Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов

Для всеобщего сведения от лица предводителя восставших прочитан был «Манифест», в котором объявлялось:

«…повелеваем сим нашим именным указом: кои прежде были дворяне в своих поместиях и вотчинах, оных противников нашей власти и возмутителей империи и разорителей крестьян ловить, казнить и вешать и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами. По истреблении которых противников и злодеев-дворян всякой может возчувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжаться будет».[76]

Из этих строк видно, что Пугачев и его соратники более четко, нежели в прошлом участники восстания Болотникова, Разина или Булавина, определяли свои стремления: отмену крепостной зависимости, уничтожение дворянства, отмену рекрутчины, денежных податей и поборов.[77]

Пробыли повстанцы в Курмыше несколько часов и отправились дальше, оставив из отряда четырех казаков для надзора за порядком в городе.

После отъезда пугачевцев до 60 посадских жителей «записались в казаки». Каждого из них остригли на казацкий манер, «под айдар», снабдили саблей и ружьем. Новоиспеченные «казаки» образовали нечто вроде обычного в казачьих станицах «круга», который распоряжался в Курмыше целую неделю, вплоть до подхода правительственной военной силы.

К городу Алатырю пугачевская армия шла три дня, по дороге задерживаясь «для суда и расправы» в попутных деревнях и барских усадьбах. Прибывая в очередное селение, Емельян собирал крестьян и спрашивал: «Нет ли здесь у вас коштанов, мироедов и других каких съедуг? А если есть — мы их сейчас под застрехами отдыхать подвесим!..» Много ненавистных крестьянам помещиков, их приказчиков и сельских мироедов после ухода народных мстителей болталось на веревках под крышами и на воротах домов.[78]

О подходе Пугачева к Алатырю жители узнали заранее. Воевода с товарищами, прокурор и все чиновники из дворян скрылись. Оставшиеся — мелкий посадский народ и церковники — приветствовали Пугачева колокольным звоном.

Пугачев распорядился раздать государственную казну народу, прекратить взимание денег за соль, все имеющееся налицо государево зелено вино спустить в реку Суру. В городе он пробыл один день и отправился дальше, захватив из военных запасов десять пудов пороху.

За Алатырем Пугачев переправился через Суру, удалившись с нижегородской территории.

В Нижнем весть о захвате «главным злодеем» двух городов губернии произвела удручающее впечатление. Ступишин послал срочного курьера в столицу с обширным донесением:

«Известный самозванец и бунтовщик Пугачев… произвел в обоих городах подобные своему зверству над обывателями, чиновниками и помещиками, им захваченными или приводимыми к нему взбунтовавшимися крестьянами, варварства… а также доставляемых новокрещенными татарами и чувашами священников и церковников убивал! Рассеявшись на многие партии по Курмышскому, Алаторскому, частью же Нижегородскому и Арзамасскому уездам, помещиковых, дворцовых и экономических крестьян привел в великое возмущение и неповиновение.

По получении сего известия я тотчас послал приводить взбунтовавшихся посадских и крестьян в прежнее их повиновение и послушание, партии солдат из состоящего здесь батальона и штатной роты: к Алатырю и в Курмыш — по пятидесяти человек. Но поелику обе команды пешие, то и не имел я большого успеха. Все же пойманы из сущих и нераскаявшихся мятежников пять человек, коих я, по исследовании, велел немедленно повесить. Трупы их, не снимая с виселиц, приказал укрепить на плотах и пустить вниз по Волге. Сие сделало в прибрежных жителях страх и обращение к послушанию, кроме отдаленных чуваш и татар…

Нахожу должным донести, что город Нижний положение имеет по всей губернии весьма важное потому, что хранится в нем: денежной казны до миллиона рублей, соли по берегу в разных местах до семи миллионов пудов, вина также вне кремля до четырнадцати тысяч ведер, а черни (народу), приходящей ежедневно на судах, многие тысячи. Все сие хранить без воинского подкрепления возможности не имею. В гарнизоне без командированных к усмирению бунтовщиков не более четырехсот рядовых, и те весьма ненадежны; а кремль в окружности своей имеет две версты и сто восемьдесят сажен. К обороне ж все, что силы человеческие могут изыскать, я ничего не упустил; но со всем тем не могу сказать, чтобы себя мог совсем обеспечить».

Далее в донесении перепуганного губернатора говорится, что 25 июля пойман в селе Фокине пугачевский посланец атаман Аристов, который «допрашиван был под жестоким истязанием и наконец, раскаявшись, дал великие показания, как сведущий о всех злодея намереньях…».

О казни Аристова Ступишин также сообщал императрице.

«Милостивый» ответ Екатерины губернатору не замедлил последовать:

«Господин Нижегородский Губернатор! Вчерашнее число получила я ваш пакет, из которого усмотрела разные злодейские похождения в вашей губернии. Строгость, которую вы нашлись вынужденным производить в нынешнем несчастном случае, опорочить никак не могу. Надеюсь, что вы с умеренностью или где нужно как по крайней нужде к таковым строгостям приступите. Показания злодейского мнимого полковника Аристова немалой суть важности, однако, надеюсь на благость всемогущего».

В тот же день Екатерина назначила нового начальника восточной армии — П. И. Панина, снабдив его неограниченными полномочиями. Это был уже четвертый по счету главнокомандующий. До него против Пугачева действовали А. И. Бибиков, Ф. Ф. Щербатов, П. М. Голицын.

Близкому нижегородскому соседу, московскому губернатору Волконскому императрица отправила экстренное письмо: «…Михаил Никитич! Известие о занятии Курмыша злодеями, к сожалению моему, получила вчерашнего числа вечером. Не сумневаюсь, что «они» стараются пройдти к Москве, и сумнительно, чтоб они пошли к Нижнему. Но думаю, что они прямо к вам пойдут, и для того не пропустите никакого способа, чтоб отвратить сие несчастье…».

В это время Пугачева уже не было в пределах Нижегородской губернии. Правительственные реляции говорили о его бегстве. Однако на деле это «бегство» скорее напоминало «нашествие». Весь юго-восток Нижегородского края наполнялся эмиссарами повстанческой армии. Знакомя население с указами «законного императора Петра III о вольности и правах русского народа», пугачевские посланцы отвечали самым заветным чаяниям и думам крестьянского населения. То тут, то там в селах, деревнях, хуторах, поместьях вспыхивали стихийные восстания. Люди собирались группами, вооружась рогатинами и копьями, переходили из селения в селение, сжигали барские дома, беспощадно расправлялись с каждым, кого имели основание считать своим врагом.

Губернская канцелярия была завалена слезными прошениями помещичьих управителей и приказчиков, хранивших дома и добро убежавших хозяев.