Осоковая низина - Харий Августович Гулбис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дом этот волость еще не приняла.
— А кому я должна платить?
— Пока — никому.
Эрнестина хотела воспользоваться случаем и неофициально узнать кое-что, о чем в газетах еще не писали.
— Что будет с моим домом, с «Викснами»?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Может быть, отнимут?
— Кто вам сказал?
— Идут такие слухи. Будто организуют колхозы и хуторов не оставят.
— Не обращайте внимания на слухи! А где люди жить будут, если хуторов не будет?
Эрнестина извинилась за беспокойство и простилась. Трудно было представить себе, что такой кроткий, застенчивый человек способен управлять волостной жизнью. По мнению Эрнестины, тут нужен такой, которого как-то побаивались бы. Волостное правление она покинула в таком же недоумении, в каком пришла туда.
Эрнестина, когда нуждалась в умном совете, обычно обращалась к Дронису.
— Новые хозяйства пока не тронут. Только на вашем месте я поступил бы немного иначе.
— А что вы мне советуете?
— Дом у человека для того, чтобы там жить. А вы в своем доме не живете.
— Так мне к зятю идти?
— Почему? Зять будет жить у вас.
— Значит, я должна отказаться от шитья?
— Вовсе нет.
— А кто ко мне туда с заказами приходить будет?
— Сейчас от каждого требуют лишь по способностям.
Дронис взглянул на Эрнестинины руки.
— Не беспокойтесь! Клиентки у вас найдутся. Вот хотя бы моя благоверная.
— Вы тоже на хутор перебираетесь?
— Помаленьку готовимся.
В разговор вмешалась госпожа Дронис:
— Теперь ведь лучше трудовым крестьянином быть, чем капиталистом.
Вернувшись домой, Эрнестина долго смотрела на свои руки и думала.
А несколькими неделями позже, в одно солнечное воскресенье, по застывшей в первый мороз дорожной грязи на двух лошадях приехали Петерис и Ильмар, погрузили на телегу кровать, шкаф, комод, швейную машину, другие пожитки и увезли Эрнестину в «Виксны».
Она поселилась в комнате, облюбованной пять лет назад, когда купили дом, — на так называемой «второй», или «парадной» половине, со входом из большой комнаты или «залы». В последние годы там жила Алиса. Теперь она перебралась в бывшую комнату батрачки. Эрнестина старалась устроиться как можно дальше от Петериса, притом она не теряла надежды опять когда-нибудь жить самостоятельно. «Парадная» половина была удобнее и в том смысле, что одну из двух маленьких комнат, в случае необходимости, можно было превратить в кухню, и получилась бы совершенно отдельная квартира.
Батрачка Янина вышла за Доната, теперь они вместе жили в «Силпетерах», там же им выделили десять гектаров земли, они завели корову, стали новыми крестьянами.
Расставание с Яниной оказалось более холодным, чем надеялась Алиса.
— Столько времени прожили вместе. Странно, что теперь так… — Алиса осеклась на полуслове.
— Вы ведь платили, — ответила Янина.
— У нас было не так уж плохо.
— В другом месте было бы еще хуже.
Когда Янина увидела, как смутила Алису, она, садясь на телегу, добавила:
— Ведь вы не виноваты.
Алиса одна ходила за скотиной, и Эрнестине волей-неволей пришлось взять на себя стряпню. Она также должна была помогать стирать, варить свиньям картошку, греть поросятам молоко, так что для шитья времени оставалось мало. Но пока тут, в Осоковой низине, и заказчиц-то не было.
— Не тужи, мамочка, — утешала-Алиса.
— А чему мне радоваться? Что живу, на зятевых хлебах?
— Ты ведь работаешь! И в собственном доме живешь.
— Уж лучше в богадельне жить.
— Милая мамочка!
Однако не помогали никакие слова утешения, Эрнестина замкнулась, разговаривала мало и за несколько недель сильно сдала.
Петерис тоже, с тех пор как в «Викснах» поселилась теща, стал нетерпимее и чаще сердился. Однажды, придя на кухню обедать, он не снял обляпанные грязью сапоги — хотел поскорее поесть и вернуться в поле, где оставил у плуга лошадей с навешенными торбами овса. Дни поздней осени коротки, и надо поторапливаться, чтобы еще до снега поспеть вспахать. Не успела Алиса позвать, как он явился. Эрнестина не поставила еще на стол тарелки.
— Что же, обеда еще нет?
— Уже готов, надо только на стол подать.
— Сколько же можно ждать?
— Пока барин грязные сапоги снимет, — спокойно ответила Эрнестина.
Петерис не привык, чтобы с ним так разговаривали.
— Я не к баронше пришел, чтоб мне сапоги снимать, — усмехнулся зять и густо покраснел.
Эрнестина промолчала. Поджав губы и не глядя на Петериса, поставила на стол тарелки.
— Почему ты такой сердитый? — спросила Алиса, входя на кухню.
— А ты чего? — чуть не закричал Петерис.
— Стряслось что-нибудь?
— Есть у меня время возиться тут с вами!
Когда Петерис, уходя, хлопнул дверью, Эрнестина сказала:
— Командир нашелся!
— Ему торопиться надо.
— Что ты все за него заступаешься!
— Кому же еще за него заступаться?
— Орет на тебя, как на собаку… Не будь ты тряпкой, и он другой был бы.
— Меня такой послушной воспитали.
— Брось ты это наконец!
Моя посуду, Эрнестина опять начала:
— Если бы не эти времена, сейчас же ушла бы отсюда. Ни минуты не осталась бы!
Вечером, когда Петерис ввел лошадей в хлев, Алиса подошла к нему и тихо сказала:
— Ты, пожалуйста, повежливее с мамой!
— Опять ты тут!
— И не ходи в грязных сапогах
