Творец, субъект, женщина: Стратегии женского письма в русском символизме - Кирсти Эконен

202

Нельзя согласиться с мнением Е. Берштейна (Берштейн 2004, 69), что у Зинаиды Гиппиус книга Вейнингера вызвала бы «наибольший энтузиазм» и что Гиппиус должна была выразить «солидарность с вейнингеровской теорией бисексуальности».

203

По замечанию Паолини (Паолини 2002, 289), все наиболее значимые эссе религиозно-философского характера Гиппиус подписаны «Зинаида Гиппиус». Те статьи, которые Паолини относит к «наиболее значимым», посвящены гендерной тематике.

204

Отрицательное отношение Гиппиус к женщинам, помимо высказываний в «Зверебоге», можно обнаружить в отдельных дневниковых записях. Например, в дневнике «Contes d’amour» она пишет: «Как женщины мясисты! И насколько они грубее мужчин! Говорю о большинстве, конечно. И не думаю о себе, искренно» (Гиппиус 1999-б, т. 1, 62).

В часто цитируемом дневниковом отрывке 1933 года Гиппиус включает себя в группу «мужчин»: «Я не могу по совести сказать, чтобы у меня было бы какое-нибудь предубеждение против „женщин“; как ни странно, но самое первое мое чувство ко всякому новому лицу — как к человеку; (…) но главное: мне с женщинами было неинтересно. Просто не интересовало то, что они думают и говорят, и как думают и как говорят. Не интересно и то, что им интересно» (Гиппиус 1999-b, т. 2, 363).

Свое плохое знание женщин и женских дел Гиппиус повторяет в статье «Женщины и женское» (Гиппиус 1971, 167). Так как известны случаи близкой дружбы Гиппиус со многими женщинами (З. Венгеровой, П. Соловьевой и Гретой Герелл — Greta Gerell), ее слова либо к ним не относятся (а относятся к некой «обыкновенной» женщине), либо предназначались для создания впечатления собственной исключительности.

205

О язвительном отношении к Андрею Белому свидетельствует также данная ему характеристика как «нежнейшей и тончайшей душе». Согласно оценочной системе Вейнингера, такую интерпретацию можно объяснить как упрек в «чрезмерной феминизированности» Андрея Белого как автора и мыслителя, т. е. в отсутствии логического и рационального мышления (Гиппиус 1908, 25).

206

О скандале, вызванном первой публикацией «Боли», см.: Гиппиус 1999-а, 487.

207

Статья «Зверебог» (Гиппиус 1908, 26), статья «Братская могила» (Весы. 1907. № 7. С. 57–63), статья «Жизнь и литература» (Новая жизнь. 1912. № 11. С. 116).

208

В предисловии к задуманной книге «Женщины и женское» Гиппиус выражает ту же мысль еще яснее, определяя книгу Вейнингера как «невыдержанную, в которой он (Вейнингер. — К.Э.) сам себя опровергает» (Гиппиус 1971, 167). Данная рукопись, опубликованная и прокомментированная Т. Пахмусс (Гиппиус З. Женщины и женское / Публ. Т. Пахмусс // Melbourne Slavonic Studies. 1971. № 5/6. P. 156–177) и — вторично — Р. Янгировым (Янгиров Р. Тело и отраженный свет:

Заметка об эмигрантской женской прозе и о ненаписанной книге Зинаиды Гиппиус «Женщины и женское» (Новое литературное обозрение. 2007. № 86 (4). С. 183–206) содержит некоторые дополнительные положения, существенные для понимания статьи «Зверебог», поэтому ниже я делаю отсылки к ней.

209

Я благодарна К. Мелкас за информацию о значении О. Вейнингера для философии Р. Майредер. Мелкас (Melkas 2006, 266–267) указывает на важность идей Майредер для феминистской мысли в связи с рассмотрением творчества финско-эстонской писательницы А. Каллас.

210

Позиция Иванова ясно высказана в статье «О достоинстве женщины» (ср. гл. 4). Данная запись публичной лекции вышла в том же 1908 году, что и «Зверебог», в газете «Слово» (1908. № 650 и 652); см.: Иванов 1971–1987, т. 3, примечания, 736. В этой статье Иванов представляет чисто эссенциалистскую точку зрения. Автор положительно оценивает и женщин, и категорию фемининного, но, в отличие от Гиппиус, отождествляет их (Иванов 1971–1987, т. 3, 141).

211

См. у П. Девидсон (Davidson 1989, 76–82) о значении Данте-Беатриче для поэзии Блока и для восприятия его творчества.

212

Статья включена в кн.: Арабески. М., 1911. С. 284–290.

213

См. обсуждение о комплементарной модели творчества в гл. 4 и цитату из работы: Белый 1911 (цитируется в кн.: Русский эрос 1991, 104).

214

К. Баттерсбай (Battersby 1989, 113–117) рассматривает идеи Вейнингера в контексте репрезентации гениальности в западной культуре.

215

Схожая идея появляется в рассуждении Д. Мережковского о Данте и Беатриче в его книге «Жизнь Данте» (1939). Отрывок переиздан в кн.: Русский эрос 1991.

216

Та же тема возникает в творчестве П. Соловьевой. См. ниже обсуждение ее повести «Небывалая».

217

На эту тему в западной культуре см.: Zweig 1968; Lyytikäinen 1997.

218

В контексте размышлений о позиции Данте и Беатриче важным является последнее незаконченное произведение Гиппиус — поэма «Последний круг (и новый Дант в Аду)», впервые опубликованная лишь в 1968 году (Гиппиус 1999-а, 375–444, 558). Т. Пахмусс в комментариях к публикации рукописи Гиппиус «Женщины и женское» (Гиппиус 1971, 158–159) говорит о том, что поэма «Последний круг» содержит множество отсылок к культурному контексту автора. Разъяснение их потребовало бы отдельного исследования.

219

Оба стихотворения датированы 1905 годом (Петербург) и были опубликованы вместе, в 3–4 номерах «Весов» того же года.

220

«Женскость» вышла в сборнике «Новый корабль» в 1927 году (хотя написано раньше — в 1923-м), «Вечноженственное» спустя год (Гиппиус 1999-а, 518).

221

Стихотворение «Она» (2) посвящено Блоку, но история посвящения отличается от привычного: впервые стихотворение вышло без посвящения. Готовя для печати вторую книгу «Собрания стихов» (1920), Гиппиус сама предложила Блоку выбрать для посвящения ему стихотворения из рукописи (Гиппиус 1999-а, 486). Таким образом, решение о посвящении сделано не Гиппиус, но Блоком.

222

Говоря о лирическом субъекте, о «душе» или о лирическом персонаже, я не имею в виду саму Гиппиус. Я рассматриваю то, какие субъектные конструкции и какие позиции объекта и субъекта представлены в ее поэтическом творчестве.

223

Стихотворения под названием «Песни русалок» вышли впервые в 1901 году в «Северных цветах» в драме «Святая кровь» (Гиппиус 1999-а, 469).

224

Сравнение Гиппиус с русалкой было сделано еще современниками. Е. Курганов (Курганов 1991, 8) цитирует П. Перцова, который, описывая наружность Гиппиус, замечает, что у нее глаза как у русалки.

225

Источником прозвища «белая дьяволица» служит роман Д. Мережковского «Воскресшие боги». Прозвище «декадентская мадонна» восходит либо к поэзии Гиппиус (пример — стихотворение 1894 года «Посвящение», в котором лирический субъект говорит «…люблю я себя, как Бога»), либо к словоупотреблению современников (например, так отзывалась о ней Л. Гуревич в книге «Русская литература XX в.»). Позже прозвище «декадентская мадонна» встречается в качестве заглавия предисловия, написанного Е. Кургановым (1991) к одной из первых публикаций произведений Гиппиус в постсоветское время («Живые лица», 1991). В целом описание Гиппиус в тексте Курганова основывается на се исключительности, здесь собраны различные определения Гиппиус, кроме декадентской мадонны и белой дьяволицы, упомянуты «ведьма», «сатанесса», Зинаида Прекрасная.

226

В этом контексте интересно то, что alter ego Гиппиус в ее последнем (незаконченном и при жизни не опубликованном) произведении «Последний круг» зовется Тенью, разговаривающей, например, с Данте.

227

Статья Софии Заречной в «Женском деле» (Заречная 1913, 18) является примером наивного и эссенциалистского восприятия мыслей Гиппиус о небытии женщины. На материале стихотворения «Женское» и рассказа «Женское» автор отказывается от идеи, что рассказ мог бы быть тонкой иронией по поводу мужского отношения к женщинам. Вместо этого она приходит к выводу, что, за редкими исключениями, Гиппиус как автор — «мужчина, и к тому же злой женоненавистник» (Заречная 1913, 16), и заканчивает статью риторическим вопросом: «Гак зачем же лучшие женщины, зачем Гиппиус отрекается от своей женственности, отгораживается от своих младших сестер — других женщин? Зачем?»

228

Тут можно указать на символику лаврового венка в античной культуре, а также на многочисленные повторы и вариации этого мотива в литературе и культуре вплоть до нашего времени. Программное стихотворение Брюсова «Поэту» заканчивается строками «И помни: от века из терний / Поэта заветный венок». Можно указать также на плетение как на литературоведческую метафору. См. дискуссию Н. Миллер (Miller 1988, 77–101) с Р. Бартом о понятиях текста, смерти автора и положении женского автора в «текстильном» контексте.