Элвис Пресли. Безрассудная любовь - Питер Гуральник

Было уже больше 10 часов, когда они наконец приступили к работе, начав с «Run On» — традиционной вещи в духовных песнопениях черных исполнителей. Элвис исполнял ее в манере Golden Gate Quartet — с безупречностью и элегантностью — и с самых первых нот явно доминировал в студии. Второй столь же заметно доминирующей фигурой был Фелтон, который утешал и подбадривал, осторожно выбирая слова, чтобы никого не обидеть, настаивая на еще одном дубле, когда чувствовал, что может это сделать, не рискуя вызвать недовольство, немного сдержанный на комплименты поначалу, но всегда готовый подбодрить и успокоить.

По мнению Джейка Хесса, который и сам был известным певцом и новатором в госпел — музыке, нельзя было не заразиться той положительной энергией, которая была разлита в студии. «Элвису действительно пришлось по душе такое звучание; услышав его, он совершенно завелся. Он хотел мощного звучания, и мы пели так, как хотел этого Элвис. У нас у всех были расписаны свои партии, и мы все пели в одном ключе, хотя мы добивались гармонического звучания иначе, чем Jordanaires. Мне кажется, ему было все равно, насколько совпадает наше звучание, для него важнее было добиться мощного, живого звучания».

После семи дублей они получили мастер — версию, а затем переключились на «How Great Thou Art» — шведский гимн девятнадцатого столетия, который был популяризован в английском переводе Джорджем Беверли Ши во время шестнадцатинедельного крестового похода Билли Грэхэма в 1957 году в Мэдисон — сквер — гарден. Это была отличная вещь, и Элвис с Чарли и Редом работал над ней всю весну, правда, отступив от довольно формальной модели Ши. Элвис видел в этой песне, как он видел в каждой вещи, с которой у него устанавливалась страстная музыкальная связь, возможность излить всю свою душу и все свое сердце, ничего не утаивая, и именно это он и делал на записи. В глазах Джерри Шиллинга это было так, словно в Элвиса вселялся какой — то дух, когда он выстраивал вокальное крещендо, которое, приводило его в видимое волнение.

«Он записывал ее не так долго, но при записи этой песни случилось нечто почти пугающее; он, казалось, был полностью истощен ею — он побледнел и едва не упал в обморок, когда закончил. К сожалению, я не могу сказать, длилось ли это три минуты или три секунды, но казалось, что произошло нечто сверхъестественное. Я вкладываю в это самый серьезный смысл, и что удивительно, это даже не самая моя любимая вещь! Но было совершенно очевидно, что для Элвиса действительно что — то произошло».

Остаток ночи сохранил то же настроение, если и не трансцендентальную сторону момента. Они столкнулись с небольшими трудностями при записи «Stand By Me» — столпом черной госпел — трациции, — но благодаря ободрениям Фелтона, который под конец вел себя все более раскованно, Элвис сумел преодолеть трудности, связанные с эмоциональной стороной исполнения и текстом песни, и на одиннадцатом дубле добился желаемого — прекрасно артикулированного, полного почти неприкрытой тоски исполнения. Теплота его голоса, умелое использование как техники вибрато, так и естественного диапазона фальцета, нюансированность и эмоциональная глубина его пения — все это были узнаваемые характеристики его таланта, которые, однако, были бы невозможны без большой целеустремленности и усилий. Возможно, еще более поучительным был его подход к следующей песне — «Where No One Stands Alone» — одной из самых трудных вещей Джейка Хесса. В действительности песня была за пределами диапазона Элвиса; она требовала определенного перевоплощения, которое было не в его власти на данном этапе. И тем не менее он упорно пытался взять и эту вершину, словно подчеркивая, что верен настроению момента, снова и снова пробуя взять планку, пока, наконец, хотя и не взяв ее по — настоящему (при воспроизведении звука, который, казалось, не вызывал усилий у Джейка Хесса, у него получался какой — то неэлегантный рев), благодаря наставлениям Чарли и ободрениям Фелтона, а также хору, скрадывающему его самые большие неудачи, он добился тяжело давшегося, но удовлетворительного результата. Это было поистине героическое усилие, уже сама попытка заслуживала такого же уважения, как все то, что было записано на сессии, — и это не прошло незамеченным среди многих ее участников.

Для Джейка Хесса это был еще один пример самозабвенной преданности Элвиса пению. «Элвис был одним из таких исполнителей, когда он пел, он, казалось, проживал каждое слово. Возможно, и существуют другие исполнители, у которых есть голос, столь же мощный или более мощный, чем у Пресли, но у него было что — то такое, что каждый исполнитель ищет всю свою жизнь. Знаете, он многие песни исполнял с закрытыми глазами, и мне кажется, что причина этого в том, что ему хотелось все время держать перед глазами ту картину, которая связывалась у него с песней; если что — то отвлекало его и не давало полностью погрузиться в то, что он исполнял, он закрывал глаза, чтобы удерживать в голове изображение того, о чем он пел. Вот почему он так хорошо находил путь к сердцу слушателей».

Было 4 часа утра, и Imperials были без сил, однако Элвис, Фелтон и остальные исполнители и музыканты не показывали и виду. Для Фелтона в действительности работа с Элвисом служила в первую очередь проверкой всего того, что он позаимствовал из музыки Элвиса. Вся философия звукозаписи Фелтона строилась на создании ощущения эмоционального подъема и спонтанности в студии, и теперь, обнаружив, что человек, который столько времени был для него идолом, столь же предан своим убеждениям, столь же готов работать всю ночь, если необходимо, пока не добьется нужного звучания, он испытывал такое ощущение, словно их встреча была предназначена судьбой. На взгляд гитариста Чипа Янга, впервые работавшего с Элвисом, Фелтон и Элвис были словно зеркальные отражения друг друга. Янг, еще один уроженец Атланты, который, собственно, и записал Томми Роу, а затем привел его к Фелтону, заметил влияние, которое эти двое оказывали друг — на друга: «Все начинало наэлектризовываться, когда они входили в комнату». Было совершенно ясно, что музыкант, работая с одним из них, должен быть готов отдать всего себя — и еще немного сверх того.

Без колебаний и без какого — либо заметного ощущения противоречия между сакральным и профанным они приступили к записи «Down in the Alley» — крикливого ритм — энд — блюзового хита группы Clovers, который был любимой вещью Элвиса с момента его выхода в 1957 году. «Фанксвилл