Колонна и горизонты - Радоня Вешович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впервые за все годы войны мне посчастливилось увидеть мое родное село Побеник. После трогательной встречи с родными я уселся на завалинке возле нашей избы и мать начала мне рассказывать об ужасах четнических погромов (после Лубниц четники в беранских пивных отмывали водкой руки и одежду от крови и мозгов), о смерти моих школьных товарищей Райко Йолича, Бранка Марсенича, Марко Машовича. Ей не удалось закончить свой печальный рассказ: выше реки Виницки начался бой, и мне нужно было уходить. Все села, находившиеся между Андриевицей и Трепчей, вверх по течению реки, пылали в огне. От Плава в направлении Берана пробивалось какое-то подразделение СС, которое уничтожало все на своем пути. Мать торопила меня, опасаясь, что я отстану от своих товарищей. В штаб я вернулся лишь на следующее утро. Там все уже были готовы к маршу. Настроение было приподнятое — предстоял поход в Сербию. Завтракали рано утром. Кроме обычной еды, каждый получил почти по полному котелку сочных черешен. Затем колонна выступила маршем в направлении Металька — Рудо.
За время марша бригада разбила несколько четнических групп. Весть о походе в Сербию воодушевляла бойцов, придавала им новые силы. Обмен «не глядя» и «венчания» были полностью забыты. В селе Ратков-Дол бригада остановилась. Сюда прибыли и другие части дивизии. Сразу же после их прибытия был проведен краткий митинг по случаю награждения всех трех бригад дивизии орденом Народного освобождения Югославии. Комиссар 3-й крайнской бригады Крсто Баич сиял от радости, предвкушая встречу с Белградом. Для него Белград олицетворял то возвышенное, временами совсем близкое, а временами невероятно далекое, что три года подряд звало нас к себе. Дивизионный хор выступил с песнями. После его выступления руки бойцов сплелись в саборском коло, всюду слышались радостные голоса. На торжество собралось много бойцов и местных жителей, которые оставались до конца, хотя все время лил сильный дождь.
Мы летели дальше как на крыльях. Глаза белградцев, крагуевчан, кралевцев светились радостью. После почти трехлетней «одиссеи» возвращались они в родные края. Мы радовались не меньше их. Казалось, что и мы выросли здесь вместе с ними. Они с гордостью «грозились» показать нам, черногорцам, крайнцам, далматинцам, личанам и загребцам, как умеет принимать и угощать красная Сербия. Никто больше не жаловался на усталость, голод и жару.
В это время Владо Щекич уже начал готовить коммунистов дивизии для работы с новым пополнением. Теперь в этом деле можно было использовать накопленный нами богатый опыт. Молодые бойцы из первых пополнений уже закалялись в боях и ничем не отличались от тех, кто в 1941 году стоял в строю в Рудо. Время и пространство работали теперь на нас. Словно нащупав надежную, прочную основу, на которой строилось сознательное отношение к выполнению долга, мы стали более терпеливыми в работе с людьми. С каждым днем на нашу сторону переходило все больше тех, кто совсем недавно сражался против нас, и мы были уверены, что они никогда не изменят нам и нашим идеалам.
ЗДРАВСТВУЙ, СЕРБИЯ!
На противоположном берегу реки Увац металась какая-то часть четнического златиборского «корпуса». Разгоряченные бойцы с нетерпением ждали сигнала к атаке. Сначала в действие вступила артиллерия. После артобстрела 23 августа 1944 года к вершине Борова-Глава, возвышавшейся над поселком Доброселица, подошли подразделения бригады. Не оказывая сопротивления, четники отступили. Их часть распалась после наших первых же выстрелов, и бригада некоторое время преследовала мелкие разрозненные группы противника. В горах было прохладно, моросил мелкий дождь. Мы вступали на территорию Сербии. Милан Джорджевич из Крагуеваца опустился на колени и поцеловал родную землю. Здравствуй, Сербия!
Перед вечером батальоны расположились на отдых на просторных лугах. Владо Щекич сразил меня вестью о том, что в утренней атаке был смертельно ранен Крсто Баич и никто не надеется, что он выживет. Оказалось, что утром Крсто вместе с другими штабными работниками 3-й крайнской бригады с пистолетом в руке в первых рядах бросился в атаку, и какой-то четник из засады ранил его в грудь. Комиссар бригады в первых рядах?! «Зачем ему это понадобилось?» — спрашивал я себя, чувствуя, как к горлу подкатывает горячий комок. Разве можно представить себе мертвым Крсто Баича, человека, гибель которого уже неоднократно рисовалась в моем воображении, всякий раз повергая меня в ужас? Человека, который после схватки с четниками на Студеной и с немцами на Златни-Боре, после боев на Сутеске говорил: «Мера свободы определяется мерой мучений, которые перенесены для ее достижения»?!
И вот этот человек мертв. Он умер от внутреннего кровотечения, не приходя в сознание.
В стороне между дубами горели факелы и свечи, слышались глухие удары лопат. В лесу собралось больше сотни бойцов, пришли работники батальонов, бригадного и дивизионного штаба. В селе готовили гроб. У могилы стояла рота крайнцев, а рядом с ней — небольшая группа девушек.
Я не подходил к Крсто, не хотел, не мог видеть его мертвым. Для меня он навсегда останется живым. Ушел из наших рядов верный боец партии, один из умнейших и благороднейших товарищей нашей бригады и всего нашего движения. Сколько прекрасных надежд, сколько воли, благородства и мужества было в этом человеке! Для всех нас он был эталоном бойца, коммуниста, человека. Теперь его нет. Вражеская пуля вырвала его из наших рядов.
Из села принесли гроб. Под дубами зазвучал траурный марш. Колышется пламя свечей, по щекам людей текут слезы. С какой энергией он взялся за дело в 3-й крайнской бригаде! В каждом батальоне создал библиотеку, в ротах организовал курсы для неграмотных и передал им свой неспокойный характер, свою неутолимую жажду знаний. Ему очень хотелось, чтобы бойцы бригады встретили день освобождения грамотными. «Нам нужно, — говорил он, — немедленно послать на учебу всех недоучившихся школьников и студентов, всех толковых парней, чтобы дух нашей борьбы как можно быстрее превратился в знания, в умение созидать».
Что же скажу я, когда встречусь с его сестрой Кристиной, которую он несколько дней назад забрал из