Демократизация - Патрик Бернхаген

Альтернативный сценарий заключается в разрыве преемственности элит и партий. В этом случае кризис и крах недемократического режима приводят к исчезновению акторов, поддерживавших режим. Конечно, такой разрыв преемственности является результатом какого-то (внешнего) шока, вызванного, например, войной или поражением от колонии с последующим обретением ею независимости. Такая модель характеризуется очень масштабной перетряской политической элиты, отсутствием демократического опыта у страны, испытывающей транзит, немобилизационной природой предшествующего режима. Насилие, сравнительно высокая степень участия, более выраженное структурирование политической жизни по линиям ключевых расколов и формализованное базовое соглашение являются или могут быть дополнительными характеристиками этой модели. Чтобы привести удачные примеры такой модели, мы должны обратиться к процессам демократизации, последовавшим за Второй мировой войной, особенно в Японии, Италии и Германии (которая, как мы помним, была поделена на две части и позже разделена Берлинской стеной), а также в Польше и Чехии, Аргентине и Южной Африке.

Кроме того, в такой сложной области, с какой мы сейчас имеем дело, невозможно обнаружить вышеописанные модели в чистом виде. Если эти модели вообще прослеживаются, то они являются скорее доминирующими или квазидоминирующими. Говоря подробнее, преемственность старых элит всегда дополняется вовлечением новых демократических элит, которые в период авторитаризма были либо частью оппозиции, либо в изгнании. В Испании, которую можно считать лучшим примером преемственности элит, во время транзита и установления демократии ключевую роль сыграли социалисты и коммунисты. То же самое касается большинства других случаев транзита в Центральной и Восточной Европе, когда речь идет о модели «преемственности партий»: такого рода сценарии также не проявляются в чистом виде. Можно было бы предположить, что третья модель, а именно разрыв преемственности, могла бы встречаться в чистом виде. Однако это не так. Если мы рассмотрим давние кейсы демократизации Германии, Италии и Японии или намного более свежий случай Португалии, когда в этой стране произошел сначала военный переворот (апрель 1974 г.), а потом «революция гвоздик»[718], мы увидим, что старая элита и старые политические отношения частично возвращаются и возрождаются. Это может происходить не на ранних стадиях транзита, но сам факт возвращения трудно оспаривать.

Нашей целью было предложить модели, которые концентрировались бы на роли партийных элит и самих партий. Однако, с одной стороны, некоторые дополнительные факторы обеспечивают необходимый контекст для возникновения структурированной партийной системы и партий как таковых, а с другой стороны, роль партий как акторов является ключевой характеристикой транзитов. Говоря точнее, модель преемственности элит возможна в государстве с довольно развитой бюрократией и судебной системой, которые адаптируются к новым условиям, чтобы уже в них выполнять свои функции; преемственность партий может иметь место в том случае, когда базовые модели общественно-политических отношений остаются прежними и память людей о прошлом режиме еще сохраняется, иначе такая преемственность скорее поверхностна, чем реальна. Наконец, разрыв преемственности элит и партий вероятен в том случае, когда имеют место переломные изменения, формирующие контекст демократического транзита. В случаях моделей преемственности элит или партий транзит и установление демократии протекают непрерывно и достаточно плавно, и тогда вопрос заключается в том, как может быть точно определена и охарактеризована эта непрерывность; то же касается и третьей модели. На основе представленных в предыдущем разделе свидетельств в пользу важнейшей роли партий в демократии мы можем утверждать, что эти же акторы являются ключевыми игроками и в период изменений.

Международные и внешние факторы

До сих пор мы рассматривали институциональный контекст только внутри страны. Но в наиболее поздних транзитах международный контекст становился все более значимым[719]. Следовательно, роль некоторых международных акторов, например, действующих в других странах политических партий, европейских и неевропейских правительств (например, США), международных организаций (ООН, Всемирный банк, ЕС, Совет Европы, ОБСЕ) становится все более значимой в определении модели транзита и во взаимодействии с теми внутренними акторами, которые выступают за демократические изменения. Международные агенты часто кооперируются между собой, как, например, ЕС и Совет Европы, хотя другие акторы нередко воздерживаются от этого – к примеру, ЕС и США. Все это важно потому, что, хотя начало, развитие и успешный исход демократического транзита могут объясняться ролью международных акторов, первые две модели, основанные на преемственности элит и партий, с необходимостью определяются внутриполитическими факторами. Однако третья модель (модель разрыва преемственности), характерной чертой которой является какое-то переломное событие, может порождаться сильным влиянием внешних акторов.

Проведенный выше анализ, раскрывающий содержание трех моделей транзита, может маскировать и игнорировать огромные различия между кейсами, которые мы ассоциируем с одной и той же чистой или даже смешанной моделью. Таким образом, возникает еще одна задача – выделение главных факторов, значимых для понимания роли партийной элиты в транзите и в установлении демократии, причем эти факторы должны выходить за рамки выдвинутых ранее общих моделей. Хотя обязательно должны отставить в сторону, если и вовсе не исключить, любые отсылки к детерминизму, некоторые факторы при более детальном рассмотрении транзитов кажутся достаточно релевантными. Они представлены на рис. 14.2, в котором указываются наиболее значимые объясняющие переменные.

Согласно рисунку, существует по меньшей мере семь наборов различных переменных, объясняющих смену режима на демократию. Они включают: институциональные и, в более широком смысле, политические традиции страны (например, существование монархии, история внутренних конфликтов, колониальное правление); существование в прошлом массовой политики и партий, которые были активны ранее и которые можно возродить в новых условиях; тип предшествующего авторитарного режима, включающего или исключающего мобилизацию населения (см. выше); длительность существования режима – в случае давно утраченной памяти о прошлом шансы возродить старые связи становятся все более призрачными; причины распада или кризиса предшествующего недемократического режима (например, экономическая несостоятельность, характеризовавшая группу стран Центральной и Восточной Европы, в которых, однако, заметную роль играл имитационный или, лучше, демонстрационный эффект); раскол внутри предшествующей недемократической коалиции, как, например, в Южной Европе или некоторых латиноамериканских странах; внешнее вмешательство, как в уже упоминавшихся случаях демократизации после Второй мировой войны; наконец, существование и степень организованности партийной оппозиции.

Рис. 14.2. Основные факторы, влияющие на роль партий в демократическом транзите и установлении демократии

Роль партий в демократическом транзите

Что касается последнего фактора, то здравый смысл подсказывает следующую гипотезу: если во время кризиса недемократического режима существует хорошо организованная демократическая оппозиция, такая позиция будет играть важную роль в период транзита. Следовательно, ожидаемой моделью в этом случае является разрыв преемственности элит или партий. Однако здравый смысл не находит эмпирической поддержки – вплоть до того, что два примера с относительно хорошо организованной и укорененной оппозицией (Испания и Чили) также являются и примерами модели преемственности элит. Не вдаваясь без необходимости в подробности, отметим, что главным объяснением этому парадоксу служит сочетание острейшего конфликта в прошлом, процесс научения и приспособления и сознательно умеренные решения оппозиции, предоставившие пространство для маневра находившимся у власти акторам, которые в итоге сделали выбор в пользу демократии, хоть и под скрытым давлением оппозиции.

В некотором смысле, в этом сценарии ничто не происходит так, как можно было бы ожидать, поскольку память о прошлом глубоко воздействует на поведение всех важных акторов: сильная оппозиция, способная мобилизовать тысячи людей, решает не вступать в открытый конфликт, часть авторитарной элиты играет ключевую роль в транзите благодаря решению возглавить процесс изменений, а оппозиция соглашается на это, несмотря на то что такое согласие предполагает преемственность институтов.