Под властью отчаяния. Часть 1: Химера - Магдалена Уинклер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У него мучительно заболела голова от пережитого недавно. Ольсен позволил себе присесть на диван, пока Эрика что-то искала в своих ящиках. Наконец, она обратила внимание на мужчину и подошла к нему, остановив на его побледневшем лице свои глаза-кинжалы. Ричардсон не казалась преисполненной сочувствия, более того, она даже выглядела равнодушной.
t. A.T.u. — All The Things She Said
— Тебе плохо? — зачем-то спросила женщина. Йенс сжал губы от обиды. Пускай не пытается сделать вид, что ей не всё равно. Бирюзовые глаза не выражали вообще ничего. Вероятно, и разозлилась она только из-за того, что гангстеры посмели ослушаться и отойти от данного приказа. Если Ольсен на самом деле умрёт, вряд ли Эрика расстроится.
— Скоро станет лучше. Адам меня напугал, — сухо отозвался Йенс, даже не подняв на неё глаз. Сколько бы он не старался, Эрика всё равно будет смотреть так. Пустыми глазами.
— Ему не стоило лезть в наши отношения, — фыркнула Ричардсон. — Он больше не посмеет. Веришь мне?
— Верю, — буркнул себе под нос Ольсен.
— Ты чем-то недоволен? — поинтересовалась Эрика.
— Нет. Просто плохо, — отозвался Йенс. Нет никакого смысла делиться с Эрикой своими чувствами, они не должны её волновать. В конце концов, она не должна нести ответственность за то, что ему больно, за то, что ранит. Ричардсон не виновата в том, что ей насрать, это Йоханесс глупец, потому что продолжает и продолжает жить пустыми надеждами.
Он поставил локоть на ручку дивана и опёрся головой о свою руку, затем обвёл взглядом кабинет. Вдруг настигло понимание, что изменилась сегодня не только женщина, но и обстановка. На первый взгляд, всё нормально, но возле письменного стола, а скорее даже за ним, творился настоящий беспорядок. Книги из шкафа были вывернуты, листы клочками устилали пол, словно отсыревший ковёр, у окна валялась разбитая бутылка. Йенс что-то упускал из внимания, не выходило в голове собрать мозаику и понять, что произошло. Мысли путались, но Ольсен чувствовал себя тревожно.
Эрика не выглядела злой или расстроенной. Она была пустой. Как кукла в детском магазине — в красивом платье и милым личиком, но со стеклянными искусственными глазами.
— Почему этот неадекватный… так себя вёл? — тихо спросил Йенс. Может быть, между поведением Адама и беспорядком в кабинете была связь?
— Вбил себе в голову что-то, наверное, — спокойно отозвалась Эрика.
— Он говорил, что если я сделаю тебе плохо, то он сделает мне ещё хуже, — мужчина выпрямился и перевёл взгляд на всё ещё стоящую рядом Ричардсон, которая увлечённо смотрела в стену. — Я сделал тебе плохо?
Женщина скупо усмехнулась, а затем посмотрела на Йенса. Её лицо утратило равнодушное выражение и стало очень сосредоточенным и напряжённым.
— Мир не крутится вокруг тебя, Ольсен, — бросила она. — Но раз уж ты сам затронул тему, то я злюсь на тебя.
— Почему? — шёпотом спросил мужчина, чувствуя себя разбитым.
— Ты снова был с ней, — фыркнула Эрика, после чего отошла к письменному столу и залезла на него, закинув ногу на ногу.
Йоханесс моргнул несколько раз, пытаясь понять, что Ричардсон имеет ввиду, а затем больно прикусил нижнюю губу. Эльфрида. Ей не понравилось, что Ольсен провёл время с Эльфридой в баре. Мужчине не было интересно, откуда Эрика знала и что конкретно она видела, пугало лишь одно — что она думала об этом.
— Моё милое солнце, ты просила, чтобы я забрал у неё ключ — я забрал. Ты просила, чтобы я не приводил её домой — её нога после того случая не ступала за порог моего дома.
— Поэтому ты решил развлечься с ней в баре? — взвизгнула женщина, и Йенс с ужасом заметил, что на её бирюзовых глазах стояли слёзы.
— Я… нет! Мы просто разговаривали! И всё! — он подорвался со своего места и подошёл к Эрике, протянул руку, чтобы коснуться её щеки, но женщина резко ударила его по кисти.
— Каких девушек водят в бар? Тех, с которыми на что-то надеются! Тебе мало меня, да?! Я всё понимаю, вам ведь, мужчинам, чем больше — тем лучше! — она громко всхлипнула и вытерла слёзы с щёк рукавом пиджака. — Или ты любишь её?! А, Ольсен, ты её любишь?!
— Нет! Что ты такое говоришь? — Йенс схватил ей за запястья и положил тонкие ручки себе на щёки, а затем с громким звуком шлёпнулся на колени, теперь смотря на неё снизу-вверх с мольбой. Мужчина ощущал исключительно панический ужас, ему плевать уже было на Адама, на головную боль. Только она имела значение, только её хрупкие слёзы-драгоценные камни, стекающие по худым бледным щекам. Какой же он урод, если заставил любимую женщину плакать! — Я не люблю её. Никогда не любил, что ты такое говоришь? Прости меня, милая, пожалуйста, прости меня, — Йенс стал целовать её мягкие ладони, теперь чувствуя, как и по собственным щекам теку слёзы. — Никто для меня рядом с тобой никакого значения не имеет. Ты для меня всё, ты для меня грёбанное всё! Я люблю только тебя, Эрика, только тебя одну. Не плачь, прошу тебя, я умоляю тебя, моё солнце, только не плачь!..
В порыве эмоций Ольсен даже не заметил, как произнёс фразу, которой больше всего на свете боялся. Сейчас он смотрел в бирюзовые помутневшие от слёз глаза своей возлюбленной и не мог справиться с безумным душевным терзанием. Йенс чувствовал себя самым мерзким человеком на земле, когда её хрустальные слёзы падали на красный бархат пиджака и брюк.
— Любишь?! — закричала женщина. — Кого ты любишь?! Меня?! Да что ты знаешь обо мне вообще, Ольсен?! Я крайне удивлюсь, если ты моё второе имя знаешь. Любишь. Какая к чёрту любовь?! Ты любишь то, что ты там в своей больной голове выдумал!
— Не правда! Я люблю тебя. Только тебя! Пускай я мало о тебе знаю, но я всё отдам, чтобы узнать о тебе больше. Я приму тебя любую!
— Ты не знаешь меня, а значит, не можешь меня любить. Вы все видите во мне красивую пустышку, иногда — сильную женщину, которой хочется подчиняться, но никто из вас не знает меня настоящую, ты тоже, Ольсен. Ты не можешь любить меня, потому что ты не знаешь меня.
— Позволь мне узнать, — теперь мужчина и сам, стоят на коленях перед ней, жалко всхлипывал носом. Они глядели друг на друга и рыдали, словно
