Животовско-го. Однако Рейли, сын одесской еврейки и ирландского матроса, принявший фамилию жены, являлся не только предпринимате­лем. Прежде всего он был шпионом; еще в период Русско-япон­ской войны он выкрал и передал японцам секреты укреплений Порт-Артура.

Но в Америке Рейли находился прежде всего как личный агент шефа британской разведки в Северной Америке Вильмана Вайс-мана. В одной комнате с Рейли сидел приехавший из России Алек­сандр Вайнштейн; его брат Григорий был директором русскоязыч­ной газеты «Новый мир». В газете работали Николай Бухарин и Моисей Володарский. Троцкий тоже стал сотрудничать с этим из­данием. Еще одним из его покровителей был Якоб Шифф, пред­ставлявший «один из пяти банков — членов Федерального резерва».

Аейба Бронштейн снял для семьи дорогую квартиру на Вайз авеню и получил в свое распоряжение лимузин с шофером. В Брон­ксе ему нравилось обедать в ресторане «Треугольник». Правда, он прослыл там скупердяем. Он не давал официантам чаевые, и они мстили горячим супом, проливаемым ему на штаны. Когда пришло известие об отречении Николая II, американцы вывесили на ули­цах национальные флаги, а Троцкий стал собираться в Россию.

Американский паспорт ему помог оформить полковник Ха­ус — агент Уолл-стрита в Белом доме и ближайший сотрудник пре­зидента США Вильсона, транзитную визу выдали в британском консульстве. Получив от «германских социалистов» 10 тысяч дол­ларов на карманные расходы (по сегодняшнему курсу — 200 000), Троцкий покинул берега Нового Света, не заплатив 200 долларов за мебель, взятую в пользование.

Неожиданно 3 апреля в Канаде, в Галифаксе, его сняли с паро­хода. Однако это не являлось возмездием за «забывчивость». Поми­мо Троцкого и его семьи, с корабля сняли еще пять человек; всех поместили в лагерь, где содержались немецкие военнопленные офицеры. Указание на проведение этой акции поступило из офиса Вайсмана. Таким способом шеф британской разведки заметал все

следы, которые могли пролить свет на связи Троцкого с английски­ми спецслужбами. Его представили германским агентом с немец­кими деньгами.

Операция прикрытия завершилась через месяц, и пресса укра­сила Троцкого лаврами героя-великомученика. В пути он телегра­фировал в Россию: «Абраму Животовскому. Петроград. После ме­сячного плена у англичан приезжаю в Петроград с семьей 18 мая». В российской столице семья Троцких поселилась в огромной и бо­гатой квартире директора завода Нобеля в Петрограде Александра Серебровского, как и дядя Троцкого, занимавшегося оборонными поставками.

Но это произошло не сразу. Сначала политической базой Троц­кого стали так называемые межрайонцы, маячившие между боль­шевиками и меньшевиками. В этот «золотой центр» входили за­метные, влиятельные среди российской социал-демократической интеллигенции и имевшие международные связи фигуры. Такие, как Володарский, Урицкий, Луначарский, Покровский, Мануильский, Иоффе, Рязанов. Но этого было мало для политического ли­дерства, и, не располагая возможностью играть сольную партию, Троцкий решил блокироваться с Лениным.