Так кто же развалил Союз? - Олег Мороз

— Ну что, писать заявление об уходе? — спросил как бы в шутку, с некоторой бравадой.

— Пока не надо… — как-то неуверенно ответил Поройков. В мозгу у него, должно быть, шевельнулось, что такое заявление, может быть, вскоре действительно потребуется. И не только от меня. А может быть, и без всяких заявлений…

Поройков сказал, что на Минском шоссе танки. Вместе с тем у военных тоже чувствуется какая-то нерешительность.

— Какая нерешительность? — возразил я. — То, что за вами до сих пор не пришли.

Мне показалось, что ему эта мысль не понравилась.

Заречкинские ребята никуда дозвониться не могут. Ельцин и Хасбулатов вроде бы пока на свободе.

Поройков сказал, что должна бы прийти фельдпочта с указанием, что делать.

Зашел Бонч-Бруевич. Он был в тульской области. Только что с поезда. Еще ничего не знает.

Заглянул незнакомый фотограф. Тоже в неведении. Счастливые люди.

Мне тут делать нечего. Пока обстановка более или менее не определится, лучше не мозолить людям глаза, не быть свидетелем их растерянности и тревоги.

Вышел на улицу. Пошел по Кировской к центру. Надо посмотреть, как и что в городе. Вроде все как обычно. Ни военных, ни милиции. Люди ходят. Может, почтамт захвачен? Чрезвычайное положение ведь. Как это у большевиков: первым делом занять почту, телефон, телеграф. Зашел. Тьфу ты, здесь ведь теперь биржа.

Прохожу мимо здания КГБ. Пристально всматриваюсь. Тоже нигде ничего приметного. Возвращаюсь к Кузнецкому мосту, чтобы пройти мимо резиденции Крючкова: как уже говорилось, она не в самом здании бывшего Страхового общества, а по соседству, аккурат на углу Кузнецкого и площади Дзержинского. Возле этого самого подъезда № 1 стоят трое в штатском. В январе, когда брал интервью у их начальника, стоял один. Только и перемен.

По бывшей Жданова (как она теперь называется?) направляюсь в сторону «Детского мира», потом сворачиваю направо на Маркса. Нигде ничего. Время примерно 10–30 10-40.

Единственно, что заметил, на площади Революции напротив памятника Свердлову четыре крытые зеленые машины. Вроде бы военные. Одна из них с бульдозерным ножом. Для сноса баррикад, что ли?

Огибаю музей Ленина, поднимаюсь на Красную площадь. Уж там-то что-то должно быть. Нет, и там ничего. Все как обычно: группки туристов, фотографы, небольшая толпа перед Мавзолеем.

Ну, должно же быть хоть где-то что-то в подтверждение случившегося переворота! Нет, нигде ничего. Ощущение: а вдруг действительно всем на все наплевать, и переворот прошел тихо, мирно, незаметно? Хоть бы где-то какой-то плакатик, какой-то выкрик. Нет, ничего. Охраны тоже нет усиленной. Обычная. Милицейская «Волга» возле ГУМа, другая возле Исторического музея.

Спускаюсь мимо музея к Охотному ряду. И вот… Вот оно! Первое! У входа в подземный переход стоят кучки людей. Какая-то женщина в джинсах со злым лицом выкрикивает: «Семьдесят три года они нас е…ли, и опять хотят е…ть!»

Ничего себе. Уж если женщины переходят на этот фольклорный язык, значит, задело. Зацепило.

Спускаюсь в подземный переход. Опять ничего. Выхожу на Тверскую. Ничего. Все как обычно.

Подхожу к Долгорукому. Наконец-то! Толпа перед памятником. На постаменте два листа ватмана: «Нет фашистскому перевороту!», «Нет хунте!»

Неподалеку от памятника две БМП. Развернуты как-то странно носами в сторону Института марксизма ленинизма (он за спиной у князя, в глубине). Сверху на каждой машине тесно, прижавшись плечом друг к другу, стоят молодые ребята из толпы. Впрочем, некоторые умудрились даже лечь на броню. Солдатики-водители, видимо, не знают, что делать, куда ехать, как стряхнуть пассажиров.

То здесь, то там возникает митинг. Со стороны Пушкинской подошла колонна БТРов. Насчитал восемь штук. Все в пыли. Видно, шли издалека. На головном офицер. Кто-то из толпы затевает с ним перебранку. Офицер отвечает зло. Ко всему прочему, сказывается, наверное, бессонная ночь, проведенная на марше. Пытаюсь утихомирить наскакивающих на него: «Не надо оскорблять военных. Они подчиняются приказу».

Народ начинает перебегать к этим БТРам от памятника, мешая движению по улице. После движение и вовсе застопоривается.

Через некоторое время головной БТР начинает разворачиваться. Делает он это весьма неловко, совершая многочисленные движения взад вперед. Водители машин, стоящих у тротуара, испуганно уводят их от греха.

На всех БТРах снова толпы народа. Люди стоят, сцепившись друг с другом, держа российские флаги. Боязно, что при резком рывке сорвутся.

Все восемь БТРов наконец разворачиваются (этим маневром уверенно командует подоспевший гаишник) и уходят обратно в сторону Пушкинской площади.

Крики: «Пошли на Манеж! На Манеж!» Манежная площадь эпицентр народных волеизъявлений.

Я, однако, решаю пройтись до Пушкинской. Сравнить с теми временами, когда «ДемРоссия» собирала здесь свои многотысячные митинги. Сравнения никакого. Народу почти нет. Поодиночке, по двое-трое идут те, кого можно отнести к потенциальным демонстрантам. Встречаю человек шесть с портретом Сахарова и табличкой «Мемориал».

− Народу маловато, вздыхаем мы в унисон со случайным попутчиком.

Движение по Тверской возобновляется.

Возле «Московских новостей», как показалось, в основном «чайники», безразличные к происходящему зеваки. Много сочувствующих хунте.

Иду назад в сторону Моссовета. Уже никаких признаков протеста. Словно бы все испарилось. Наверное, и на Манеже никого нет.

Возле «Пицца-хат» очередь. Этому быдлу все до лампочки.

Подошел к третьему подъезду Моссовета, где три дня назад был у Яковлева. Ничего необычного.

Подхожу к гостинице «Москва». Все-таки я ошибся. Митинг на Манежной идет. Хотя народу довольно мало (по сравнению с теми самыми митингами «ДемРоссии»). Несколько сотен человек. Может быть, тысяча-другая. Какой-то парень читает обращение Ельцина, Силаева и Хасбулатова. Призывает сообщать о происходящем всем своим знакомым, звонить по телефону, передавать призыв ко всеобщей бессрочной забастовке. Инструктирует, как вести себя с военными не оскорблять, разъяснять, что к чему: «Военные такие же люди».

Рядом со мной кучка людей, в центре которой какой-то человек читает то же обращение.

Вдруг раздается крик: «Танки!!!» Толпа бросается врассыпную. Через некоторое время все опять собираются. После опять пронзительный вопль: «ОМОН!!!» Человек указывает в сторону Исторического музея. Опять то же движение все бегут в разные стороны. Проходит еще время. «БТРы!!!» Слева от Манежа на площадь в самом деле вползает колонна БТРов с зажженными фарами. Головная машина останавливается, пройдя четверть расстояния между Манежем и гостиницей «Москва».

С одной стороны, ощущение, что вот-вот начнут стрелять. По крайней мере, разгонять митингующих, охаживая дубинками. С другой чувствуется какая-то нерешительность властей. Словно они дают команду такому-то подразделению передвинуться туда-то, такому-то выдвинуться туда-то и тем ограничиваются. Что делать дальше, никому не известно.

Народу все-таки маловато на площади: толпа возле гостиницы и толпа возле Манежа, а посередине пусто. Те же шестеро с плакатом «Мемориал» стоят как-то сиротливо, неприкаянно. Проходя мимо, спрашиваю: «Что же вас так мало?» Ответа нет.

Между гостиницей Москва и бывшим зданием Совмина, посередине улицы, стоят несколько, четыре-пять, БМП, опять-таки облепленные народом. Эту колонну как бы возглавляет машина с трубчатой телескопической стрелой и монтажной площадкой на ее конце. Такие машины используют для работы на электросетях, развешивания транспарантов и т. д. На монтажной площадке два человека с российским флагом. Какой-то мужчина с мегафоном, стоя на передней БМП, произносит пламенные речи, призывает не признавать заговорщиков, предателей.

Водитель монтажной машины включает мотор и начинает поднимать стрелу. Российский флаг взмывает над улицей все выше и выше. Каково там этим людям на монтажной площадке, вряд ли оказывавшимся на ней когда-либо прежде.

Откуда-то появляется штабного вида офицер с какой-то папкой подмышкой, который вместе с милицейским капитаном пытается согнать демонстрантов с боевой техники. Милиционер вроде бы даже требует у кого-то документы. Кое-кто спрыгивает на асфальт, другие упираются.

Иду в сторону Дома Союзов. Возле офицерского «ГАЗика» стоит майор в армейской полевой форме. Должно быть, командир этого подразделения, этих БМП. Рядом с ним небольшая толпа. Пытаются вовлечь его в политический спор. Майор отделывается нейтральными, ни к чему не обязывающими фразами. Говорит, что он никому еще ничего плохого не сделал, а вот его уже укусили за палец.