Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков - Евгений Фирсов

Н.Ф. Мельникова, после завершения высшего учебного заведения в 1914 г., обратилась к проблеме рецепции чешской культуры (в частности, чешской литературы) и чешского национального характера рубежа XIX–XX вв. в дореволюционной России. Архивные материалы, особенно переписка Н. Мельниковой того времени с другими представителями русской интеллигенции, помогают углубить наши представления об общественном климате, судьбах русской культуры и атмосфере дооктябрьского времени, об отношении к идее славянского единства в переломном 1917 г.

Обнаруженные письма известного русского слависта профессора В.Н. Щепкина Мельниковой свидетельствуют о его влиянии на становление славистки. Профессор В.Н. Щепкин предстает в переписке и добрым советником, и открытым наставником, и своего рода философом жизни. Научную стезю славистики В.Н. Щепкин обоснованно считал весьма нелегкой, особенно для представительницы женского пола: «… Вы славист! А славист должен быть мулом, да еще мулом с душой!»[477], – восклицал он.

С высоты собственного опыта он осознавал тернистые пути профессиональных занятий славистикой и делился этим опытом со своей ученицей, не скрывая от нее предстоящих трудностей. Приведем в этой связи отрывок из письма В.Н. Щепкина: «Хотим ли мы умереть спокойно, уверенные, что мы передали нашу дорогую Россию такой же молодежи, которая не повторит наших ошибок и сама будет счастливее. А Вы готовитесь повторить все мои ошибки: заменить живую жизнь книгой – такой, которая одновременно и сушит душу и дразнит ее мечтой. Вся Ваша деятельность указывает, что из Вас не получится ремесленника. Но Вы и не общественный деятель, что показали Вам последние дни. Вы просто хорошая душа и способная к бесконечному улучшению.»[478]. Переписка отражает идейно-политическое брожение в среде русской интеллигенции в 1916–1917 гг., стремление выработать собственную позицию в размежевании общества того времени на «осудителей» войны, проповедовавших лозунг «Долой войну!», и так называемых националистов, выступавших за ее продолжение. В.Н. Щепкин писал НФ. Мельниковой в ответ на ее сомнения: «…на реплику «долой войну» можно ответить: да долой войну, но так, чтобы не погибла Россия, русская молодежь, русская душа. А разве можно заключить мир, не подпав под пяту германских гадов? Они не хотят дать нам жить и не дадут, если мы их не победим. Итак, «долой войну» значит «долой германцев». Вы можете сохранить Вашу клятву преданности славянству, но зачем же понимать ее так узко? Не бросайте славянство, но ищите опоры в жизни, т. е. труде, и [ищите] друзей…»[479]

В те годы Н.Ф. Мельникова активно включилась в деятельность обществ, выступавших за идею «всеславянского единства» на основе реализации права австрийских славян на национальное самоопределение и создание независимых государств с ориентацией на Россию. Как показывает анализ переписки Н.Ф. Мельниковой с другими славистами, далеко не все разделяли тогда программу «всеславянского единства». В частности, об этом писал О. Панасюк из Ростова-на-Дону Н. Мельниковой в 1917 г.: «Хорошо, что у Вас действует просветительско-славянофильствующее общество. Конечно, москвичам, как и славянам, живущим в России, не прежде всего жгучим является вопрос о славянизации нашего самосознания. Идет подделка под то, чем болели наши большие умы старого изжитого и прожитого времени. Прочтите «Три мира Азийско-Европейского материка» Ламанского, посмотрите, чем люди жили, какими глубокими познаниями обладали и какие широкие горизонты перед ними открывались. Веселовский. напоминает про грядущее будущее, что его надо строить по своему замыслу или же под диктовку соседей (немцев или англичан). Чехи хотят самостоятельности, а на чужбине (у нас, в частности, в Ростове) они грызутся между собой, до войны состояли членами немецкого общества усиления фибра и посещали вечерние чаи австрийского консула, куда заходили с контрабасами и скрипками. Когда-то Гавличек (известный чешский либеральный писатель сер. XIX в. – Е.Ф.) говорил, что на контрабасе играет русский дядя Ваня и от его игры немцам тошно делается. Подбираю удобный момент и поговорю с Францевым (известный русский славист. – Е.Ф.), послушаю сначала его лекцию»[480]. Из письма далее следует, что сам Панасюк придерживался консервативных общественно-политических взглядов, выступая критиком либерализма.

Н.Ф. Мельникова в то время (будучи женой Ростислава Ривнача, управляющего книжным магазином «М.О. Вольф» на Кузнецком мосту в Москве) активно распространяла славистические издания и была связана со многими ведущими и начинающими славистами, охотно выполняя многочисленные просьбы провинциальных исследователей о посылке новейших славистических изданий.

Со всеми возникающими вопросами в области собственной специализации Мельникова, не без весомой рекомендации профессора Щепкина, зачастую обращалась непосредственно к тому или другому слависту. Бесспорно присущие ей практицизм, целеустремленность и отсутствие излишних предубеждений в общении со «светилами», тяга к познанию славянских языков (не только чешского, но и сербского и др.) при помощи их «носителей» способствовали в годы Первой мировой войны интенсивному формированию Н.Ф. Мельниковой-слависта из совсем недавно закончившей обучение студентки. Ее связывала дружба и переписка с И. Розановым, к которому она также обращалась за советом и помощью. В этой связи приведем весьма ценный для характеристики времени накануне Октябрьской революции отрывок из письма Розанова Мельниковой (в ответ на ее различные практические вопросы): «…и вообще в наши времена „учение – свет, а неучение – тьма“ звучит для многих анахронизмом. Образование все целиком заподозрено „товарищами“ в буржуазности, а потому долой его! Бедный, темный русский народ! Но я не теряю веры, что тьма рассеется, и восклицаю словами Бальмонта „Будем как солнце“. Если нельзя быть солнцем, останемся самими собой и не пойдем на провокацию красивых лозунгов»[481].

Рукописные материалы Н.Ф. Мельниковой, относящиеся к творчеству Ю. Зейера, содержат черновой карандашный вариант перевода его «Опаловой чаши» (Opálová miska), машинописный очерк о его творчестве и, кроме того, рукописный текст рецензии на этот очерк-доклад. Автора рецензии нам, к сожалению, установить не удалось. Им, возможно, являлся редактор того литературного периодического издания, где первоначально предполагала Мельникова опубликовать свой очерк, однако не успела этого сделать. Не забудем, что шел 1917 г. Не имеет смысла приводить целиком текст этой рецензии. Однако ряд ее положений представляют несомненный интерес для специалистов, поскольку этот материал отражает в какой-то мере восприятие чешской культуры рубежа XIX–XX вв.[482] и, в частности творчества Ю. Зейера в России, где он провел довольно продолжительное время в качестве воспитателя и репетитора, побывав в Москве, Киеве, в Крыму и т. д. В этой же рецензии содержится также яркая и, на наш взгляд, тонко подмеченная емкая характеристика рецензентом особенностей национального характера чехов: «… можно не сообщать публике всего, но нельзя позволить публике догадываться, что ей сообщено не все, ей не втолкуешь, что не все нужно. Но, я бы не скрывал сухости, схематичности плана и композиции у Зейера, отсутствия живых лиц (характеров). Я бы сказал осторожно „чехам, даже мечтателям (пессимистам, оптимистам, романтикам, экзотикам) свойственны черты умов XVIII века: отчетливая рассудочность, сатиризм, афористичность (выделено нами. – Е.Ф.)»[483].