Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни - Мэри Габриэл

Однако в то же самое время, как Женни пишет подробные письма с описанием их счастливой жизни, Маркс отчаянно рассылает совсем другие письма, пытаясь найти деньги, чтобы прокормить семью. Очевидно, он скрыл все плохие новости от Женни, которая полагала, что их финансовые трудности закончились. Перед отъездом из Кельна Маркс истратил почти все наследство, чтобы держать газету на плаву. Он говорил Йозефу Вейдемейеру, что у него нет ни единого су, и просил попытаться найти для него хоть какую-то сумму, чтобы продержаться до тех пор, пока он не получит деньги за переиздание своего давнего памфлета, направленного против Прудона, в чем он сверхоптимистично (или лицемерно) был уверен: «Если это вообще возможно, займись этим делом, но никому не говори о нем. Говорю тебе, если помощь не поступит хоть откуда-нибудь, я пропал, так как моя семья уже здесь, и последние украшения жены заложены у ростовщика» {23}.

Он также обращается к Энгельсу, который в это время сражается бок о бок с повстанцами в Бадене: «Найди мне денег, где-нибудь… В нынешних моих обстоятельствах я не могу жить спокойно, слишком велики финансовые затруднения» {24}.

Впрочем, деньги были не самой главной проблемой. Через 5 дней после того, как Женни написала Лине Шолер о своей счастливой жизни в самом прекраном городе мира, в дверь их квартиры постучали. Представление Женни о счастливой и безопасной жизни пошатнулось. «Знакомый полицейский сержант явился, чтобы сообщить нам следующее: в течение 24 часов Карл Маркс и его супруга должны покинуть Париж», — вспоминала Женни в своих мемуарах {25}. Маркс был назван «нежелательным иностранцем, чье присутствие в столице Франции не приветствуется». Он пытался убедить власти, что вполне благонадежен и всего лишь работает над книгой по экномике {26}, однако отговорка, благодаря которой он смог остаться в Брюсселе в 1845-м, не сработала в Париже в 1849-м. Ранее Маркс сам предупреждал своих корреспондентов, что его переписку просматривает французская полиция, и если это было действительно так, то никем, кроме как мятежником, готовым к «скорому воскрешению революции» {27}, его посчитать не могли.

В постановлении о высылке говорилось, что семья Маркс может избрать для места жительства Морбийян в Бретани, в 300 милях к западу от Парижа, но для Маркса это было равносильно смертному приговору, потому что тамошние болота были рассадником всяческих болезней. Он подал апелляцию и благодаря медленной работе французской бюрократической машины выиграл месяц отсрочки, хотя и это было нелегко {28}. Маркс говорил, что над ним словно занесен «дамоклов меч» {29}. Вдобавок ко всему Женни и дети заболели, и ему пришлось играть роль сиделки {30}. В письмах он относит состояние Женни к ее беременности, но скорее всего, она находилась в сильной депрессии из-за необходимости менять место проживания в четвертый раз за четыре года. Всю жизнь Женни заболевала, когда груз проблем становился невыносим. В этих случаях Ленхен принимала на себя обязанности хозяйки дома, а Карл (сам не понаслышке знакомый с заболеваниями, вызванными стрессом) поддерживал легенду о том, что недуг Женни связан исключительно с физическим недомоганием.

Что касается его самого, то в качестве щита от надвигающейся катастрофы он использовал интеллектуальный труд. У него был замечательный способ разделять дела и личную жизнь (один писатель говорил, что Маркс считал подобные страдания буржуазным баловством, непростительным во время войны) {31}. В июльском письме к Фрейлиграту, описывая свои финансовые трудности, он предложил говорить о политике, чтобы отвлечь его от частных переживаний {32}. И даже в полном отчаянии и безденежье нынешнего июля, без малейших перспектив на будущее, он писал Вейдемейеру: «Наши личные обстоятельства плачевны, и тем не менее я доволен. Все идет очень хорошо».

Он считал, что на поверхность выплыли все внутренние взаимные конфликты тех, кто победил рабочий класс Европы в прошлом году, и теперь игроки злобно уничтожают друг друга {33}. На протяжении всего лета, пытаясь финансово обеспечивать свою семью, Маркс рассмотрел массу возможных прибыльных схем — от написания брошюр по экономическим вопросам до публикации новой газеты в Берлине. Он даже обратился к своему старому издателю Леске, долг которому за ненаписанную книгу по политэкономии так и не был погашен, чтобы узнать, не заинтересован ли тот в публикации его работ. Однако все эти схемы оставались просто схемами до середины августа — когда Франция окончательно отказала Марксу в праве проживания в Париже и поставила условие: либо он отправляется в Бретань, либо — прочь из страны. Таким образом, перспективы его дальнейшей жизни были даже более мрачными, чем в то время, когда он покидал Кельн {34}.

От отчаяния Маркс написал молодому немецкому юристу и социалисту Фердинанду Лассалю, ища у него финансовой поддержки, чтобы вывезти семью из Франции. Он просил Лассаля сохранить его обращение в тайне, но Лассаль, видимо, обсуждал положение Маркса с кем-то публично, что привело Маркса в ярость. Маркс терпеть не мог выглядеть слабым или уязвимым и не хотел, чтобы его враги были посвящены в его трудности {35}. Он говорил Фрейлиграту, что находит ситуацию «несказанно раздражающей» и что «самое тяжкое бедствование лучше публичного попрошайничества» {36}. Несмотря на уязвленную гордость, он принял от Лассаля деньги. У него не было иного выхода.

Маркс просил у французских властей выдать ему французский паспорт, чтобы переехать в Швейцарию, но ему отказали; единственным возможным местом переезда для него была Англия {37}. 23 августа он писал Энгельсу в Швейцарию, что покидает Францию и едет в Лондон, но Женни вроде бы разрешено остаться еще ненадолго, чтобы уладить все дела с переездом {38}. В более раннем письме к Энгельсу он настаивал на необходимости заняться коммерческой или литературной деятельностью {39}. Когда отъезд в Англию стал неизбежен, Маркс умолял Энгельса присоединиться к нему, уверяя, что найдет деньги на издание немецкой газеты в Лондоне. «Я все рассчитал точно… Ты не можешь больше оставаться в Швейцарии. В Лондоне мы займемся бизнесом… Я очень рассчитываю, что ты не оставишь меня в беде» {40}.

Маркс выехал из Парижа на следующий день и пересек Ла-Манш 26 августа {41}. Женни, Ленхен и дети остались в Париже еще на две недели, хотя полиция не оставляла их в покое и с большой неохотой позволила им остаться {42}. Если в первый раз Женни испытала весь ужас политической и личной драмы изгнания их с Марксом из Парижа вместе с многочисленными друзьями и соратниками ее мужа, то на этот раз она чувствовала только страх и отчаяние. Она была на седьмом месяце беременности, и по парижской жаре ей было трудно передвигаться. Нашлось несколько друзей, готовых помочь ей. Гейне, который был ближе всего к их семье в Париже, был все еще там, но у него были парализованы рука и нога, он напоминал скелет и весил всего 70 фунтов. Чтобы заглушить боли, он принимал три разных вида морфина и никогда не выходил из своей комнаты, хотя и продолжал писать стихи, диктуя их почти шепотом — из-за частично парализованного подбородка {43}. Этот человек, который когда-то спас малютку Женнихен от смерти, ничем не мог сейчас помочь Женни Маркс.