Елизавета I - Кэролли Эриксон

Уже больше десятилетия даже самые уравновешенные англичане предсказывали близкую катастрофу слабо защищенного государства, тем более что правила им безмужняя королева. Но вот кризис разразился, и ничего — государство устояло, иноземного вторжения не произошло. И хотя на государыню-женщину по-прежнему посматривали искоса и с подозрением, она приобрела теперь и героические черты.

Но в день восшествия на трон не только возносили молитвы во здравие монархини. Звон церковных колоколов — на протестантских церквах — был направлен против папы. Ибо в конце концов он все-таки отлучил Елизавету от церкви, и сделалась она в глазах католического мира парией. Отныне ее подданные-католики не обязаны были сохранять ей верность, больше того, совесть требовала от них отвернуться от еретички и восстать против нее. В 1571 году затеялся было (хотя по преимуществу в изобретательном уме самого вдохновителя) очередной заговор с целью свержения Елизаветы и замены ее на троне Марией Стюарт — католический заговор, разработанный флорентийским банкиром Ридольфи с опорой на переменчивого, слабого Норфолка и все еще пребывающую в заточении королеву Шотландии. Замысел быстро рухнул, ибо ожидаемая помощь из Рима и Мадрида, а более всего — от пребывающего в Нидерландах могущественного герцога Альбы так и не пришла. Столь очевидный провал очередной католической интриги против Елизаветы, завершившейся казнью Норфолка в июне 1572 года, словно добавил пыла протестантским по своему духу празднествам в честь годовщины восшествия ее величества на английский трон.

Помимо того, происходили и другие события. Варфоломеевская ночь заставила многих англичан осознать, каким опасностям подвергаются их единоверцы на Континенте. Услышав трагическую весть о безжалостной резне в Париже, Елизавета с придворными погрузилась в глубокий траур, и, когда в Вестминстере появился французский посол, он застал всех в черном, в торжественном молчании, королева же, казалось, все отказывалась поверить, как могли французские католики столь бесчеловечно обойтись со своими соотечественниками-гугенотами. Ну и ко всему прочему в 1572 году Елизавета в очередной раз заболела, в результате чего в королевстве опять оживились бесконечные споры о порядке престолонаследия.

Елизавета оправилась, и это исцеление показалось всем знаком небес: словно сам Всевышний наложил длань на свою избранницу, благословив ее на управление избранным народом. То, что прежде было внутренней религиозной убежденностью, в 70-е годы постепенно превращалось во внятно сформулированную позицию: пусть иные движутся своей дорогой, но путь Англии, Англии протестантской, предначертан самим Богом.

Соответственно формировалась новая народная религия — культ королевы. Всегдашнее почитание святости монархини усиливалось преклонением перед Елизаветой как символом протестантизма, символом победы над злом. В ней видели теперь нечто вроде национального талисмана, приносящего удачу, а слабое здоровье и отсутствие наследника лишь укрепляли в народном сознании ее святость.

Латинская надпись на одной из монет того времени как бы напоминала, что лишь по счастливейшему стечению обстоятельств Елизавета выжила и заняла свое место на троне: «То воля Божья, и она священна в наших глазах». Эти слова вырвались у Елизаветы, когда до нее донеслась весть о смерти Марии, означавшая, что теперь, после многих испытаний, она сделалась королевой. И начиная с того самого, 1558 года, ее вело по жизни само Провидение, что совершенно очевидно. На Елизавете, а через нее и на всем народе — благословение Божье. Она пребывает в ореоле этого благословения, под святой защитою небес, даровавших ей царствование.

Вспоминали библейских цариц, рассматривая Елизавету в их ряду. Правда, сам Жан Кальвин писал Сесилу, что женское правление есть «отклонение от изначального порядка природы» и что «является оно проклятием и наказанием не меньшим, чем рабство». Но он же добавлял к этому, что есть женщины, «наделенные исключительными свойствами, внутренним светом, который сам по себе свидетельствует о том, что носительница его благословлена свыше». Именно такова королева английская, взошедшая на трон, «дабы умножить славу Всевышнего».

Парадокс состоит в том, что подданные Елизаветы на всем протяжении ее долгого царствования рассматривали свою избранную небесами повелительницу с двух противоположных точек зрения: испытывая отвращение к неподобающей интимной жизни, они почитали королеву за мужество, небывалое для особы женского пола, и волю, с которыми вел их по жизни этот пастырь.

И действительно, Елизавета была наделена истинно королевским мужеством. В 1572 году напуганные придворные в один голос толковали о грядущих катастрофах, ведь над Англией пронеслась «сверкающая звезда» — комета. Одни говорили — случится землетрясение; другие предрекали войну или гибель королевы; третьи — что в результате какого-нибудь страшного возмущения природы все наши «тела истлеют и сгорят в геенне огненной». А глаза на небо, подающее столь страшный знак, и вовсе поднимать нельзя, так что многие всячески пытались убедить Елизавету «отвратить от него свой взгляд». Но «с мужеством, достойным величия своего положения, — отмечает один наблюдатель, — Ее Величество распорядилась открыть окно и произнесла следующие слова: «Jacta est alia — жребий брошен». На вызов небес она ответила воистину по-королевски; и вот на протяжении ближайшего года не случилось ничего хуже, чем просто непривычно холодное лето.

Более всего способствовали укреплению культа королевы ее летние поездки по стране. Когда на Лондон опускалась тягостная летняя жара, двор, выстраиваясь в длинную змеевидную процессию, отправлялся в сельскую местность — королева, улыбаясь и отвечая на приветствия толпы, двигалась в самом конце. На протяжении всех сорока пяти лет своего царствования она бесчисленное множество раз пересекла свое королевство, задерживаясь в сотнях городов и сел, останавливаясь в королевских замках и поместьях знати. Тысячам подданных являлась возможность лицезреть свою повелительницу во плоти; многие слышали, как она говорит, другие просто наблюдали, как поднимает она в приветствии руку и ослепительно улыбается встречающим. А те, кому не выпало такой удачи, слышали от соседей; рассказы о ее появлении распространялись с такой скоростью и впитывались так жадно, что, кажется, и темы другой для разговоров не стало.

В глазах угрюмых, с суровыми лицами сельских жителей появление королевы становилось настоящим событием, привносящим в рутинную жизнь тепло и свет сказки. Заслышав о приближении королевы, местный люд высыпал на проезжую дорогу, изо всех сил вглядываясь вдаль, где вот-вот должна была показаться великолепная свита ее величества. Поначалу — но это «поначалу» длилось часами — видны были только сотни и сотни груженых телег и повозок с провиантом, мебелью, багажом и вообще всем, что необходимо для королевского двора во время путешествия. Наконец появлялись первые конные — они расчищали путь, смотрели, как бы не возникло вдруг какое-нибудь внезапное препятствие, оповещали народ: «Ее Величество королева!»

И вот в клубах пыли и в сверкании золота возникала Она. Царственно восседая в своих позолоченных носилках, вся в шелке и парче, украшенная драгоценностями, Елизавета I являлась «богиней, каких изображают художники на своих