Королева Виктория - Кристофер Хибберт

Она всегда стремилась к тому, чтобы вокруг нее происходило как можно меньше изменений. В особенности когда речь заходила о составе придворного окружения. Именно поэтому не кажется странным, что большинство ее самых близких людей были весьма преклонного возраста, а некоторые из них были глухими от старости. Так, например, ее личный секретарь генерал Грей находился на своем посту до того времени, пока не умер в 1870 г. в возрасте шестидесяти шести лет. Его преемник Генри Понсонби исполнял свои обязанности вплоть до того момента, когда в 1895 г. перенес сердечный приступ и удалился от дел в возрасте семидесяти лет. А королевский казначей сэр Томас Биддалф тоже исправно исполнял обязанности королевского финансиста до семидесяти лет, когда умер в своем поместье неподалеку от Балморала. Да и личный врач королевской семьи сэр Джеймс Кларк лечил принца-консорта, когда ему было далеко за семьдесят. Новый личный секретарь королевы и преемник Генри Понсонби Артур Бигг, будущий лорд Стамфордем, оставался на этом посту вплоть до смерти королевы.

Королева всегда отчаянно противилась любым переменам при дворе и почти всегда добивалась успеха. Когда в ноябре 1863 г. леди Огаста решила выйти замуж в возрасте сорока одного года, а в качестве будущего супруга выбрала 48-летнего настоятеля Артура. Стэнли, королева не смогла скрыть своего неудовольствия и резко отчитала придворную даму. «Леди Огаста совершенно неожиданно решила выйти замуж (!!!), — жаловалась она королю Леопольду. — А мне казалось, что она никогда не покинет меня![44] После смерти мужа это для меня самый жестокий и немилосердный удар! Конечно, она останется со мной и будет при дворе, но это уже совсем другое дело, так как отныне все свои силы она будет отдавать другому человеку»[45].

А когда выходили замуж и покидали королеву менее достойные дамы, она все равно ворчала, что в настоящее время «ненавидит любые перемены при дворе». К счастью, большинство ее придворных дам были вдовами, и поэтому вопрос об их повторном замужестве королевой просто не рассматривался. Она была категорически против повторных браков и без колебаний расставалась с дамами, которые позволяли себе подобные вольности, причем вне зависимости от занимаемого ими положения. Разумеется, королева не могла предотвратить замужество леди Огасты, но ей все же удалось отложить на целых три года женитьбу Фредерика, одного из своих конюших и сына Генри Понсонби, на хорошенькой дочери полковника, которую тот безумно любил. И все это объяснялось тем, что мужчина «всегда рассказывает своей жене обо всех служебных делах, и поэтому то, что происходит при дворе, тут же становится известно всему Лондону». А когда препятствия, чинимые королевой против этого брака, все же были преодолены, младшему Понсонби дали ясно понять, что ему вряд ли стоит рассчитывать на получение дома в качестве королевского подарка.

Что же касается перемен в правительстве, то здесь у королевы имелось гораздо меньше возможностей, чем в своем придворном окружении. Фактически у нее не было никакого контроля над составом кабинета министров, а перспектива работать с новым премьер-министром всегда наполняла ее чувством тревоги и беспокойства. Когда в октябре 1865 г. умер премьер-министр лорд Пальмерстон, а на смену ему пришел лорд Рассел, королева сильно расстроилась и долго не могла прийти в себя, хотя, как она сама признавалась королю Леопольду, лорд Пальмерстон ей нравился гораздо больше, чем лорд Рассел. «Он имел много неоценимых качеств, — писала она своему дяде, имея в виду Пильгерштейна, — хотя в то же самое время и много плохих черт. Одному Богу известно, сколько у нас с ним было серьезных проблем! Я никогда не уважала его по-настоящему, но вместе с тем не могу не признать, что он немало сделал для моего любимого Ангела!»

Не успела она как следует приспособиться к кабинету Рассела, которого всегда считала слишком трудным в общении, как его правительство потерпело поражение и ушло в отставку. Удрученная перспективой иметь дело с консервативным кабинетом лорда Дерби, королева поначалу отказалась принять отставку Рассела, а когда ее все же убедили в том, что другого выхода у нее просто нет, она расстроилась и стала ворчать, что эти ужасные перемены в правительстве являются для нее самым серьезным испытанием. Собственно говоря, настоящим бедствием для королевы были не сами консерваторы, а их лидер Бенджамин Дизраэли, которого принц Альберт когда-то описал как человека, «не обладающего ни единым признаком истинного джентльмена». Правда, в то время Дизраэли был только канцлером казначейства и не играл сколько-нибудь видной роли в политике. Позже принц Альберт заметно изменил свое мнение о Бенджамине Дизраэли и перестал считать его «беспринципным, нечестивым, беспокойным и лишенным даже внешней респектабельности». Дизраэли действительно немало сделал для ее покойного мужа, а его личное знакомство с принцем-консортом, как он по секрету признался королеве, стало для него «единственным благоприятным моментом во всей жизни». По его мнению, принц Альберт был «редким человеком, который полностью реализовал свой главный идеал... В нем было удивительное сочетание мужского изящества, человеческой простоты и величавого благородства, и все это поразительным образом сочеталось с уникальным интеллектом, напоминающим интеллект древнегреческих мудрецов Аттики».

Мистер Дизраэли решительно выступил в поддержку идеи создания мемориала принца Альберта, а потом, когда стал министром финансов и лидером палаты общин при правительстве лорда Дерби, поразил королеву своими парламентскими отчетами, которые она читала с огромным удовольствием, восхищаясь ясностью и четкостью его формулировок. И вместе с тем это был довольно странный человек, как, впрочем, и его супруга. Королева понимала, что он предан ей лично и институту британской монархии, но всегда чувствовала себя неуверенно в его присутствии. Это отношение к нему ей вскоре пришлось изменить.

После отставки кабинета лорда Дерби в феврале 1868 г. новым премьер-министром страны был назначен Бенджамин Дизраэли. По мнению королевы, произошел необыкновенный взлет человека, вышедшего из «низов общества». Откровенно говоря, Дизраэли вряд ли можно было причислять к людям «из низов». Его отец был известным и весьма преуспевающим писателем, а мать происходила из одного древнего еврейского рода. И все же можно согласиться с тем, что для представителя такой семьи высокий пост премьер-министра был, несомненно, выдающимся достижением. Сам Дизраэли со свойственным ему юмором отмечал, что он наконец-то достиг самого «грязного и скользкого полюса», поскольку долгие годы был аутсайдером в своей партии и даже не мечтал о самом высоком месте в ее сложной иерархии. От остальной массы консерваторов его отделяли не только национальность, образ жизни, привычки и манеры поведения, но и в значительной мере полученное им образование. Кроме лорд-канцлера Челмсфорда, который окончил навигационную школу в Госпорте, Дизраэли был единственным членом кабинета министров, который не посещал такие знаменитые учебные заведения, как Рагби (два министра), Шрусбери (один министр) и Итон (все остальные девять).

С самого начала своего правления Бенджамин Дизраэли поразил королеву прекрасным знанием литературного языка, искусной фразой, хорошо отработанными жестами, утонченными комплиментами, — словом, всем тем, чего она была лишена в течение последнего времени. Позже он так ответил одному коллеге, который спросил его, как нужно вести себя с королевой: «Прежде всего необходимо помнить, что она женщина». Сам он никогда не забывал об этом и напоминал королеве при каждом удобном случае. И она отвечала ему тем же, присылая на День святого Валентина открытки с изображением сидящего на облаках херувима.

«Нынешний премьер-министр, несомненно, справится со своими обязанностями, — не без удовлетворения писала королева кронпринцессе. — И наверняка будет вполне лояльным по отношению ко мне, стараясь угодить во всем». «Он очень необычный человек... не похожий на остальных, правда, с характерными еврейскими чертами — черными глазами, черными бровями и черными вьющимися локонами. Конечно, его внешний вид не назовешь слишком привлекательным, однако во всем остальном он просто великолепен. У него очень мягкие и вежливые манеры, чрезвычайно острый и богатый язык, он необыкновенно умен и сообразителен, на редкость чувствителен и, что самое главное, обладает поэтической натурой. Словом, он полон поэзии, романтики и рыцарского благородства. Когда он опускается на колени, чтобы поцеловать мою руку, которую всегда держит обеими руками, то обычно говорит: «С любящей лояльностью и преданностью».

А сам Бенджамин Дизраэли убеждал королеву, что считает главной задачей «как можно скорее осуществить передачу дел и приступить к выполнению своих обязанностей». Конечно, в «малых и несущественных» делах он обещал действовать самостоятельно и не тревожить королеву без надобности, но во всех серьезных и крупных начинаниях он намерен полагаться на помощь и поддержку ее величества. «Вся жизнь вашего величества, — подобострастно говорил Дизраэли, — прошла в постоянном контакте с великими людьми и характеризуется глубоким знанием принципов и методов ведения государственных дел. Даже если ваше величество не одарены всеми талантами и способностями, что, разумеется, не соответствует действительности, огромный жизненный опыт и редкие познания в области государственного управления дают вашему величеству громадные преимущества перед всеми остальными, не исключая, конечно, и членов правительства. Ваше величество может позволить себе такие суждения, соперничать с которыми вправе лишь немногие ныне живущие люди и, вероятно, никто из живущих монархов»[46].