Сборник статей и интервью 2007г. - Борис Кагарлицкий

Претенденты на главную должность виртуозно ускользают от внятных ответов на любой из этих вопросов. Но, по крайней мере, вопросы им задают. Пресса, коллеги, оппоненты, граждане.

В России социологи спорят о том, кто из потенциальных претендентов больше приглянулся действующему лидеру. В США обсуждают, насколько тот или иной кандидат сможет завоевать поддержку различных групп населения. Как станут голосовать испаноязычные граждане? Как отнесутся к кандидатам афроамериканцы? Кому удастся получить поддержку на юге, а кому на севере?

У нас правящие круги регулярно преподносят сюрпризы населению (они очень боятся, что за несколько лет стабильности нам стало скучно). В США население склонно ставить в тупик политиков.

Принято считать, что испаноязычных граждан волнует проблема иммиграции, негров - расовая дискриминация, евреев - отношение к Израилю. Америка - страна, где требуется уважать интересы меньшинств. Но одновременно давать понять англосаксонскому протестантскому меньшинству, что и его никто в обиду не даст. Из года в год государственные люди в Вашингтоне обхаживают своих избирателей, напоминая, что помнят об их заботах, жонглируют лозунгами и упражняются в либеральной политической корректности, не забывая и о консервативных христианских ценностях. Но последние опросы свидетельствуют о том, что «специфических» тем становится всё меньше. Испаноязычные американцы волнуются по поводу здравоохранения больше, чем по поводу дальних родственников, которые грозят свалиться им на голову из Мексики. Негры устали от разговоров о расовом угнетении, они хотят, чтобы им повысили зарплату. Евреи думают о качестве школьного образования больше, чем о конфликтах на Ближнем Востоке. Социально-экономические проблемы выходят на первый план. А они у всех общие. Вернее, они объединяют людей не в зависимости от цвета кожи, а в зависимости от толщины кошелька. Страна чувствует приближение кризиса и с напряжением ждет, когда будет объявлена программа по борьбе с ним. Но эту программу никто не объявит, потому что её нет. Точно так же, как нам никогда не сообщат секретный план Путина, в соответствии с которым происходит передача власти в Кремле. Потому что его тоже нет.

Главный секрет - в полном отсутствии секретов. Тайной повестки дня не существует, потому что не существует вообще никакой повестки дня.

Американское общество хочет перемен и боится их. Оно ждет от политиков ответов, не получает их, но настойчиво продолжает спрашивать. Российское общество не хочет перемен, и тоже боится их. Оно ничего не спрашивает у политиков, поскольку больше всего на свете боится услышать ответ.

Мы, в отличие от американцев, народ с интенсивной духовной жизнью и глубоким историческим сознанием. Потому мы не задаем прагматических вопросов. Мы не пытаемся понять, что с нами будет через два года и куда нас приведет проводимая политика. Не потому, что уверены в правильности этой политики или, наоборот, в её ошибочности. Просто с фатализмом, достойным представителей древней цивилизации, мы сознаем, что от нас ничего не зависит.

Может быть, в своем пессимизме мы мудрее, чем они в своем непреодолимом оптимизме. Мы знаем, что перемены почти всегда к худшему, а инициатива, проявленная начальством, равнозначна неприятностям, обрушивающимся на наши головы. Мы ценим эпоху Путина за то, что большинству из нас в эту эпоху было скучно. Когда перестает быть скучно, совсем не обязательно становится весело. Чаще становится страшно.

Специально для «Евразийского Дома»

ОДИНОЧЕСТВО ЧИНОВНИКОВ

Выборы 2007 года всё чаще вызывают у меня ощущение deja vu. Хотя на этот раз - как во сне. Какие-то детали сходятся, а какие-то нет. Похоже, я это уже где-то видел… Но нет, не то, совершенно не то!

В сентябре «Справедливая Россия» начала до странности походить на «Блок Ивана Рыбкина» из выборов 1995 года, причем за прошедшее время сходство это только усилилось. А с октября «Единая Россия» начала напоминать партию «Наш Дом - Россия» из того же сюжета 12-летней давности. Зато КПРФ нынешняя на КПРФ образца 1995 года не похожа совершенно, если только не считать название партии и фамилию лидера.

С партией Зюганова всё более или менее просто. В 1995 году она была на подъеме, выглядела единственной «настоящей» партией в стране (причем не только в рядах оппозиции). Сегодня перед нами деморализованная и умирающая организация, которой не поможет никакой электоральный успех. Декабрь 2007 года может оказаться для нее своего рода «лебединой песней».

Свой процент она, скорее всего, увеличит, а уж количество мандатов - по новой пропорциональной системе - тем более. Но это больше похоже на очередной этап агонии, когда больному становится лучше - перед смертью.

«Единая Россия» в данной ситуации заслуживает куда большего внимания. На протяжении постсоветского периода это уже третья партия власти, но первый случай, когда проект удался. Ни «Наш дом - Россия» образца 1995 года, ни «Единство» 1999 года полноценными партиями так и не стали.

Они представляли собой наспех сколоченные организации, нацеленные на решение одноразовой задачи в ходе выборов. Причем «Наш дом - Россия» был построен даже несколько основательнее, нежели «Единство».

Напротив, «Единая Россия» создавалась как долгосрочный проект, постепенно превращаясь в настоящую политическую партию с собственной внутренней структурой и жизнью. Она явно должна была превратиться в центральный элемент формирующейся политической системы, перейдя в наследство от Путина к его преемнику в качестве удобного политического инструмента, с помощью которого можно реализовывать свои планы в Государственной думе и даже на местном уровне.

Позаимствовав целый ряд идеологических формул из арсенала «старой оппозиции» 1990-х годов «Единая Россия» стала органически привлекательна для консервативного электората, воплотив в себе одновременно и лояльность к новой российской власти, и ностальгию о власти советской.

Однако для того, чтобы проект окончательно состоялся, «Единая Россия» должна была выдержать решающий экзамен: испытание выборами 2007 года. Выдержать самостоятельно, доказав и себе и окружающим, что способна не опираться на президента и его администрацию, а оказывать им поддержку. Причем - вне зависимости от того, как зовут президента и главу его администрации.

Все шло к тому, что единороссы с этим экзаменом справятся. Но в последний момент всё изменилось, уверенности в себе не хватило, и решили в очередной раз прибегнуть к помощи Путина. Пригласив его возглавить свой список, «Единая Россия» не только нарушила чистоту эксперимента, но и поставила под сомнение собственные политические перспективы, в очередной раз признав, что нуждается в поддержке сверху.

Когда в 1995 году партия «Наш дом - Россия» получила в качестве лидера премьер-министра Виктора Черномырдина, это был сигнал чиновникам всех рангов, означающий, что данной партии надо всячески помогать, вступать в ее ряды и пропагандировать ее лозунги. В 2007 году «Единая Россия» прибегла к помощи президента, для того чтобы свести на нет конкуренцию «Справедливой России», доказав всем и каждому, что она одна является «единственной настоящей партией власти». Однако между 1995 и 2007 годами есть и существенное различие.

Виктор Черномырдин был ключевой фигурой только для чиновников. У населения, напротив, он вызывал в лучшем случае иронию, в худшем - активную неприязнь. Что и сказалось на результатах выборов. Граждане, несмотря на весь административный ресурс, отодвинули НДР на второе место, отдав предпочтение КПРФ.

В 2007 году всё совершенно иначе. Появление Путина во главе списка является сигналом не только для чиновников, но и для избирателей. Итоги выборов не вызывают ни малейшего сомнения. А вот их последствия…

Главная проблема чиновников состоит в патологическом, хотя порой и бессознательном страхе перед собственными гражданами. Для населения России за прошедшие 8 лет Путин стал символом перемен к лучшему.

Секрет его популярности - в объективной экономической ситуации, которая сейчас разительно отличается от ситуации 1990-х годов, и в этом смысле любая критика лидера оказывается неэффективной, даже если попадает в цель. Людям не важно, насколько Путин прав или не прав в том или ином вопросе.

Даже если они уверены, что президент не прав, это не меняет ровным счетом ничего, ибо оценивается не конкретная ситуация, даже не личность правителя, а общее положение в стране. Но на этом фоне Путин превратился не просто в самого популярного политика, а вообще - в единственного. Он один в России политик, остальные - чиновники или клоуны. А судьба «Справедливой России» показывает, что когда чиновники пытаются выступать в роли публичных политиков, они всего лишь превращаются в клоунов.

Осознавая это, чиновники боятся политической ответственности, не решаются взять на себя публичные роли, прячутся за спиной президента, который всё больше воспринимается ими как действительный, а не только номинальный гарант - нет, не Конституции, а существующего порядка. Остаться один на один с народом бюрократия боится смертельно, хотя надо признать, что масса граждан в сегодняшней России настроена совершенно не агрессивно. На вилы поднимать никого не будут.