Волшебники - Лев Гроссман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждое утро, надев костюм, Квентин выходил на открытую платформу метро в Бруклине. Бетон пятнали потеки ржавчины, далеко в заливе торчал голубовато-зеленый шпенек статуи Свободы. Летом деревянные шпалы потели дегтем. Стрелки, как невидимые руки, переводили поезда вправо-влево (именно «как», не взаправду). Почти неразличимые птицы описывали круги над мусорной свалкой.
Приходил поезд из Брайтон-Бич, наполненный молодыми русскими женщинами. Три четверти этих бывших шатенок, ставших неубедительными блондинками, спали, покачиваясь в такт бегу вагона. Лифты в мраморном вестибюле заглатывали порции пассажиров и выплевывали их на нужные этажи.
В пять часов, по окончании рабочего дня, все повторялось в обратном порядке.
По выходным реальный мир предлагал Квентину всевозможные зрелища. Видеоигры; порно по Интернету; кто-то в магазине обсуждает по сотовому медицинскую страховку для мачехи; в вечно голых деревьях торчат пластиковые пакеты из супермаркета; на крылечках сидят старики в одних майках; дворники синих с белым автобусов гоняют дождевую воду туда-сюда.
Придется привыкать сызнова к тому, от чего когда-то сбежал. Он был в числе негласных правителей мира и отрекся от трона. Пусть другой придурок подбирает его корону и возлагает ее на себя. Le roi est mort.[51] Его новая жизнь — тоже своего рода магия, ликвидирующая все прочие чары.
Как-то раз, поднявшись на очередной уровень в трех разных играх и просмотрев все нужные и ненужные сайты, Квентин с запозданием увидел в календаре, что на этот день назначено совещание. Оно началось полчаса назад и шло на сравнительно дальнем этаже здания «ХХС», который обслуживался другим лифтом — но Квентин решил, что пойдет.
Совещание, судя по наспех накопанной информации, посвящалось реконструкции «Плекско», триумфально завершившейся пару недель назад — этот критический момент Квентин тоже прохлопал. На повестке дня стоял также новый проект. Команду, которой предстояло им заниматься, Квентин видел впервые, но почему-то обратил внимание только на одного человека.
Может быть, потому, что за все это время она единственная, кроме самого Квентина, ничего не сказала. Несколько старше его, не красотка и не уродка. Острый нос, тонкий рот, мышиные волосы до подбородка. В ней чувствовался мощный интеллект, удерживаемый скукой в разумных пределах. Некоторые ее черты — чересчур развитые мускулистые пальцы или похожее на маску лицо — безошибочно подсказывали, кто она есть. Бывшая студентка Брекбиллса, как и он. В реальном мире живет под прикрытием.
Вот те и здрасте.
После заседания Квентин выяснил у коллеги — Дэна, Дона или Дина — ее имя: Эмили Гринстрит. Знаменитость, из-за которой умер брат Элис.
Руки Квентина дрожали, когда он нажимал кнопки лифта. Он уведомил свою секретаршу, что остаток дня — а может, и остаток недели — его не будет на месте.
Поздно. Эмили, вероятно, тоже обратила внимание на его пальцы. Еще до конца дня он получил от нее мейл, наутро — голосовое сообщение. На электронном календаре обнаружилось приглашение на ланч в один из ближайших дней. В конце концов, узнав из контактного списка компании его сотовый номер, она нанесла финальный удар в виде СМС:
ЗАЧЕМ ОТКЛАДЫВАТЬ НЕИЗБЕЖНОЕ
Почему бы и не отложить, мысленно возразил Квентин — хотя она, конечно, была права. Выбора нет: если она захочет найти его, то рано или поздно найдет. С чувством побежденного он щелкнул ПРИНЯТО по предложенной дате ланча. Они встретились на следующей неделе в дорогом французском ресторане старой школы, где с незапамятных времен встречались все чины «ХХС».
Все шло не так уж плохо. Эмили, выглядевшая хрупкой из-за худобы и прямой осанки, трещала как заведенная. Сидя напротив друг друга, почти одни в тихом кругу кремовых скатертей, хрусталя и тяжелого столового серебра, они посплетничали на служебные темы. Большинство имен Квентин слышал впервые, но у Эмили вполне хватало информации на двоих. Она рассказала ему, как живет — хорошая квартира в Верхнем Ист-Сайде, свой участок на крыше, кошки. Их объединяло сходное чувство черного юмора. Разными путями они пришли к той же истине: взрослый, живущий детскими фантазиями, беды не минует. Кому и знать, как не им — ему, видевшему, как умерла сестра Чарли Элис, и ей, которая этого Чарли все равно что убила. Глядя на нее, Квентин видел себя самого, только на восемь лет старше. Не такое уж страшное зрелище.
Она и выпить любила — еще одна общая черточка. На столе выросла целая рощица из винных бутылок, стаканов из-под мартини и виски. Мобильные телефоны и блэкберри тщетно взывали к хозяевам.
— А скажи-ка, — начала Эмили, когда выпитое стало создавать иллюзию долгой и близкой дружбы, — ты не скучаешь по всему этому? Ну, по магии?
— Если честно, иногда вспоминаю. А ты?
— Вспоминаешь или скучаешь? — Она зажала пальцами прядь мышиных волос. — У меня и то и другое.
— Жалеешь, что ушла из Брекбиллса?
Она резко потрясла головой.
— Жалею, что не ушла раньше. — Внезапно оживившись, она подалась вперед. — Как подумаю, мурашки по коже. При всех своих способностях это ведь дети, Квентин! И с любым может случиться то же, что со мной или с Чарли. В любую минуту. То же самое, если не хуже. Удивляюсь, почему это заведение до сих пор не прикрыли. — Она ни разу не произнесла слова «Брекбиллс». — Мне не по себе от одной мысли, что оно где-то близко. Там ведь никаких мер безопасности практически нет. Любой из ребят — это ядерная бомба, которая того и гляди взорвется. Иногда у меня руки чешутся снести их защиту и установить там должный порядок. От учителей и Судебной палаты мы этого не дождемся.
Она еще долго распространялась на эту тему Оба они, как два сидящих на кофеине алкоголика из программы «Двенадцать Шагов», убеждали себя в пользе трезвости и не говорили ни о чем, кроме выпивки.
И пили почем зря, в отличие от этой гипотетической пары. После кофе-аффогато Квентин перешел на выдержанное шотландское виски. Вкус у него был такой, точно его качали из ствола сраженного молнией дуба.
— Там я никогда не чувствовала себя в безопасности. Ни на минуту. Ты не находишь, что в реальном мире намного безопаснее жить?
— Сказать по правде, я на данном этапе почти совсем ничего не чувствую.
— Да? — нахмурилась Эмили. — Зачем же ты тогда бросил магию? Без веской причины никто такого не сделает.
— У меня она была железобетонная, я бы сказал.
— Даже так? — Она кокетливо вскинула тонкие брови. — Ну, рассказывай.
Она поудобнее уселась на мягком стуле. Нет большей радости у проходящего лечение алкоголика, чем послушать, как низко пал его сотоварищ. Тебе слово, грешник.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});