Герои Курской битвы - Сергей Егорович Михеенков

Мой Як — на „горке“ и, что называется, присосался к противнику. Круглый фюзеляж „Мессера“ почти закрывает весь прицел — так мало́ расстояние, а под тонкими крыльями отчётливо видны гондолы двух пушек. Догадываюсь: это новый трёхпушечный истребитель марки Bf. Ме-109G-2. Моя 25-мм пушка и два крупнокалиберных пулемёта с такой короткой дистанции пробьют его защитную броню. Момент пойман. Очередь! Огненная трасса, подобно сверкнувшему кинжалу, входит в тело тонкого самолёта. „Мессершмитт“ вздрогнул и закачался, потом на какую-то секунду застыл и, пуская чёрные клубы дыма, рухнул вниз».

Какое яркое и точное описание поединка! Как на охоте. Охота опасная — на хищника. Капитан Ворожейкин словно не железяку, способную стрелять и убивать, жечь и разрушать, а кабана завалил. Не зря среди истребителей в ходу было это охотничье слово, означающее победу над противником, — завалил.

«…Подо мной пара Мелашенко дерётся с двумя „Мессерами“. Рядом кружатся с вражеской тройкой Тимонов и Выборнов. От их живого клубка отскакивает один истребитель противника: он беспорядочно завертелся и вспыхнул. Какой-то наш Як не видит подбирающегося сзади противника. Спешу на выручку. „Мессершмитт“ замечает меня и резко проваливается. Следовать за ним? Но зачем терять высоту, когда рядом другие цели? На глаза попался удирающий „Хеншель“. Он не летит, а ползёт. Догнать ничего не стоит… Через минуту корректировщик вспыхивает; оставшиеся четыре фашистских истребителя отваливают и пикированием выходят из боя.

Только успели собраться пятёркой, как появились три пары „Фокке-Вульф“ [Fw.] 190А. Новые фашистские истребители. Впервые в большом количестве применяет их враг здесь, под Курском. Очевидно, прибыли на подмогу „Мессерам“, только что вышедшим из боя. Значит, будут сейчас действовать согласованно.

Так и есть. Четвёрка „Мессеров“ на больших скоростях проносится над нами. Ясно: собираются бить с высоты.

— Вижу бомбардировщики! — раздался в наушниках тревожный голос Мелашенко.

Только теперь мне стало по-настоящему понятно, зачем прибыли „Фоккеры“. Сделают всё, чтобы не допустить нас к бомбардировщикам. „Юнкерсы“ надвигаются колоннами, самолётов этак под пятьдесят. Наша попытка прорваться к ним бесплодна: вражеские истребители не дают. Снова вспыхивает стремительный бой. У нас горючее уже на исходе. А „Юнкерсы“? Связанные боем с истребителями противника, мы не можем пробиться к ним. Сейчас они нанесут бомбовый удар по нашим наземным войскам.

Отчаянным усилием отрываемся от фашистских истребителей, но „Юнкерсов“ уже не видно — они отбомбились.

Горючее на исходе. Скорее домой! „Фоккеры“ пытаются укусить. От очередей Архипа Мелашенко один из них падает на землю.

Бой провели удачно, но задачу, как ни старались, не выполнили. Почему? Очевидно, неправильно построили свой боевой порядок, позволили вражеским истребителям связать себя боем. „Кучкой“ летать нельзя…»

Боже, какой жестокий и красивый бой! Восхищает и то, насколько грамотно и стремительно действует командир эскадрильи, руководя боем горстки советских истребителей. Мгновенно оценивает ситуацию, и — вперёд.

А вот другой бой.

«…Бомбардировщики врага летят небольшими группами, волной на широком фронте, как бы собираясь сеять бомбы по всей полосе движения наших танков. Такого боевого порядка ещё не приходилось встречать. Мы с Анниным пошли в атаку на их правый фланг, Карнаухов с Лазаревым — на левый. Вглядываюсь, нет ли с „Юнкерсами“ истребителей. Но их как будто не видно.

Выбираю для нападения самую большую группу, идущую плотным клином девятки. Мой Як на пикировании набрал очень большую скорость. Зачем она сейчас? Это только усложнит атаку по тихоходным „Юнкерсам“. Теперь отчётливо видно, что их много — трудно сосчитать. А нас всего четвёрка. Два „Мессершмитта“ летят сзади и ниже моей цели. Пару „худых“ (так называли наши лётчики истребитель „Мессершмитт“ за его тонкий силуэт) вижу и на фланге, куда полетела пара Карнаухова. Атаковать „Юнкерсы“, не прогнав истребителей, невозможно. Заставить наших ведомых Аннина и Лазарева связать их боем также опасно: уж очень близко к „Юнкерсам“ летят эти „худые“, и они помешают нам с Карнауховым подойти к бомбардировщикам. Высота и скорость дают нам возможность мгновенно произвести любой манёвр. Атаковать сначала фашистские истребители непосредственного сопровождения? Но на этом потеряешь время, а восьмёрка „Мессеров“ опомнится и может накрыть нас. Мы свою задачу не выполним. Однако иного выхода нет. Дорога каждая секунда! Зная, что при наших атаках с высоты „Мессершмитты“, защищаясь, бросают свои бомбардировщики и уходят, передаю Карнаухову:

— Алексей! Бей сначала истребители!

Пара „Мессеров“, на которую пошли мы с Анниным, замечает нас и, прижимаясь к земле, уходит, не приняв боя. На одну-две минуты путь к бомбардировщикам открыт, и я, пользуясь разогнанной на пикировании скоростью, подбираюсь снизу под их строй. Очередь! И бомбардировщик неуклюже опускает нос к земле. Не отворачивая, беру в прицел второго. Очередь! Из „Юнкерса“ вырываются клубы чёрного дыма, и он, вспыхнув, проваливается.

Вся группа „Юнкерсов“, точно горох, рассыпалась, в беспорядке сея бомбы, очевидно, по своим же войскам (смотреть некогда).

Одни фашистские бомбардировщики, защищаясь, создали оборонительный круг, другие, прижимаясь к земле, уходят. И только пятёрка „Юнкерсов“ летит, как на параде, прежним курсом. Они близко от Аннина. Время терять нельзя.

— Атаковать пятёрку!

— Понятно! — отвечает он.

Горит ещё один вражеский самолёт. Подбит второй. Шарахаясь, он разгоняет свой же строй. Аннин стреляет метко.

Волна фашистских бомбардировщиков разгромлена. На подходе больше нет. Задачу выполнили. Но что с нашей группой? Там, где только что вела бой пара Карнаухова, висят два парашютиста и факелом горит Як. Вокруг него вертится тройка „Мессеров“. Второго нашего истребителя не видно. Неужели сбили? Над нами высоко, еле видно, — рой самолётов. Среди них замечаю Яка. С Анниным спешим туда. Эх, больше бы высоты, мигом бы оказались на месте. Но высоты нет, ведь мы вели бой почти у самой земли. Наши Яки кажутся сейчас совсем тихоходными, хотя они и работают на пределе.

Понимая, что наша помощь дерущемуся в высоте лётчику может опоздать, кричу:

— Як! Як! Мы ниже тебя!

И в этот момент в наушниках слышу тревожный голос:

— „Мессеры“! „Мессеры“!

Взглянул на напарника. Там точно само „предательское“ солнце выпустило пару „мессеров“ и бросило на Аннина. Но Дмитрий, выходя из-под внезапной атаки, резко крутит свой самолёт. Я — за ним.

Сверху, со стороны солнца, на нас сваливается ещё пара „худых“. Дело плохо: прозевали. У противника преимущество — высота. Мы применяем испытанный оборонительный манёвр „ножницы“ и, защищая друг друга сзади, переходя из стороны в сторону, стараемся оторваться от врага.

Через минуту Аннин передаёт, что больше не может драться: ранен, ослабел, самолёт подбит… Опасаясь, что он потеряет сознание и разобьётся, приказываю:

— Домой! Не можешь — садись!

На какой-то срок мне удаётся всю четвёрку „Мессершмиттов“ отвлечь на себя. Аннин вырывается из