Бархатная кибитка - Павел Викторович Пепперштейн

Мне с постели вставать неохота:

Я боюсь наступить на кавота,

У меня под кроватью живет

Симпатичнейший в мире кавот.

Вот чевота вспомнились совершенно некстати эти стихи Заходера. В общем, это превосходнейший детский поэт, об этом всем известно. Вот еще его знаменитый стишок про обезьян. Ну или якобы про обезьян, с двойным смыслом, ясное дело, как тогда было заведено:

Ваши предки, наши предки

На одной качались ветке.

А теперь сидим мы в клетке.

Справедливо ль это, детки?

Ну или вот еще одно, мое любимое:

Никакого нет резона

У себя держать бизона.

Потому что это жвачное

Грубое и мрачное.

Остроумное население сразу переделало «бизона» в «Кобзона»:

Никакого нет резона

У себя держать Кобзона..

Мой папа сделал великолепные иллюстрации к книге Заходера «Моя Вообразилия». Заходер обрадовался этим иллюстрациям пиздец.

От него я впервые услышал о Толкиене. Когда я чуть подрос, Заходер, зная меня неплохо и представляя себе сферу моих приколов, завел меня как-то раз к себе в кабинет, достал из шкафа здоровенный англоязычный фолиант и протянул мне со словами:

– Вот, Паша, этот писатель, о котором ты еще ничего не знаешь, скоро станет одним из твоих любимых писателей. А эта книга станет одной из твоих любимых книг.

Он не ошибся. Это был «The Lord of the Rings». Вскоре после этого вышла в русском переводе книжка «Хоббит, или Туда и обратно». Заходер подумывал перевести всю эпопею «Властелин колец», но эта идея не получила одобрения в советских детских издательствах. Советская власть (явленная в лице редакторов и редакторш) не захотела издавать «Властелина колец»: слишком мрачно, слишком мистично. Да еще с нежелательными политическими аллюзиями: всевидящее око Саурона и так далее. Поэтому «Властелина колец» я читал в самиздате: эти машинописные тома в самодельных переплетах ходили по рукам. Я, конечно, впал в экстатическое состояние, их читая.

До сих пор у меня на Речном где-то хранятся два самиздатовских, переплетенных вручную тома «Властелина колец». Текст полуслепой, с третьей копирки. Некоторые фразы и слова вообще не удавалось разобрать, зато как впирало!

Тот англоязычный том у Заходера я, конечно, читать не смог, слишком неприлежно относился я к занятиям английским языком, но часами рассматривал в этой книге карты Средиземья. Карты несуществующих стран – это я обожал! Я и сам постоянно рисовал карты вымышленных мною государств и земель: остров святого Альберта (более древнее название Эллибер), герцогство Блюмаус (изначально языческий Маун), тоталитарная Килиния, развратная пиратская республика Манаута, остров безумцев Каэроде, остров Амфион, заселённый в двадцатом веке потомками русских белогвардейцев, величественный Сентраполис, где уцелели остатки древнего юпитерианского культа, моря Тунг и Мият, усеянные бесчисленными островами, страна теней Зогот, куда никогда не ступала нога живого человека, китайская колония Чжан-Хэ, райские Олеандровые острова, где люди не ведают одежды и смерти, город Увидуве (энглизированное название Уидуэлл), в котором всегда идёт гражданская война, чернокожий Анггеракуанг, живущий под властью колдунов, русалочий демократический архипелаг, где голосуют перламутровыми плавниками, вздымаемыми из морских волн – ну и так далее, до бесконечности.

Почему же все-таки советская власть так часто разрешала Заходеру и его жене гулять по Парижу и другим западноевропейским городам? В то время выпускали в такие поездки неохотно – либо за какие-то заслуги, либо изредка выпускали просто по своевольному капризу. Но чаще всего отказывали, даже если речь шла о поездках в социалистические страны, причем формулировка отказа звучала так: «Ваша поездка признана нецелесообразной». Почему же советская власть считала целесообразным, что Заходер покупает в Париже новую соковыжималку усовершенствованной конструкции? В отличие от своих коллег по детской поэзии Сергея Михалкова или Агнии Барто, Заходер с властью советской особо не заигрывал, стихи про октябрятскую звездочку или про пионерский галстук не писал. В шпионы и стукачи он также не годился. Такие штуки предполагают людей шнырких, проникающих в разные круги, с пронырливыми глазками. А толстый Заходер ничем, кроме своих дел и наслаждений, не интересовался и никаких знакомств с людьми или кругами, которые могли бы занимать советскую власть, не поддерживал. Полагаю, что его выпускали за границу из-за его облика (особенно в сочетании с женой). Видимо, советская власть втайне гордилась, что у нас есть такие люди – такие толстые, счастливые, благополучные, уверенные в себе, вальяжные, незакомплексованные, обустроенные, свободно изъясняющиеся на иностранных языках, с приятной sexi-женой рядом. Таких людей не стыдно показывать за границей. Пускай себе ходят по борделям и покупают новые соковыжималки: это укрепляет престиж Советского Союза, потому что это не какие-то там озабоченные задохлики, а люди основательные, весомые. Ну и к тому же статус литературного переводчика также предполагал некоторый легальный контакт с Западом.

Как-то раз Заходер особенно поразил меня своим изощренным гурманством. Мы сидели у него в гостях, в какой-то момент все ушли куда-то в отдаленный угол сада – кажется, жена Заходера хотела показать моим родителям выращенные ею цветы. А мы с Заходером остались вдвоем сидеть на веранде. Вдруг он говорит:

– Хочешь, Паша, попробовать мое излюбленное сочетание двух вкусов? Это сочетание вкусов ветчины и апельсинового сока. Только и сок, и ветчина должны быть очень холодными – это главное. Ты заценишь.

Он подошел к холодильнику, достал оттуда апельсиновый сок и ветчину на тарелке. Ветчина была нарезана кубиками и, действительно, очень холодна, как бы даже схвачена тончайшим ледком. Сок тоже очень холодный, кислый, ледяной, так что слегка ломило зубы.

Надо было съедать кубик ветчины и потом сразу же делать глоток холодного сока. Я заценил. Действительно, охуительное сочетание вкусов – ничего не скажешь. Толстяк знал толк в таких аспектах!

Заходер принадлежал к категории людей, обладающих собственным ярко выраженным запахом. Не вонь, не аромат, но странный, как бы даже несколько химический, точнее биохимический запах, очень интенсивный. При этом этот запах не наводил на мысли о нечистоплотности или потливости. Несмотря на свою тучность, Заходер не был чересчур потлив. Он напоминал сухого бегемота, давно не погружавшегося в нильские воды. Запах этот присутствовал везде в его доме, он ощущался даже в саду. Но источником его было именно огромное тело Заходера. Запах не казался приятным или неприятным, просто он был странным, непохожим на все прочие смрады и благоухания. Сейчас, когда я пишу об этом давно умершем человеке, этот странный запах сам собой воскресает в моих ноздрях – даже не столько в ноздрях моего носа, сколько в ноздрях моей памяти. Обладает ли память ноздрями? Этот вопрос волновал Пруста, да и меня этот вопрос волнует. О ноздреватая Память, волшебница Мнемозина, императрица конфабуляций! Ты принюхиваешься к тому, что более не существует, ты вздрагиваешь своим лисьим носом! Но Лисий Нос – это под Питером. А здесь – Подмосковье, Болшево, дачный поселок недалеко от Мытищ.

В одной из предшествующих глав я в запальчивости утверждал, что советский кинематограф породил двух безусловных общенародных героев – Чапаева и Штирлица. И статус этих героев закреплен циклами народных анекдотов, им посвященных. Но были и еще общенародные герои, ставшие актантами многочисленных анекдотов. Только эти герои не были военными или шпионами, они даже не были людьми. Эти герои – Чебурашка, Винни Пух и Ежик-в-Тумане. Нечто обнаружилось в этих трех существах, что выделило их из множества иных анимированных нечеловеков, скачущих на экране коллективного созерцания.

Недавно меня спросили (в контексте обсуждения моего автобиографического романа «Эксгибиционист»):

– Вот вы, судя по вашим воспоминаниям, общались в советские времена с самыми разными представителями и кругами советской интеллигенции: с художниками, писателями, подпольными философами, диссидентами, иностранцами, криминальными авторитетами, религиозными деятелями, психиатрами, белыми хомяками, музыкантами, учеными и даже членами Центрального комитета Компартии Советского Союза. А случалось ли вам общаться с советскими киношниками? С кинорежиссерами, актерами и другими кинодеятелями?

Я ответил: «Нет, не случалось. Почему-то я с ними не пересекался». Я ответил