Осоковая низина - Харий Августович Гулбис

— Знаешь, что я тебе…

Петерис зажал в руке уздечку и стиснул зубы. С минуту он смотрел так на Алису, затем повернулся и кинулся вон из хлева.

Алиса долго стояла, прислонясь к Гитиному стойлу и не чувствуя, как жеребенок жует ее жакет, затем глубоко вздохнула и поднялась на сеновал за соломой, чтобы накидать коровам.

Прошло несколько дней, и Эрнестина с Петерисом опять стали спокойно обмениваться теми немногими словами, что необходимы людям, живущим под одной крышей. Алисе эта осень казалась бесконечно долгой. Короткие дни бежали быстро, оставляя кучу недоделанной работы, а недели, несмотря на это, все же тянулись медленно, и от субботы до субботы, когда должен был приехать Ильмар, казалось, проходил целый месяц.

Ильмар учился в средней школе и в городе снимал у какой-то тетушки угол. Когда он летом заявил, что сельское хозяйство изучать не хочет, что оно его не интересует, Петерис, коротко взглянув на сына, отвернулся, махнул рукой и сказал:

— Чего там! Коли не хочет…

С неделю он с Ильмаром почти не разговаривал, затем смирился, ибо постройку клети все равно пришлось отложить — кто знает, будут или не будут эти колхозы, уж лучше подождать. Не изменись времена, тогда другое дело. Ильмар остался бы еще год дома — в сельскохозяйственную школу таких молоденьких не берут. Без помощника тут не управиться: надо валить в лесу деревья, возить к пилораме, пилить доски, доставлять на хутор гравий, рыть котлован под фундамент и прочее. Тогда о средней школе и речи не могло бы быть. Но теперь, когда учение бесплатное, пускай учится, коли охота. Все равно летом на хуторе работать будет и сам себе на хлеб зарабатывать.

По субботам Алиса уже с полудня с нетерпением ждала появления сына из города — нет-нет да и глянет на дорогу. Завидев велосипедиста, забудет обо всем на свете, но, убедившись, что это не Ильмар, всякий раз испытывает разочарование.

Но вот и он! Без пальто, в одной школьной куртке! И много ли тепла от тонкого свитерка, надетого под нее. Еще хорошо, что Ильмар в перчатках. Хоть Алисе и нравится синяя бархатная шапочка с золоченой окантовкой, но для ноября она все же слишком легка и тонка.

Сегодня не успел еще Ильмар слезть с велосипеда, как Алиса кинулась к нему:

— Сынок!

Хоть их и разделяла велосипедная рама, мать обняла сына.

И тут произошло такое, чего она никак не ожидала. Ильмар отстранился и, насупившись, отвернулся.

— Что с тобой стряслось, сын? Беда какая-нибудь?

— Какая еще беда? Просто не нравится мне, что ты так…

Алиса ухватилась за руль велосипеда и недоверчиво уставилась на Ильмара.

Она еще не поняла, что ее сын уже не ребенок.

Этой осенью Петерис обставил всех соседей: обмолотил больше кого-либо, если, конечно, не считать Брувериса, которому принадлежит земля двух хозяйств. Но большее удовлетворение и тайную радость Петерису доставил скудный обмолот в «Апситес». Арендатор Дрониса в этом году намолотил на тридцать мешков — на четвертую часть — меньше, чем в свое время намолачивал Петерис! Виноват был и Дронис, не позволявший теперь обрабатывать сад. И все-таки! За счет сада меньше могло быть мешков на десять, но не на целых тридцать.

Зерна в «Викснах» было столько, что его ссыпали не только на чердак и на веранду, но и в большую комнату. Вся «парадная» половина пахла сохнувшим зерном. Петерис был горд и доволен. Поля вспаханы, все это богатство можно теперь провеять, лучшее зерно отсыпать на семена, то, что похуже, на помол. Всю неделю Петерис думал об этой работе и ждал домой Ильмара, ибо от Алисы проку было мало, а веять одному — уж очень много возни! Пока Ильмар, приехав из города, ел подогретый обед, Петерис сидел на кухне и разговаривал с ним.

— Было бы лучше веялку вниз снести, — предложил Ильмар.

Мальчик был прав. Не придется зерно в мешки засыпать, таскать на чердак и опять вниз.

— А сможем мы машину через дверь пропихнуть?

— Если смогли наверх занести, так почему же нам вниз не снести?

Предприимчивость Ильмара Петерису понравилась.

Оба ухватились за ручки веялки. Петерис зашел с тяжелой стороны, Ильмар медленно спускался за ним. По лестнице сошли хорошо, но на веранде Ильмар по невнимательности выбил в двери стеклышко.

— Тоже мне! — воскликнул Петерис.

Однако в его возгласе не послышалось ни капельки упрека, настолько у Петериса было сегодня хорошее настроение.

В это время к себе в комнату проходила Эрнестина.

— Что тут делается?

— Революция. В замке стекла бьют, — хотел сострить Петерис.

— Когда замок не твой, то можно бить, — ответила Эрнестина, закрывая за собой дверь комнаты.

— Что ты делать будешь! Барыня выискалась! — сказал Петерис и посмеялся.

Петерис в самом деле и не думал сердиться. Взял совок, отгреб зерно, чтобы очистить место для веялки, и засыпал при этом ход, которым пользовалась Эрнестина.

— Теперь бабушке из комнаты не выбраться, — заметил Ильмар.

— Положим доски, пускай по ним ходит.

Кинув на зерно две доски, Петерис нагреб полное ведро ржи и насыпал в веялку.

— Смотри, какие ядреные зерна! Хоть на выставку вези.

— Да.

Ильмар принялся вертеть ручку. Машина равномерно постукивала, гудели лопасти, поднимая ветер, колыхавший на окнах потрепанные, обвисшие занавески.

Прошло около часа, и, загребая все глубже, Петерис обнаружил, что хлеб начинает преть.

— Вот черт! — воскликнул он.

— Что такое?

— Зерно погибает!

В действительности ничего страшного не случилось. В самом глубоком месте хлеб нагрелся. Еще раз проверив все подозрительные места, Петерис убедился, что нет причины для особого волнения. Он недостаточно следил за хлебом и своевременно не переворошил его. И лишь теперь Петерис догадался, что тут, должно быть, виновата теплая комната. В другие