Повести о чекистах - Василий Степанович Стенькин

и поинтересовался: — Нельзя ли взглянуть на эту карточку? — указал он на ее портрет, стоящий рядом с фотографией Письменного.

«К чему это?» — отметила про себя Марина, а Тибору игриво заметила: — Чего это вас потянуло на фотографию или раньше вы ее не видели? Смотрите, пожалуйста, не жалко. — Она подошла к зеркалу и поправила волосы.

— Это не то… мне… я хотел видеть работу… Ст… того фотографа, который приходил ко мне. — В его тоне звучало разочарование.

— Так. Значит, ваш друг меня сфотографировал? — уточнила Марина. — Когда я выходила кормить Лучика? — В ее голосе звучало искреннее любопытство.

— Да, он мне говорил. Я считал, что фотограф подарил вам снимок, как он сказал, «на добрую память». Но туточки снимка нет. Стало быть, обманул меня или пошутил.

— Другая бы на моем месте намяла вам с фотографом бока за такую шутку, — притворно вспылила Марина. — Порядочные мужчины не обращаются так с дамами, — и помягче добавила: — Ну, я уже не сержусь на вас.

— Бога ради, не гневайтесь, соседушка, — всполошился Береш, отступая к порогу. — А за иголку не волнуйтесь, я разом верну ее, — и шагнул за дверь.

«Береш и фотограф действуют заодно. Одна шайка-лейка, — подумала Марина, когда за сторожем закрылась дверь. — Съемку они делали из его комнаты. Больше неоткуда. Его окно прямо напротив собачьей конуры. Надо быть осторожнее».

Дверь открылась, и на пороге опять появился сосед. Он вошел без стука. Это насторожило Марину, но она сделала вид, что совершенно спокойна.

— К вам можно? — осклабился он.

— Входите, коль вошли.

— Ах да, извините. Ох и вострая у вас игла, как сама хозяйка, — елейным голосом пошутил гость. — Возвертаю иголочку целой и с моей душевной благодарностью… дозвольте, — он присел на краешек стула. — Ой как плохо нашему брату без женского догляду, — заныл вдруг он, закатив глаза к потолку. При этом черная с седыми прядями борода его выставилась лопатой, и Марина увидела от подбородка через всю щеку глубокий шрам. Она и раньше его замечала, но теперь он ярко обнажился сквозь редеющие волосы. Ей стало неприятно, и она отвернулась. Зубан понял это по-своему, решил сменить пластинку. — Забыл я вам сказать, что фотограф ночевал у меня, поутру был не в духе… Это я к тому…

— Вы поссорились? — охотно поддержала разговор Марина.

— Да нет. Это я опять о том, за что вы прогневались и отчитали меня давеча. Но, поверьте, зачинщиком был он, а я только…

Марине надоела эта бессмысленная болтовня, и она резко заметила:

— Хватит оправдываться. Я уже сказала, что не обижаюсь на вас. Вы лучше расскажите, из-за чего вы поссорились.

— Фотограф дюже нервничал из-за какого-то снимка. Когда я полюбопытствовал, не потерял ли он видик с собачкой, огрызнулся: «Куда-то запропастилась карточка Неписьменного», — и выскочил во двор. Немного погодя вернулся и говорит: «Вот незадача, пропажа у меня за холявой нашлась», — и стукнул ладонью по голенищу сапога.

— Ну, и что же дальше? Кто такой Неписьменный? — спросила хозяйка, чтобы убедиться, не идет ли речь о фотографии ее «мужа».

— Простите, несравненная, но карточку он мне так и не показал. Я думал, он ее вытащит и положит на стол, а он нет…

Марина поняла, что незваный гость начинает крутить вокруг да около, и решила прервать его:

— Спасибо, Тибор, — сказала она как можно ласковее. — Давайте отложим этот разговор на завтра. У меня разболелась голова. И не журитесь, — она выдавила из себя… приветливую улыбку. — Такой вы мне не нравитесь…

Сосед засуетился, забормотал какие-то извинения и мгновенно ушел.

На следующий день не успела Марина зажечь керосинку, чтобы подогреть себе обед, как в комнату к ней ввалился фотограф. Остановив мутный взгляд на иконе, которую хозяйка повесила по настоянию Чащина, он негромко воскликнул:

— Слава Исусу! — Живя у Стефана Хустовца и называясь Осадчим, Станислав Крамер решил не выделяться из общей массы своих «напарников». Он даже стал говорить на украинский манер.

— Навеки слава! — заученно ответила Марина.

— Вы, конечно, разрешите войти, — нахально глядя на Марину своими выпученными глазами, спросил гость. От него несло, как из винного погреба. Он кашлянул в большой костлявый кулак и глянул исподлобья на хозяйку. — Шел я, пане, до Тибора, а его, скаженного, нема. Ну, то не велика беда, еще увидимся. Да и до вас у меня есть дило… — он закрыл дверь на задвижку. — Так буде краще, шоб нихто не чул нашей размовы. — И, не ожидая приглашения, плюхнулся на табуретку около стола. Эта бесцеремонность покоробила хозяйку, но она не показала виду. Марина внутренне сжалась, готовясь к любой выходке бандита. Тем временем гость достал из нагрудного кармана карандаш и лоскут желтоватой бумаги. Он приступил к «размове» как заправский дознаватель. Марина успела разглядеть его и нашла в его внешности сходство со Станиславом Осадчим. Ей стало ясно, что дознаватель все о ней узнал от Береша, иначе он держался бы скромнее.

Осадчий, а это был он, поинтересовался девичьей фамилией Марины, затем спросил, где и кем она работает, откуда прибыла на усадьбу. А когда она ответила, переключился на выяснение личности ее «мужа». На все его вопросы надо было отвечать быстро и без запинки, потому что бандит не сводил с нее глаз.

Услышав фамилию ее мужа, он изобразил удивление.

— Неужто Неписьменный ваш чоловик? Ой, лишенько. Був у нас такой… с челкой… А якой вин масти? Мобудь, я ошибаюсь?

Он ни разу не взглянул на карточку Письменного, стоящую на столе пряма перед его носом. Это навело Марину на мысль, что он видел ее раньше. «Значит, это ты побывал у меня в комнате, пучеглазый паук?» — с досадой отметила она про себя. Эта догадка даже как-то приободрила ее, успокоила. Но последний вопрос Осадчего сбил ее с панталыку, потому что в приметах Письменного не говорилось о челке, не было ее и на фотографии. От этой несообразности у Марины на мгновение потемнело в глазах. Усилием воли она постаралась взять себя в руки. Как ответить, чтобы не