Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll"

— Если ты, правда, что-то с ней сделал, я тебя убью, — бросил напоследок Реймонду, прежде чем стремительно направиться к выходу.

— Что с тобой не так? — спросил Спенсер, прежде чем догнать быстро удаляющуюся фигуру Джеймса. — Она хорошая девушка.

В раскрасневшееся от злости лицо тут же ударил морозный воздух, способный снять с легких всю пыль разрастающегося напряжения. Оказавшись снаружи, Джеймс сделал глубокий вдох, подставив лицо обратившемся в ледяные балерины каплям, что задерживались на ресницах, волосах и ворсинках расстёгнутого пальто. Ему нужна была небольшая передышка, но он не мог более выжидать, чтобы увидеть Фрею, хотя бы чтобы убедиться, что с ней всё было в порядке.

— Думаешь, он действительно мог ей что-то сделать? — сходу спросил Спенсер, догнав Джеймса на улице. Небольшое представление было окончено. Публика была довольна передать свои впечатления тем, кому не посчастливилось стать свидетелями развернувшейся сцены. Тем не менее, кроме Спенса никто не стал следовать за парнем, донимая его глупыми вопросами, что, по меньшей мере, было неприлично. Тем не менее, несколько вышедших следом людей, оглянулись на него, перешептываясь между собой. Заметив это, Спенсер пытался говорить тише, на что Джеймсу было плевать.

— Я не могу быть в чем-либо уверенным, — на выдохе ответил парень, поправляя ладонью надвинувшееся на лицо волосы. Они уже начинали его порядком раздражать, но покуда они раздражали и его родителей, он не намерен был что-то менять. — Мне нужно поговорить с ней. Похоже, мы оба должны объясниться.

— И куда ты собираешься идти? — спросил Спенсер, пока Джеймс пытался собраться с мыслями.

— К ней домой.

— Почему ты решил, что она первым делом вернется домой? — удивленно спросил Спенсер, будто в этом не было никакого смысла. Джеймс посмотрел на друга вопросительно, искренне не понимая, в чем была проблема и что было неправильного в предположении, что Фрея должна была вернуться обратно в комнату. — Сейчас она, должно быть, расстроена, а потому вряд ли хочет кого-либо видеть, в том числе Алиссу и Дункана. Алисса вряд ли оставила бы Фрею в одиночестве, поскольку деваться ей некуда — Рейчел в городе нет, с Дунканом она вряд ли осталась бы наедине дольше, чем на полчаса. Наиболее вероятно Фрея сама нашла для себя более укромное место для уединения, где её вряд ли кто-нибудь мог бы найти и потревожить, — Спенс двинул плечами, словно всё было до простого очевидным, когда Джеймс уставился на него, будто видел впервые.

— Напомни, пожалуйста, почему ты так долго был одиноким? — с иронией спросил Джеймс после затянувшейся паузы. — Кажется, ты знаешь девушек лучше, чем они сами.

— Просто я слишком долго искал подходящую, — парень скромно улыбнулся, явно гордый собой и своим предположением, что могло быть не таким уж далеким от действительности.

— Я бы не назвал Рейчел подходящей для тебя девушкой, — хмыкнул Джеймс. Они не торопясь двинулись вперед, чтобы отойти от галереи, откуда продолжали выходить люди, неизменно бросавшие на них всё ещё заинтересованные взгляды.

— Я бы не назвал тебя подходящим парнем для Фреи, — вторил Спенс, вынудив друга неодобрительно нахмуриться. — Может быть, зайдем куда-нибудь перекусить? Я ужасно голоден.

— У меня есть некоторые предположения, где может быть Фрея, поэтому я, пожалуй, пойду на её поиски. Если не найду, в любом случае к вечеру она должна будет вернуться домой, куда вернусь и я. Прости, но я должен увидеть её сегодня. Мы и без того потеряли много времени из-за глупостей, — он сжал плечо друга на прощание. — Спасибо за идею.

— И с каких пор ты стал таким романтиком? — с усмешкой спросил Спенсер, когда Джеймс вышел немного вперед, придав нетерпеливому шагу скорости.

— С тех пор, как перестал быть эгоистом.

Рассуждения Спенсера имели смысл. Внезапно Джеймс поймал себя на мысли о том, что не знал Фрею достаточно хорошо, чтобы хотя бы попытаться проследить за ходом её мыслей, понять, чего она в действительности хотела, о чем могла рассуждать или что чувствовать. У него были одни лишь предположения, выстроенные на догадках, которым он рискнул последовать, решив для себя, что больше вряд ли смог бы потерять.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Джеймс решил, что Фрея могла взобраться на холм, который однажды показал ей, как одно из самых излюбленных им самим мест. Вряд ли кто-нибудь кроме него мог знать о существовании этого укромного уголка и помешать уединению, в котором девушка отчаянно нуждалась. Тем не менее, он не мог оставить её одну, даже если бы она сама об этом попросила бы, поскольку в этом было что-то непозволительно неправильное. Джеймс хотел быть рядом, чтобы исправить всё, что бездумно и по глупости испортили они оба. Фрея не должна была чувствовать себя одинокой, покуда он сам не хотел этого, испытывая особую потребность в своем присутствии, что ещё несколько часов назад должно было быть долгожданным.

Было странно испытывать нетерпение от предстоящей встречи с девушкой. Ещё более странным выдавалось чувство вины, охватившее душу всецело и полностью. Прежде Джеймс не позволял себе подобных слабостей, покуда никто не взывал к его сердцу до этого. Пусть Фрея проникла ему под кожу без особого намерения, ему нравилось чувствовать внутри себя другого человека, который стал для него равнозначно важным собственной личности. Джеймс привык посвящать жизнь себе одному. Радовать тело мнимыми удовольствиями ради забвения пустого сердца. Теперь всё стало неважным кроме того, чтобы либо угодить ей, либо выбить её из головы, что прибавляло жизни чуть больше смысла, а голове — лишних беспокойств.

По пути он пытался придумать, что скажет. Извинения даже не приходили на ум, поскольку Джеймс к ним не привык, как и к объяснениям. Наверное, стоило начать с выяснений, а, может, и вовсе смолчать и притвориться, будто никакой размолвки и не было. Мог бы он подумать, что обсуждение чувств Рейчел сможет поставить между ними паузу, развести в разные стороны и привести к подобному разладу? Что-угодно, но только не это.

Пока всё было ровно и гладко, Джеймс даже искренне был рад необременяющим душу отношениям с девушкой, которая не обязывала давать обещания, которых он сторонился. Джеймс был большим противником ответственности, с большей охотой отдавая предпочтение беспорядку, что был почвой всех деяний, совершенных против выдуманной морали, навязанной родителями ещё с детства. Теперь же против собственной воли он проникся к Фрее слишком глубоким чувством, чтобы оставаться привычно безразличным. Их отношения стали иметь гораздо больше смысла, чем убеждение об иллюзии, в которое Джеймс ещё до недавнего времени свято верил, находя только в нем истину жизни.

Ноги скользили по каменной кладке, усеянной тонким шаром первого снега, когда Джеймс поднимался вверх по улице. Он пытался идти быстро, будто время ещё что-нибудь значило. По дороге чуть было несколько раз не навернулся, чертыхаясь с каждым неуверенным поскальзыванием, но кроме того испытывал жар от спешки. Лоб парня был усеян каплями пота, когда он ощутил, что и рубашка была пропитана неприятной влагой, отчего было лишь холоднее. Чуть покалывали сбитые костяшки пальцев, на которых застыла кровь Реймонда. Он пытался оттереть руки снегом, но это была тщетная попытка, покуда это не могло залечить ушибы.

Ему с трудом удалось подняться вверх по холму. На лице проскользнула тень улыбки от кроткого воспоминания о том, как в прошлый раз Фрее пришлось взять его за руку, чтобы не упасть. Как ей удалось взобраться самой?

Джеймс выпустил тяжелый вздох, когда не заметил даже тени девушки. Одинокая лавка стояла на прежнем месте, храня воспоминание о том осеннем дне, что случился, казалось бы, несколько десятков лет назад. Тогда имели значение не слова, а небрежные прикосновения. Его рука сама по себе тянулась, чтобы поправить её волосы, притронуться к ладони, чтобы легонько сжать. Ему хотелось поцеловать Фрею ещё раз, но вместо этого он лишний раз разозлил и вывел из себя обоих, обратив колкую шутку в ссору.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})