Сибирский фронтир - Сергей Фомичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
На лодке за нами пришли Комков и Чиж. Лица обоих выглядели мрачными.
–Что–то случилось? – спросил я, забираясь в лодку.
–Много чего, – отмахнулся Комков.
–Алеуты беспокоили?
–Да как сказать. На крепость не нападали, бог миловал, – сказал он и замолк, явно не желая продолжать разговор здесь и сейчас.
Я посмотрел на Чижа, но из него рассказчик тем более был никакой. Однако мне захотелось узнать новости ещё до появления в крепости.
–Давай уж, Макар, рассказывай. Всё равно узнаю.
–Чего там рассказывать? Поначалу всё хорошо шло, – Комков ворочал веслом и потому говорил урывками. – После заварушки народ успокоился. Дурь–то повыбивало. И пришлые вроде притихли, а местные приободрились. Чиж вон с племенем одним сошёлся, дружков среди них заимел. Не узулахова рода жило, но кого–то из их поколения. Приходили даже к нам как–то. Тойона ребята Евражкой прозвали. Лицом уж больно похож. Собаки ездовые очень уж местным понравились. Изучали, как нарты устроены, щенков просили. Через этот интерес, думаю, многих привлечь будет можно…
–Про собак давай как–нибудь позже поговорим.
–Ну вот, – вздохнул Комков. – Всё вроде бы ладно шло. А потом парни камчатские опять по девкам соскучились. Решили, что без баб им тоскливо. Севка с ватагой и сорвался в то жило, с каким Чиж подружился. Самовольно ушёл, никого не предупредив. Ну а потом каждый день туда хаживать они стали. Тут и из наших кое–кто на дикарок соблазнился. А дальше – больше. Вышла у них с Евражкой свара. Не знаю уж, побили наши удальцы мужиков местных или просто разогнали, а может, как в тот раз винцом напоили, но с бабами ихними порезвились и с собой нескольких притащили. Кое–кто и мехов чужих прихватил. Со скуки чего только народ не удумает.
Евражка тогда собрал большую толпу, и пришёл разбираться. Тебя на разговор требовал, но я сказал, что ты по делам ушёл. Уже было согласился тойон возвращения твоего обождать. Но тут опять Тарабыкин напортачил. Пока мы переговоры вели, он народ кликнул. Вывалили из острожка и толпой на толпу попёрли. Тут и наших, охотских, много поучаствовало. Короче говоря, погнали алеутов. Ну, а те, как в себя пришли, понятно, ответили. Драка большая вышла. Без смертоубийства обошлось, правда. На кулачках разбирались. Но Евражка всерьёз осерчал. Прокричал напоследок что–то и увёл своих дикарей.
А наши дурачки только в раж вошли. Перепились после сшибки. Кто–то из николаевских слух пустил, дескать, аманаты измену мыслят. Народ и поднялся. Резня такая началась, страшно было смотреть. Правда, не всех пленников перебили. Чиж вон спас многих. Кого в дома к корякам подкинул, кого на корабли в тайники спрятал, кого просто выпустил. Через это бойня чуть на самих коряков не перекинулась, но тут уж Окунев парней в чувство привёл, сумел гнев погасить, николаевских осадили.
–Нас же всего шестнадцать дней не было! – чуть ли не простонал я. – Когда успели–то столько всего натворить?
Комков вздохнул.
–Погано вышло, что и говорить. Но что сделано, то сделано. Обратно не повернёшь.
Бросив на берег злой взгляд, я будто почувствовал, встречные взоры десятков людей. О моём возвращении уже знала вся крепость, многие вышли на берег и конечно, им было любопытно, что там в лодке перетирает начальство.
Уроды! Нет, ну какие уроды! Видимо было большой ошибкой подрывать сюда этот сброд. Хотелось ускорить темпы экспансии, но пока что конкуренты доставляли одну только головную боль. Из–за кучки отморозков рушились планы. И что теперь делать с этой гопотой? И как теперь убеждать алеутов, чем вернуть их расположение? А ведь ещё и война далеко не окончена. Пленники были какой–никакой а страховкой.
Только сейчас я начинал понимать, что Оладьин был не просто товарищем. Всё это время он был мне опорой. С ним я мог чувствовать себя спокойно среди головорезов фронтира. Зверобой умел ладить с людьми. Даже полные отморозки предпочитали прислушиваться к его словам. А, в крайнем случае, увесистый кулак подкреплял весомость сказанного. Как же мне его не хватает. Останься Василий в живых, уж он–то навёл бы порядок, не позволил бы севкиной провокации перерасти в поножовщину.
Мы высадились на островке и, нарочито игнорируя приветствия, прошли сквозь толпу. Промышленники из конкурирующей конторы поглядывали на меня искоса. Но вовсе не так, как поглядывают нашкодившие коты. Вины за собой они явно не признавали. Скорее гадали, чем вызвана хмурость.
Коряки держались отдельно от русских и смотрели скорее с ожиданием. Ирония судьбы – народ, который только недавно сам находился в положении алеутов, сражался за свои городки с казаками, перетерпел поражение, плен, в эту зиму выступил фактически на стороне имперского авангарда. И вряд ли корякам такая роль сильно понравилась. Рассказанную некогда сказку про медведя и охотника следовало держать в голове. Кредит доверия мог рано или поздно иссякнуть, и многое сейчас зависело от того, как я отнесусь к происшедшему.
Для начала я собрал только тех людей, над которыми имел власть – команды обоих моих галиотов, а также артель с "Иулиана", подчинённую мне на время похода. Люди едва поместились в казарму. Расселись на нарах, столпились в проходах. Мореходы и передовщики встали рядом со мной, а коряки во главе с Чижом заняли позицию возле двери, имея строгий наказ: чужих не впускать.
–Ну, вот что, друзья мои, – начал я. – Кто из наших с севкиными мерзавцами баловал?
Народ молчал. Безмолвствовал, чтоб его. Вместе с народом молчало и начальство. Молчал даже Окунев, что меня особенно расстроило. Круговая порука, кодекс молчания, корпоративная солидарность. Названий у этого дерьма много.
–Всё равно же дознаюсь, – сказал я.
–Да чего там, многие приложились, – сказал, вскочив с нар, Чихотка. – Когда драчка началась, не разбирали, кто начал и почему. Кликнули "наших бьют", ну все и пошли.
–Плевать мне на драчку, – бросил я раздражённо. – Кто в жило алеутское за бабами ходил? Кто диких обижал? Кто потом аманатов резал?
Матрос чихнул и уселся на место.
Парни так и не выдали товарищей, однако я продолжал ждать в полной тишине и те, не выдержав напряжения, сами выступили вперёд. Двое оказались с "Иулиана", один из команды Ясютина,
