Елизавета I - Кэролли Эриксон

О Музы, подскажите мне слова.

На помощь, лес, волна, и холмы, и долины.

В тоске и скорби никнет голова,

И звуки в пересохшем горле стынут.

Печали нету ни конца, ни края —

Ведь Дама-Счастье птицей улетает.

«Королевским радостям» пришел конец, но путь продолжался, он лежал в Ворчестер с его карнавалами и речами, в Личфилд — тут в местном соборе был устроен большой музыкальный вечер, — в Вудсток, где Джордж Гасконь, постановщик маскарадов и поэтических чтений в Кенилворте, услаждал слух ее величества чтением стихов на латыни, итальянском и французском. Елизавете пришлось испытать двойственное чувство — тяжелые воспоминания о пережитых здесь в годы правления королевы Марии страхе, тоске, неизбывной скуке смешивались с нынешним восторгом триумфа и обретенной силы. Ибо теперь вернулась она в места бывшего заточения царствующей королевой — окруженная пышной свитой, обожаемая верноподданными и преисполненная решимости продолжить свое победоносное шествие по жизни.

Из Вудстока Елизавета проследовала на юго-восток, в Ридинг и затем в Виндзор, проводя осенние дни все в той же охоте и визитах в сельские поместья своей знати. Путешествие королевы по стране осталось позади, и в честь благополучного его окончания Елизавета вознесла небесам благодарственную молитву собственного сочинения:

«Приношу тебе, о милосердный и великий Боже, самую смиренную и искреннюю свою признательность… за то, что оборонил меня и взял под свою опеку во время этого долгого и опасного путешествия. И не оставь меня и впредь своим небесным попечением, отвороти от меня врагов, защити дух и тело». Елизавета умоляла вдохнуть в нее прочную веру и мудрость во имя благополучия королевства и церкви, силу, чтобы противостоять врагу.

Да, главная ее забота — народ и государство. «Сделай так, о великий Боже, чтобы под конец жизни я представила тебе на суд все то же мирное, покойное и процветающее государство». И действительно, сейчас, когда Елизавета проезжала сельскими дорогами, с удовольствием разглядывая зеленеющие поля, деревья, гнущиеся под тяжестью спелых плодов, полноводные ручьи, жизнь выглядела на редкость мирной и покойной. Вознося молитву, она, должно быть, вспоминала тысячи вскинутых в приветствии рук, сияющие лица рабочих и фермеров, деревенских клириков и молочниц, школьников да и просто нищих, собирающих подаяние вдоль дорог. То были люди, о чьем благополучии она печется на протяжении уже почти двадцати лет, люди, празднующие День восшествия на престол как самое главное событие в своей жизни. «А подданным моим, о Боже, — заклинала Елизавета, — даруй, молю тебя, верные и благородные сердца».

Глава 25

Всех королев прекрасней

— вот Элайза по траве идет!

Элайзы очи — что рассвет,

Уносят мглу, приносят свет.

Ее десница дарит мир,

А лик — спокойствия кумир,

А грудь — чистейших два холма,

Где правит Девственность одна.

Земля благословенна тем,

Что пала там Элайзы тень!

Вновь подошел июнь — время отъезда королевы из Лондона. Едва о нем было объявлено официально, как всех при дворе охватило сильнейшее беспокойство: кого призовут с собой, а кто останется? Что за погода ожидает путников? Хватит ли на всех кроватей, а в телегах — места для одежды и мебели? Кому и сколько слуг позволят взять с собой? А главное — не удастся ли найти способ как-нибудь отговориться на сей раз от поездки?

Ибо, говоря по правде, при всем великолепии королевского выезда в глазах зрителей для участников он чаще всего оборачивался настоящим кошмаром.

Быть может, только война оказывалась более разрушительной для хорошо отлаженной жизни двора, чем эти ежегодные путешествия. Веками соблюдающийся ритуал, правильный режим жизни, давно обжитые жилища — все это исчезало, уступая место импровизированным ночлегам, странному окружению, утомительному распорядку, который к тому же постоянно менялся из-за капризов королевы. Все, начиная от грумов и слуг и кончая чиновниками со своими помощниками, постоянно пребывали в напряженном состоянии. Сколько ни ворчи на судьбу, а приходится вместе с выполнением обычных обязанностей постоянно паковать и распаковывать вещи, не говоря уже о времени, которое уходит на дорогу.

Ну а для придворных, чьи венецианский шелк и расшитая тафта, так же как и тщательно ухоженные и выкрашенные волосы и бороды, с трудом переносили передвижения под открытым небом, для придворных бесконечные переезды с места на место вообще становились тяжелейшим испытанием. В записях тех времен нет такого понятия, как «дорожная одежда», так что вполне допустимо предположить, что придворные путешествовали в своих обычных роскошных одеяниях; сложные сооружения причесок безжалостно трепал ветер, нарядные платья и камзолы мокли на дожде, и даже плащи из плотного фетра не могли служить достаточной защитой. Элегантные кавалеры и неотразимые красавицы дамы нередко достигали места назначения в виде совершенно неприглядном, в грязи и пыли.

И тут-то начиналось самое страшное да и постыдное. Лишь в наиболее крупных из поместий, в которых останавливалась во время пути королева, хватало места для всех ее сопровождающих. Чаще же всего большинство спутников ночевали в близлежащих постоялых дворах либо в палатках, словно солдаты на войне. Если повезет, могло достаться место в какой-нибудь из замковых пристроек, на тюфяке, а самым именитым предоставлялись крохотные комнатки с узкими кроватями в замке, где располагалась королева. Но даже и их приходилось с кем-нибудь делить — спали по очереди. Иное дело, что и в данном случае строго соблюдалась иерархия: дворянину не полагалось иметь соседом человека без рода и племени.

Руководил всем этим гигантским ежегодным табором гофмейстер ее величества. Это в его обязанности входило выбирать маршрут, это он должен был позаботиться о жилище и пропитании свиты. В помощь ему придавался многочисленный штат слуг: одни заранее выезжали проверить, все ли готово для приема королевы, другие обеспечивали нужды свиты. Каждодневными перегонами занимался специально выделенный человек — «картограф». Ему надлежало выбрать наиболее удобную для проезда и свободную от разбойников дорогу; помимо того, следовало избегать мест, где в последнее время были замечены признаки появления чумы или оспы (известно, что Елизавета, едва до нее доносились такие слухи, резко меняла маршрут в самый последний момент; сложность еще заключалась в том, что такие слухи нередко оказывались «заведомо ложными»).

Выбор маршрута — дело непростое, ибо между проверкой пути и отъездом двора проходило немало времени и дорога, вчера еще сухая и удобная, сегодня вполне могла превратиться в непроходимую трясину. Предусмотреть, по возможности, следовало и такой поворот событий, так что «картограф» должен был поддерживать постоянный контакт с местным людом. Возникали и иные сложности. Больше чем десять — двенадцать