Творец, субъект, женщина: Стратегии женского письма в русском символизме - Кирсти Эконен

144

Статья написана в 1928 году и включена в «Некрополь», книгу воспоминаний Ходасевича, вышедшую в 1939 году в Брюсселе.

145

Во всех биографических справках значился 1884 год. Однако А. Лавров в предисловии к переписке (Брюсов и Петровская 2004, 8) приходит к выводу, что на самом деле Петровская родилась в 1879 году.

146

Формирование истории (нарратива) русского символизма с учетом гендерных аспектов требует отдельного исследования. В этой главе вопрос рассматривается лишь в аспекте жизнетворчества.

147

Ср.: высказывания Романа Гуля, который, заканчивая личные воспоминания о Петровской, констатирует ее самоубийство следующим образом: «Таков был конец жизни-„поэмы“ Ренаты из „Огненного Ангела“. Это было 23 февраля 1928 года» (Гуль 1979, 85).

148

М. Михайлова (Михайлова 1999-б, 227) замечает, что в восприятии Ходасевича сближаются житейский образ Петровской и литературный образ Ренаты из романа Брюсова. Е. Тырышкина (Тырышкина 2002-б, 133–134) говорит о стереотипном восприятии Петровской как жертвы декаданса. Н. Примочкина замечает «художественное искажение» в созданной Ходасевичем легенде о Петровской: «Ее образ подвергся художественному искажению в угоду создаваемой автором легенде, которой будут затем следовать и другие мемуаристы. Легенда красивая, эстетически целостная и законченная, но несправедливая и жестокая по отношению к Петровской-человеку» (Примочкина 2003, 222).

Как пример другой точки зрения Примочкина приводит воспоминания берлинской приятельницы Петровской Е. В. Галлоп-Ремпель, где Петровская предстает в совсем ином свете.

149

Моделирование жизни Гиппиус неоднократно рассматривалось исследователями ее творчества (см., например: Matich 1992, 1994; Presto 1998, 2000). Литературоведами также изучены ее маскулинные псевдонимы и ее маскулинный лирический субъект.

150

Дж. Престо (Presto 2000, 92–93, 109) интерпретирует образ Гиппиус как денди и с этой точки зрения рассматривает использование ею лорнетки.

151

Дж. Престо формулирует идею так: «… she (Гиппиус. — К.Э.) created а series of contradictory images of the self in her life and art that ultimately served to make her a virtually unreadable text» (Presto 2002, 144).

152

См. гл. 6.

153

Кроме Гиппиус и Мережковского, можно указать на Зиновьеву-Аннибал и Иванова, Вилькину и Минского.

154

О Чернышевском и об идее «новых людей» у Гиппиус см. также: Ebert 2002, 51–53.

155

См.: Mikhailova 1996 и Taubman 1994, 172–173. Феминизм Гиппиус обсуждается в статьях: Ebert 1992 и Schuler 1995. К этому вопросу я вернусь еще в главе о Гиппиус.

156

Т. Пахмусс (Пахмусс 2002), однако, утверждает, что асексуальность супружеской жизни Гиппиус и Мережковского не соответствует действительности.

157

Кажется, что скорее мужчины подчиняются Гиппиус. Особенно хорошо это видно в ее отношении к молодым поэтам, когда Гиппиус выступала в роли наставницы (мэтра), в позиции, нетипичной для женщины.

158

См.: Binswanger 2002, 185–188. См. также: Гиппиус 1999-b, т. 2, 364.

159

В жизнетворчестве символистов высокий статус гомоэротизма актуализируется прежде всего в обществе «Гафиз» В. Иванова (о нем в гл. 10), причем лесбиянство репрезентировано, например, в некоторых произведениях Брюсова (см.: Михайлова 2003) в бодлеровском ключе, где лесбиянки становятся объектами вуайеристского взгляда и символами упадка (Healey 2001, 59). Гиппиус, согласно этим идеям, в «Contes d’amour» положительно высказалась о любви между людьми независимо от их пола, но отрицательно — о сексуальном акте (Гиппиус 1999-b, т. 1, 60–61).

160

Пользуясь различными стратегиями преодоления пола и гендера, Гиппиус во многом приходит к идеям, близким В. Вульф. Их соединяет позиция исключительности в преимущественно маскулинной традиции модернизма, а также идеал андрогинности. К этим сходствам я вернусь в отдельной главе о З. Гиппиус, где анализируется гендерная теория Гиппиус, исходя из ее статей и стихотворений.

161

О Рашильд см., напр.: Finch Alison. Women’s Writing in Nineteenth-Century France. Cambridge U P, 2000; Holmes Diana. 1). French Women’s Writing 1848–1994. London and Atlantic Highlands, NJ: Athlone, 1996; 2). Rachilde: Decadence, Gender and the Woman Writer. Oxford, N. Y.: Berg, 2001.

162

В 1904 году в «Новом пути» вышла пьеса Рашильд «Продавец солнца» в переводе А. М. Ремизова (см. об этом: Блок 1962, т. 5, 560).

163

В записной книжке Гиппиус во вторник 8 (21) января 1908 года отмечено: «Они ходили к Vallette. Я хотела было выйти — но осталась дома» (Гиппиус 1999-b, т. 2, 517).

164

Книга «Le Tsar et la Révolution» вышла в издательстве «Société Mercure de France» в 1907 году. Сотрудничество Гиппиус с журналом продолжалось в эмиграции (Livak 2007, 26).

165

Статья «Confessions d’une jeune fille russe à son amie francaise» вышла в 1922 году (номер CLVII), когда Гиппиус уже жила в эмиграции.

166

Она, например, является автором памфлета «Pourquoi je ne suis pas féministe» («Почему я не являюсь феминисткой»).

167

Рецензия А. Блока на роман Рашильд «Подпочвенные воды» («Lе Dessous») является в этом отношении показательной. Блок, с одной стороны, выделяет положительные черты романа, с другой стороны, воспринимает его как «бульварный роман», который «русские дамы предпочитают читать в подлиннике, следя главным образом за двусмысленными (а иногда откровенными) выражениями, смазанными в переводе». Критик относит Рашильд к группе тех авторов-французов, которых читают «русские дамы, понося русских декадентов» и на которых «не без тайной почтительности указывают» (Блок 1962, т. 5, 559, 560).

168

Согласно К. Боровец, Гиппиус «liberated women’s writing in Russia from these narrow expectations of female devotion to the themes of domestic life and amorous encounters as she turned to serious cultural and philosophical ideas» (Borowee 1999, 681).

169

Ср., например, следующую характеристику: «… жизнетворческая практика была важнейшей составной частью опыта любого символиста, и Гиппиус не была тут исключением. Но особенности ее психологии и (вероятно) физиологии, несомненно, сказались и на той метафизике любви, которая запечатлелась и в теориях, и в художественном творчестве» (Русская литература рубежа веков 2000, 867).

170

См. также: Rippl 1999, 99.

171

См.: Rogers Katharine М. The Troublesome Helpmate: A History of Misogyny in Literature. Seattle 1966. P. 201–207 и Colby Vineta The Singular Anomaly: Women Novelists of the Nineteenth Century. N. Y.: New York UP, 1970.

172

На тему женского авторства в «Двойной жизни» я вернусь в главе о Л. Вилькиной.

173

История пересказана С. Маковским (Маковский 1955), затем о ней писали, например, Бавин (Бавин и Семибратова 1993), Ланда (Ланда 1994) и Престо (Presto 2002). Интересно, что инициатором событий был М. Волошин. Ролевое поведение Дмитриевой, в отличие от Гиппиус, преувеличивало «женственность» и связанные с ней таинственные и эротические коннотации, что привлекло внимание издателей «Аполлона» и читающей публики. Однако такое жизнетворчество не способствовало прочному конструированию авторской позиции. Интерес к писательнице исчез в тот момент, когда обман раскрылся и под маской увидели хромую и не ослепляющую своей красотой Е. Дмитриеву. Далее, жизнетворчество в этом случае не подтвердило субъектной позиции для Дмитриевой как автора в эстетическом дискурсе: в образе Черубины де Габриак проявляется мифологизированное понимание фемининного, но не те признаки, которые необходимы в конструировании творческой субъектности. С точки зрения современности, можно увидеть, что в истории литературы осталась Черубина де Габриак, а автора Е. Дмитриеву и ее творчество при этом чуть не забыли.

174

Дж. Престо (Presto 2002) рассматривает сверхженственный образ авторства М. Лохвицкой как миметическую стратегию конструирования авторства.

175

Или она пользуется понятием Lebenskunst в том значении, как оно встречается в немецкой культуре. Такое широкое значение имеет мало общего с особенностями, свойственными культуре русского символизма.

176

С. Гилберт (Gilbert 1986) усматривает связь или корреляцию между трансвестизмом одежды и поэтической субверсивностью. Примеры Гиппиус и Соловьевой показывают, что правильное на принципиальном уровне утверждение Гилберт нельзя делать слишком прямолинейным, но необходимо учитывать также другие факторы. Одной из таковых является именно жизнетворческая игра со своими внутренними законами. О кросс-дрессинге в культуре русского символизма см.: Forrester 1996, 110.