Поцелуй феи. Книга1. Часть2 - Иван Сирфидов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я слышала, Эмма, тебя папа строго наказал. За короткую юбочку, – промолвила она наконец опечаленно.
– Вся спина в синяках, – с грустью подтвердила Эмма. – Он раньше меня так сильно не колотил. Никогда. Очень разгневался.
Лала вздохнула.
– Мне так жаль, милая Эмма. Так жаль. Очень тебе больно?
– Да, – кивнула Эмма.
В глазах её стояла тоска. Лала взяла её за руки:
– Хорошая моя Эмма. Это немножко моя вина. Прости. Я хожу… как принято у нас в мире, а не у вас, и тем чуточку смущаю умы народа здешнего. У меня есть оправдание. В длинных юбочках летать труднее и приземлятся неудобно. Я фея, Эмма. Я не человек. Я похожа на человека, и потому людям порой хочется равняться на меня. Не надо, Эмма. Мы не выбираем, кем родиться. Я рождена феей, и потому поступаю как фея. Ты рождена человеком, и потому правильным для тебя будет делать, как человеку надлежит. Как у вас принято. Раз у вас в краях принято не ходить в коротеньких юбочках, значит поступая иначе, ты огорчаешь маму, папу, многих людей. Длинные платьица тоже очень красивыми могу быть. Просто феям они неудобны.
Наступила тишина. Эмма сохраняла молчание, страдательно поджав губки. Однако личико её постепенно просветлело, сменив печаль на доверительное умиление от присутствия рядом чудесного существа из сказок.
– Мне очень нравятся ваши платья, – тихо призналась она. – Я в жизни ничего красивее не видала.
– Тебе надо посмотреть в зеркальце. И ты там увидишь одну очень хорошенькую девушку, – засмеялась Лала. – Как сказал мой жених, одежда лишь обрамление той красоты, что спрятана под ней. Главное, чтобы было, что обрамлять. Парни-то поди заглядываются?
– Двое проходу не дают, – покрывшись румянцем, пожаловалась Эмма.
– А тебе нравится, что они не дают прохода, или нет? – добродушно поинтересовалась Лала.
– Ну… это лучше, чем когда никто не замечает, – со смущённой улыбкой произнесла Эмма.
* *
– Садись, Рун, чего стоять, – Юфа указала на стул. – В ногах правды нет.
Он послушался. Воцарилось молчание. Юфа глядела на него задумчиво.
– Как бабушка? – спросила она вдруг.
– Хорошо, – пожал плечами Рун.
– Ваш дом, я слышала, изменился.
– Ага, и внутри, и снаружи. Лала постаралась.
– Как же чудно с ней стало. Столько разговоров о ней, Рун. Столько слухов. О тебе много говорят тоже.
– Кто бы сомневался, – с сожалением сказал Рун. – Обо мне и раньше болтали всякое.
– Говорят, ты её обижаешь.
Она пристально уставилась на него. Он ответил спокойным взглядом:
– Ну, ссоримся иногда. По пустякам. Быстро миримся. Она умеет мириться.
Юфа вздохнула. На её лице появилось осуждение.
– Не женись, на ней, Рун. Не бери греха на душу, – убеждающим тоном попросила она. – Не губи невинное дитя. Не по тебе она. Был бы путёвым… как все, и то… Разве она для крестьянской жизни? Но ты… ты же сам знаешь, кто ты есть. Погубишь её, и всё.
Рун внутренне помрачнел, хотя внешне остался совершенно невозмутимым. Будь он один, просто встал бы и ушёл, но как уйдёшь, когда тут Лала.
– Не думаю, что мне интересно и дальше вас слушать, – произнёс он равнодушно.
– Обиделся что ли? – подивилась Юфа. – Я с тобой откровенно беседую, как есть. Как со взрослым. Тебя все в деревне сторонятся. Ты делал… разное. Девушки боятся до смерти. Эмма, вон, один раз пришла вся белая. С тобой столкнулась потому что, и никого рядом. Это путёвое по-твоему? Чего уж тут отрицать.
Рун молчал со скучающим видом.
– Фея, это святое, Рун, – продолжила Юфа. – Нельзя её осквернять. Да тебе и не позволят. Мужики уж тут обсуждали… Тебя. Что делать. Некоторые тебя ненавидят, Рун. За неё. Злятся очень. Как бы до греха не дошло. Мой муж и сам гневается. Хорошо, что его здесь нет. Повезло тебе.
– Ваш муж… не очень-то крепкого сложения. Как известно, – проронил Рун. – Что он мне сделал бы? Я не девица, я не позволю себя просто так колотить. Отвечу.
– Он же не единственный на тебя сердит. Соберутся все, и что тогда? – мирно и даже с некоторым сочувствием поинтересовалась Юфа. – У нас есть лихие мужики. Скажем, Мио. Пусть и стар, и без руки, но умелый воин. Многих врагов отправил в мир иной. Утверждают, более дюжины. Ему жизнь отнять что нам чихнуть. И он тоже против тебя. Сильно, прямо лютует. По фее сокрушается. Есть и другие.
Рун вспомнил ночь на кладбище, человека с чёрным лицом и безумными глазами, и у него по спине прошли мурашки. Сумасшедший старик. Если он на такое способен, неизвестно, чего ещё от него ожидать. Из задней комнаты до их слуха долетел едва различимый весёлый смех двух девушек.
– Кажется поладили, – обрадовано заметила Юфа с тёплой улыбкой. – Эмма всё грустила, я думала, чем помочь, как приободрить. Говорила с ней, а она лишь плакала. А фея… несколько минут и… Чудеса! Добрая она, пришла утешить. Надо же! Фея есть фея. Знаешь, Рун, все ведь рады, что ты её поймал. И привёл к нам. Зачем ты придумал на ней жениться? Так бы тебе благодарны все были. Глядишь, и простили бы былое. А теперь только сердятся ещё сильней. Не бери её за себя. Попроси, может она сумеет вернуть те два желания. Это же ЖЕЛАНИЯ, Рун! Разве этого мало?! Вот бы мне их. Загадай нравиться девушкам, в конце концов. Найти достойную невесту. Хороших девушек много. Вон Эмма например, и красива, и работящая, и характер покладистый. Только её не загадывай, ладно?
Миролюбивый тон Юфы всё же смягчил настроение Руну. Ему было привычно, что люд о нём плохого мнения, а тут человек просто честен, без всякого негатива. Бог с ней.
– Я подумаю. Может и не женюсь, – отозвался он. – Только я хотел бы закончить разговор на эту тему.
– Спасибо, Рун. Я даже не ожидала от тебя… что ты… меня услышишь. Ты повзрослел. Может расскажешь мне о волшебстве феи? Всё равно же ждём. За беседой и время быстрее летит. Какие последние чудеса она сотворяла? Ты сказал, она и внутри дом изменила? А как?
Женщину прямо распирало любопытство. Рун решил, зачем скрывать то, о чём всё равно завтра будет знать каждый. Описал ей сначала богатую обстановку в избе. Глаза Юфы засверкали восхищением и завистью. Затем поведал про то, что бабуля теперь королева огородов. Это окончательно добило хозяйку, ввело в состояние полу-шока. Особенно слово «королева» её прямо сразило.
– Господи! – произнесла
