Тучи над страной Солнца - Рава Лориана

-- Но как он мог это сделать, если вы всё время были на корабле?

-- Ну тут он впервые продемонстрировал свою хитрость. Видишь ли, путешествие по христианским странам даже под видом обычных торговцев чревато почти всегда неприятностями. Местные то тебе днище в корабле пробьют, то поджечь пробуют, то в кабаке с кем-нибудь из твоих подерутся, а ты потом разбирайся.... И ведь своего человека не бросишь, даже если он виноват. Короче, пришлось нам из-за одного такого инцидента задержаться. При этом мы пересеклись с одним из наших кораблей, ну и те предложили от нас почту принять, что мол, живы-здоровы, только небольшая оказия случилась. Я написал своему отцу, ну и Ловкий Змей тоже написал своей матери, прекрасно при этом зная, что содержанием письма она с братом поделится, тем более что дело судьбы его дочери касалось. Ну а в письме мне приписывалось всё, чтобы настроить всю родню моей возлюбленной против меня. Ничего не зная о моём происхождении, Ловкий Змей писал, что мать моя была развратной женщиной, а отец -- вором, сосланным за дело на золотые рудники, что сам я ещё с юности был распутен и легкомыслен, хотя конечно, он старался следить за кузиной. Но я тогда и предположить не мог, за что так жестоко оскорблён. Мои люди утешали меня как могли, и через некоторое время я успокоился, решив, что если дело сводится к моей незнатности, то всё можно исправить, объявив ему о моём знатном происхождении. На почте я получил письмо от отца, в котором он сожалел, что скорее всего из-за нехватки времени не успеет меня встретить, однако просил дождаться его в Тумбесе. Оставалось подождать всего каких-то несколько дней... Но теперь мне было невыносимо ждать, не зная, как там моя возлюбленная. Может, отец обращается с ней жестоко? Может, она в отчаянии от того, что произошло? Шлем-маска простого воина позволяли мне следить за домом, будучи неузнанным, и я увидел её вышедшей на балкон. Значит, её комната была наверху, и скорее всего, она там заперта. Тогда около дома росли деревья, и как только стемнело, я без особого труда вскарабкался к ней. Конечно, она очень испугалась, стала говорить, чтобы я убирался, так как люди её отца и вовсе могут меня убить. Я сказал, что ничего не боюсь, и попросил объяснить, за что её отец на меня так осерчал. Она расплакалась и ответила: "Я понимаю, что ты герой, что такие как ты защищают родину, но... для моего отца это неважно. Он не хочет и слышать о том, чтобы его дочь вышла замуж за человека низкого происхождения и столь низкого рода занятий. Если бы городом каким-нибудь управлял, или был прославленным полководцем... И то мой отец мог бы тебе отказать, так как в твоих жилах нет благородной крови". "Если мой изъян только в этом, то это поправимо. Я не говорил тебе раньше, но у меня в жилах течёт кровь сынов Солнца, по мужской линии я потомок самого Великого Манко". "Как жаль, что я не знала об этом раньше. Ловкий Змей наговорил моему отцу, что ты сын вора и шлюхи". "Да, если я теперь заявлюсь к нему и скажу, кто я на самом деле такой, он скорее всего меня и слушать не будет. Подожди несколько дней, скоро приедет мой отец, я надеюсь, он сможет всё уладить". Она радостно прильнула ко мне, и наши уста слились в долгом поцелуе. В этот момент дверь распахнулась и на пороге появился Ловкий Змей. Он бросил на нас один взгляд, и закричал: "Охальник здесь! Держите его!". "Беги", -- шепнула мне любимая, -- "Мне хуже, чем теперь, уже не будет. Беги, а не то они убьют тебя". Хотя и не хотелось мне её бросать, но пришлось подчиниться. Замешкайся я ещё чуть-чуть, и меня бы схватили. Я убежал из города, решив переждать неприятную ситуацию за городскими стенами, а провинившаяся дочь предстала перед разгневанным отцом. Ловкий Змей расписал перед наместником ситуацию, приврав и приукрасив всё самым бесстыдным образом. Девушка пыталась оправдаться, но немудрено понять, кому больше верил разгневанный отец! В гневе он приказал вызвать знахарку и осмотреть провинившуюся. Увы, дочь не могла противиться этому унижению, и когда знахарка сообщила, что невинность девушки была грубо поругана, ярости отца не было пределов. Ловкий Змей говорил, что за время путешествия я не раз уединялся с ней в каюте, и мне ничего не стоило соблазнить или даже осилить её. Отец потребовал, чтобы его люди разыскали меня хоть на дне морском и привели к нему для расправы.

-- Я был непростительно беспечен, решив, что покинуть город достаточно для моей безопасности. Глядя на морские просторы, я с тоской предавался мечтам и воспоминаниям, когда меня вдруг окружили люди наместника. Они были страшно разозлены, и едва сдерживались, чтобы не растерзать меня по дороге. На мои вопросы они не отвечали, а попытки спросить, по какому праву меня арестовали, только усугубляли моё положение. Меня довольно сильно избили, но когда меня в изорванной тунике, в ссадинах и кровопотёках вели через весь город, это не вызывало особенного возмущения горожан, так как наместник пользовался в глазах горожан несомненным авторитетом, и если уж он приказал кого-то арестовать, то за дело. По счастью, меня увидел один из моих воинов, и я сумел крикнуть ему, чтобы он сообщил о моём аресте главе службы безопасности. Я уже понимал, что только отец сможет вызволить меня теперь, и мне было страшно при мысли, что его что-то задержит. Впрочем, я не боялся за свою жизнь, думая, что наместник не решится пролить мою кровь. Это было бы безумием с его стороны.

Ветерок всё слушал вроде внимательно, но по его лицу нельзя было понять его мысли.

-- Меня поставили перед ним связанного и избитого, и наместник сказал своим людям: "Великое зло причинил мне этот человек. Его долг состоял в том, чтобы хранить мою дочь, беречь её жизнь и честь как зеницу ока, но вместо этого он осквернил её, растлил её девство, и теперь она навек опозорена, и никогда не выйдет замуж. Мои сыновья мертвы и значит, никогда у меня не будет внуков, семя моё погублено, и я умру бесплодным. Скажите, какого наказания, по-вашему, заслуживает этот шелудивый пёс за совершённое непотребство?" Воины молчали, ибо хотя они и уважали своего наместника как отца, предложить убить меня или сделать что-то такое, за что бы последовала серьёзная кара закона, они не решались. И тут опять вмешался Ловкий Змей. "Слышал я, -- сказал он, -- об одной похожей истории, что случилась у белых людей. Там охальник был наказан сообразно совершённому, и даже сам потом признавал, что наказали его справедливо". "Поведай нам её", -- сказал наместник. Только того Ловкий Змей и дожидался: "Давным давно, когда белые люди ещё не плавали за океан, была у одного знатного человека дочь, умница и красавица. Тот человек очень любил свою дочь и счёл нужным обучить её премудростям. Для этого он нанял амаута. У белых людей амаута не должен жениться и думать о женщинах, наука должна быть его возлюбленной, однако тот амаута пренебрёг своим долгом. Вскоре он соблазнил девушку и предавался с ней самому бесстыдному охальству, какое только возможно на свете. Потом он бежал с ней, и заключил с ней тайны брак, однако даже таким образом нельзя было прикрыть позора, ибо амаута не должен жениться, и в конце концов несчастная предпочла скрыться от позора в монастыре. И тогда отец её решил, что наказан охальник должен быть через то, чем совершал своё преступление. Его люди ночью проникли в дом охальника и оскопили его. Так он испил чашу позора, которую заслуживал. Впоследствии он благодарил судьбу, что послала ему испытания, как следует вразумив его". Ловкий Змей поступил очень хитро. Он ничего не выдумывал, даже не давал совет, просто рассказал историю, действительно случившуюся у белых людей в давние времена. Он, правда, опустил некоторые неудобные подробности... не сказал, например, что этот амаута поссорился с церковью, усомнившись в некоторых вопросах, и именно потому над ним стала возможна расправа. Это у нас даже преступник защищён законами в том смысле, что с ним нельзя сделать что-то сверх того, к чему его приговорили по суду. У них же еретик объявляется отлучённым от церкви, и после этого каждый может сделать с ним всё, что захочет. Не сказал Ловкий Змей и о том, что христианин при любом несчастье, даже если он в нём хоть сто раз не виноват, должен искать свою вину и каяться. Но в остальном Ловкий Змей не солгал. Просто зная характер наместника и глубину его обиды, он мог предугадать, что такая идея в такой момент ему придётся по вкусу, а о том, что за такое самоуправство может последовать кара по закону, он в этот момент думать не будет. "Пожалуй, эта та кара, которой этот шелудивец заслуживает", -- сказал наместник, и слова эти звучали как приговор. Представь себе, каково мне тогда было. Я был девятнадцатилетним юношей, стройным, красивым и мускулистым, ещё не познавшим плотских радостей, но полным надежд и предвкушений. Грёзы о том дне, когда я наконец познаю со своей любимой радости плоти, переполняли меня сладким томлением. Волею судеб увидев телесные прелести своей любимой, я порой думал о том, что такая красота создана не для того, чтобы её топтали мерзавцы, но и не для того, чтобы без толку увять в приюте Дев Солнца, нет, это лоно должно породить детей, эти сосцы должны вскормить их... Наших детей... И вот по всем этим надеждам теперь хотели полоснуть ножом, нанести мне увечье, которое навсегда лишит меня возможности любить и быть отцом, которое превратит меня из стройного юноши в жирного урода.... Легче мне было бы услышать свой смертный приговор. Я взмолился о пощаде, но, потеряв голову от панического ужаса, в первую минуту не сообразил сказать о крови Солнца в моих жилах, а в тот момент это было пожалуй единственное, что могло на наместника воздействовать. А через минуту мне просто заткнули рот. Связанного по рукам и ногам меня положили на пол, задрали мне тунику, приспустили штаны... Оставалось нанести только последний удар. Я в ужасе ожидал неизбежного, но тут среди моих врагов возникло замешательство. Гнев их был частично утолён, удар надо было нанести расчётливо и хладнокровно, но сделать такое им было тяжело. Воин, которому вложили в руку нож, поначалу занёс его, но потом отошёл со словами: "Может, не так уж он и виноват, чтобы его так жестоко наказывать. Многие ли в его годы, когда буйствует молодая плоть, безупречны в отношении женщин? Мне вдруг вспомнилось -- ведь я и сам когда-то почти также набезобразничал. А если бы отец моей девушки вместо того, чтобы позволить мне загладить свою вину браком, меня вот так же... ножом?" "Да ведь и он изначально просил о законном браке", -- сказал другой воин. "Вот что я вам скажу", -- добавил третий, -- "Конечно, он виноват, и бесчестье должно быть наказано, но только если мы это сделаем -- то мы сами себе враги. На что надеется Ловкий Змей? Что этот юноша скроет случившееся с ним? А кто сказал, что он скроет? Стыд ему помешает? Ну даже если и так... ведь через некоторое время всё равно будет заметно, что молодой и сильный юноша вдруг стал мрачен, к женскому полу равнодушен, и вместо мускулов у него жирок нарастает. А ведь он не какой-нибудь простой рыбак, а на госслужбе состоит. Там на это обратят внимание, направят к лекарям, те обнаружат увечье... ну а потом он всё и выложит. Нет, а на золотые рудники из-за него идти кому охота?" "А что ты предлагаешь?" -- спросил наместник растерянно. "Отпустить его. Итак он избит и запуган до смерти, теперь крепко подумает, прежде чем охальничать". "Я верил в вас как в собственных сыновей", -- мрачно сказал наместник, -- "неужели моё бесчестье оставило вас равнодушными?" "Не равнодушными, но головы мы ещё не совсем лишились", -- сказал третий воин, -- "Ведь по законам Тавантисуйю даже сыновья должны доносить на своих отцов, если они совершают преступление". "Да, это можно назвать преступлением с точки зрения нарушения закона, однако вы не можете не признать, что моя месть справедлива. Из-за этого паршивца я и моя дочь опозорены!" "Ну насчёт справедливости тут тоже можно поспорить. Ведь он не хотел позорить ни тебя, ни твою дочь, он всего-то хотел взять её себе в жёны, и никак не думал, что ты в ответ на его предложение ответишь не просто отказом, но ещё и оскорблением". "Но потом он как вор, залез в мой дом. С той лишь разницей, что воровать он пришёл не вещи, а моё честное имя. Если воров у нас предают смерти, то он смерти тем более заслужил. Однако для этого нужно, чтобы о моём позоре узнал весь город, а я не могу этого допустить!" "Если дело вскроется, то узнают... Конечно, доносить мы не будем, но и помогать тебе в этом... ты нас не заставишь никак. У нас у самих семьи". Ни жив ни мёртв, переходя от надежды к отчаянью, я жадно ловил каждое слово. Ты видишь источник насилия и зла исключительно в государстве, но ведь тогда наместник действовал как раз вопреки государству и его законам, а его люди подчинялись ему именно в силу его личного авторитета. То есть это было чистой воды самоуправство, так любезный тебе самосуд, -- Инти иронически улыбнулся, -- и остановило их как раз напоминание о государстве и законах. Иные говорят, что у христиан больше свободы. Но что такое их свобода? На практике она оборачивается самоуправством сильных. Сильный может творить по своему усмотрению суд и расправу, уверенный, что ему за это ничего не будет. Христианское правосудие часто наказывает исполнителя, но не того, кто его послал.