ШЕСТОЙ МОРЯК - Евгений Филенко

   «А не будет тебе спасения! — злорадствовал я. — Ибо кто вознесет меч для отсечения хотя бы одного чужого уха, тот лишится своих обоих, и не услышит изреченное, и глаз своих лишится, и не увидит явное, и прочих членов не дочтется, и не возжелает ни еды, ни питья, ни иных прихотей телесных...»

   «...пока не истечет срок его каре, либо прощен будет, — с упоением кликушествовал Гарод. — А прощен не будет никогда!..»

   «Ни-ког-да...» — эхом вторил ему Малхос.

  ...Когда он ушел под утро, вдруг пробудился Лев Рыкающий, о котором уж и думать забыли: «Я не понял, что у него было с ухом?..»

18

  — А вот еще одна странность, — сказала Анна.

  — Только одна?

  — Нет, конечно.  Вокруг  полно странностей. Если начать задавать вопросы, то есть риск не успеть остановиться. Не говоря уж о том, чтобы получить ответы. Да все странно... и вы странный. Кто вы, откуда вы... зачем вы... Так ничего и не скажете о себе?

  — Не скажу. А вот вы собирались.

  — Что? Ах да... еще одна странность. Я не хочу есть. Со вчерашнего вечера ни единой крошки во рту, и ни малейшего чувства голода. Я и пить не хочу. Вообще ничего не хочу, что положено хотеть человеку. Даже в кустики... уж извините, что лишаю вас ожидаемого развлечения.

   Я пожал плечами.

  — Судя по всему, любопытства вы пока не утратили. Хотите знать ответы.

  — Не уверена, — промолвила она,  прислушиваясь к собственным ощущениям. — Пожалуй, да. Хочу.

  — А что, остальные так же себя чувствуют?

  — Не знаю. Курить они точно хотят, а вот про остальное лучше спросить их самих.

  — Зачем? Так меньше хлопот.

  — Вас это не пугает?

  — Меня? С какой стати?!

  — Но ведь и вы тоже...

   Тут она меня подколола. Мое человеческое тело действительно не испытывало никаких обычных желаний.

  — Может быть, мы уже умерли? — спросила Анна печально. — И все это нам только видится? Эти чудища на реке... эти природные феномены в лесу...  вокзал какой-то вымерший... Я все жду, что сейчас за нами придет поезд, и мы сядем в единственный вагон, который увезет нас отсюда... я даже монетку приготовила Харону, — она разжала кулачок: там действительно был металлический рубль. — Как думаете, ему хватит?

  — Вы сошли с ума, — сказал я.

  — Не я одна, — сказала Анна. — Вы ведь тоже понимаете, что здесь все не так, как полагается? — Она упреждающе выставила ладонь: — Только не говорите, что в этом мире давно все неправильно!

  — Так оно и есть, — усмехнулся я. — Если я скажу, что вы определенно живы, поскольку я неплохо умею отличать живых от мертвых, как бы последние ни старались притвориться, это вас успокоит?

  — Ну... отчасти, — промолвила она.

   Я оглянулся. Собственно, и до этого я старался видеть всех хотя бы боковым зрением. Это было нелегко, потому что компания так и норовила расползтись по залу ожидания. Странствующие фейри сидели на деревянной скамье, привалившись друг к дружке. Колонель и Астеник  при мостились напротив, похожие на двух больших филинов на зоосадовском насесте. Хрен Иванович так и вовсе лежал, натянув форменную куртку на лицо. Никто не разговаривал, даже не шевелился. Воздух был неподвижен, тонкие струи табачного дыма от непотушенных сигарет застыли под низкими сводами, словно темные прожилки в горном хрустале.

  — Черт, — сказал я. — Кажется, вы ближе к истине, чем я предполагал.

  — Что? — переспросила она рассеянно.

   Вместо ответа я сгреб ее за рукав и поволок за собой к выходу.

  — Подъем!

   Никто не шевельнулся.

  — Я что, сам с собой разговариваю?!

   После бесконечно затянувшейся паузы Колонель, не поднимая головы, обронил:

  — Уймись, морячок...

  — То есть что значит «уймись»? — вскипел я. — Мы не можем тут отсиживаться вечно. Это всего лишь вокзал, куда больше не придет ни одного поезда. Нам нечего здесь ждать...

  — А мы лучше подождем, — серым голосом откликнулся Астеник. — Вдруг электричка придет...

  — Глупости! Бред собачий! Нам нужно засветло добраться до города, а уж там...

  — Что — там? — спросил Колонель. — Ну,  что там? Автобус с водителем и полным баком? Или, может быть, маршрутное такси каждому, кто куда хочет? Ничего там нет, в этом твоем городе, никто нас не ждет, и никуда мы оттуда не уедем.

  — Вашу мать, — сказал я. — Как мы все тут оказались? Зачем? Ведь  все куда-то шли, хотели  куда-то добраться... Что случилось? С чего это вдруг никто и никуда не спешит?

  — Шли, шли... — прошелестела дева Шизгариэль. — И пришли.

  — Ну дудки, — заявил я. — Не затем я тратил на вас силы и время, чтобы  вы тут валандались. Сейчас вы у меня встанете и пойдете куда скажу...

   Патлатый щенок Поре Мандон первым попал  мне под руку. Я сгреб его за ветровку и попытался поставить вертикально. Шизгариэль слабо запротестовала, никакой, впрочем, активности, кроме вербальной, не проявив; сам же юнец безмолвствовал. Мне это даже удалось... на пару мгновений. Мы встретились глазами, и эти секунды он висел на моем взгляде, как на стальном штыре. Мне доводилось видеть такие глаза. Давным-давно, на Гаити, когда писатель Танкред Вильфранш, во второй своей ипостаси вудуистский священник-унган, показал мне настоящего, только что обращенного зомби... Затем Поре Мандон вернулся в сидячее положение, попросту стек вниз, будто струйка шоколадного крема из корнетика. Я отстал от него и принялся за машиниста. Из-под куртки понеслась невнятная ругань, обильно пересыпанная хренами, меня попытались отпихнуть и даже лягнуть. Ерунда, опыт работы санитатором в дурке у меня тоже имелся...

   Анна положила руку мне на плечо.

  — Оставьте их, — сказала она.

  — Оставить? — переспросил я.

  — Да, — кивнула женщина. — Они утомлены, как вы не понимаете?

  — Утомлены? Чем это?!

  — Жизнью.

  — А вы? Тоже утомились?

  — Да. Но мы с вами пойдем дальше. И пройдем так далеко, как только сможем.

  — Лично я намерен дойти куда и хотел, — буркнул я. И понял, что повторяюсь, к тому же, в свете последних событий это мое заявление могло оказаться голословным. — Ну так что? Вы готовы бросить их тут тихо умирать?

  — Готова, — сказала Анна.

  — Стало быть, ваш гуманизм имеет пределы?

  — Я просто должна дойти, — ответила она. — Ну хотя бы попытаться. Мне есть куда идти, а им, наверное, нет. Иначе они сопротивлялись бы. Я знаю, что, скорее всего, не успею. Или успею... Но  когда все совсем закончится, я буду хотя бы уверена, что пыталась, сколько могла.

   Я посмотрел на нее, как на последнее чудо этого околевающего света.

  — Что ж, — сказал я. — По крайней мере, в этом есть свой резон. — И, обратившись к остальным, гаркнул во весь голос: — Слышите? Мы уходим. А вы останетесь тут и умрете. Тихо и безболезненно... если повезет. Но может и не повезти!