Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов

восстанию подали яицкие (уральские) казаки, давно уже раздраженные систематическими притеснениями правительства. Первая же искра нашла много горючего материала в разных местах приуральского края. Неожиданно быстро развившееся массовое крестьянское восстание, в котором деятельное участие приняли башкиры и калмыки, лавиной покатилось к центральным областям страны. Двор беспечно веселился в Петербурге. Блистательные вечера и балы, казалось, свидетельствовали о полном спокойствии в стране. И вдруг 15 сентября курьер из Оренбурга доставил известие, что на Яике появился человек, называющий себя императором Петром III, весь тамошний народ ему верит и вступает в его войско.

Екатерина почувствовала, что трон зашатался. Имя покойного Петра III было избрано отнюдь не случайно. Его насильственное свержение с престола порождало в народе слухи самого различного свойства.

Последующие сообщения оказались для императрицы еще тревожнее: в местностях, по которым движется «восставший из гроба монарх», народ свергает поставленных законной властью чиновников, не платит податей, уклоняется от повинностей, лишает жизни помещиков, делит их землю, сжигает их усадьбы.

Императрица, двор и министры растерялись. Воюющей армии приказано было спешно возвращаться в пределы России (на Дунае победоносно действовал Суворов), а пока приходилось надеяться на внутренние резервные войска.

Пока последние приводились в боевую готовность, Екатерина пробовала сыграть на «благоразумии» подданных. Один за другим печатались и обнародовались манифесты. Первые два сочинял новгородский митрополит, третий — сама императрица. Но царские уговоры и посулы не имели никакого успеха. События развертывались с поразительной быстротой. Население волжских городов и сел дружно присоединялось к отрядам повстанцев, руководимым талантливым вождем восстания Емельяном Пугачевым.

В конце ноября 1773 года правительство Екатерины II назначило командиром карательных войск генерал-аншефа А. И. Бибикова, предоставив ему обширные полномочия. Но воинские части, назначенные к отправлению вслед за Бибиковым, задержались.

В марте нижегородскому губернатору Ступишину последовал из Петербурга приказ об укреплении Нижнего Новгорода. Это не было легким поручением. В городе числился гарнизонный батальон неполного состава. Была также инвалидная команда в составе 138 человек, но она состояла из полукалек и стариков. 20 исправных чугунных пушек находились на гардкоутах для борьбы с местными «разбойниками». Впрочем, еще 42 сломанные пушки валялись в арсенале. Ими занялся «прапорщик фортификации и артиллерии» Иван Филонов. Он починил весь «огненный бой» в короткий срок, за что Екатерина позднее приказала перевести его без выслуги лет в следующий чин. После некоторой поправки развалившихся ворот у Ивановской и Дмитровской башен Нижегородский кремль показался Ступишину неприступным. Однако весной у губернатора появилась другая забота, о которой ой поспешил доложить начальству.

«…Из Соликамского уезда, из Дедюхина, из Нового Усолья и Соли Камской по вскрытии рек отправляется ежегодно соль на множестве судов до самого Н. Новгорода, где и отдается подрядчикам и развозится ими в верховые города. На оные же суда определяется великое число людей для провождения до устья реки Камы, а от сего места до Нижнего Новгорода почти вдвое их умножается…»

В дальнейшем изложении Ступишин ясно давал понять, что он не ручается за надежность этих людей, которых так много, что в случае каких-либо недоразумений невозможно будет с ними справиться.

Правительство решило усилить гарнизон Нижнего конными казачьими частями. Московский генерал-губернатор М. Н. Волконский прислал 200, по его убеждению, вполне надежных донских казаков. Однако в Нижнем вид казаков не произвел обнадеживающего впечатления, и весь отряд поспешили отправить в уезды. Позднее дополнительно прибыл эскадрон Бахмутского гусарского полка.

В июне общее положение из тревожного превратилось в угрожающее. Пугачев стоял под Казанью, от которой до нижегородских границ было рукой подать — менее двухсот верст.

Среди нижегородских помещиков началась паника. Дворяне бросали поместья на произвол судьбы и вместе с семействами устремлялись в губернский город под защиту каменных стен.

Выполняя указания правительства, А. А. Ступишин попробовал объединить для отпора «грозному» врагу землевладельцев южных нижегородских уездов. Приехав в Арзамас, собрал оставшихся на местах помещиков, держал речь, уговаривая создать боевые отряды из «преданных хозяину» дворовых людей или «нанять за деньги со стороны». Предлагал и старые чугунные пушки, обещанные военным ведомством.

Затея хотя и понравилась, но осталась без осуществления. Помещик Салтыков, положим, ухитрился завербовать несколько сот «наемников», но они, получив деньги, разбежались.

12 июля пугачевская армия завладела Казанью.

Через пять дней, отступая от подошедших к Казани крупных регулярных сил, Пугачев переправился на правый берег Волги. Спустя два дня он оказался в пределах Нижегородского края, вблизи городов Курмыша и Алатыря.

Разделив армию на две части, Пугачев левое крыло направил к Саранску Пензенской губернии, а с правым собирался устремиться к Нижнему Новгороду. На этом пути его ждало много союзников.

Еще в конце сентября 1773 года Пугачев направил свои манифесты башкирам и в казачьи станицы. Специально выезжал в Башкирию один из виднейших участников восстания — Чика-Зарубин. Уже в начале октября 400 башкир, вытребованных Рейнсдорпом в Оренбург для «подавления мятежа», единодушно примкнули к Пугачеву. В ноябре присоединился двухтысячный отряд Салавата Юлаева. Со всех концов тянулись к Пугачеву русские крестьяне, башкиры, татары и марийцы.

Начиная от приволжского Сундыря пугачевцы шли по области, населенной мордвой, чувашами и марийцами; елизаветинские и екатерининские меры по обрусению Поволжья привели к тому, что народы эти ненавидели русских попов и чиновников. Достаточно было посула Пугачева о веротерпимости, и уже одно это пробуждало стремление восстать против притеснителей.

Стратегическим планам Пугачева не суждено было сбыться. К тому времени сильные отряды казенных войск заняли все пути от Волги к большим внутренним городам. Повернув круто к югу, Пугачев изменил направление своего похода, но все-таки успел побывать в двух городах Нижегородской губернии.

О вступлении знаменитого Емельяна в нижегородский уездный городок Курмыш повествует донесение пережившего события начальника местной инвалидной команды:

«20 июля поутру, часу в 8-м пополуночи… Пугачев с немалою воровскою толпою вступил в город Курмыш с яицкими казаками и через реку Суру переезжали вплавь, и, того варварского нашествия боясь, из города многие живущие дворянство и граждане разбежались, а осталось малое число людей, и то чернь, и те останные граждане оного злодея Пугачева встретили со святыми иконами и с хлебом-солью…».

Инвалидная команда была захвачена и приведена на городскую площадь, где Пугачев, приказав строить рели (виселицы), чинил суд. Пощадив старика, начальника команды,