Волшебники - Лев Гроссман

На обширных лугах Убежища пасся порой небольшой лошадиный табун. Квентин сначала думал, что это обыкновенные домашние лошади, но все обстояло несколько посложнее. Кентавры обоего пола то и дело совокуплялись с ними, публично и громогласно.

Его пожитки, которые он нашел в углу и сложил в комод, заняли ровно половину ящика, одного из пяти. В комнате имелся еще шаткий письменный стол флоридского стиля, выкрашенный в белый и бледно-зеленый цвета. Как-то Квентин стал рыться в нем, надеясь обнаружить следы прежних жильцов. Он надумал прибегнуть к элементарной письменной магии и попытаться узнать, что сталось с прочими магами. Вряд ли, конечно, техника ясновидения сработает между двумя мирами, но нельзя знать, пока не попробуешь. В столе, кроме россыпи пуговиц, старых каштанов и трупиков экзотических насекомых, нашлись два конверта и ветка с множеством листьев.

Конверты были сделаны из толстой бумаги кентаврийского производства. На одном каллиграфическим почерком Элиота было надписано его имя. У Квентина помутилось в глазах — пришлось срочно сесть.

Внутри, обернутая вокруг сплющенной пересохшей сигареты марки «Мерит ультра лайт», лежала записка.

ДОРОГОЙ КЬЮ,

НЕЛЕГКАЯ БЫЛА РАБОТЕНКА ВЫТАЩИТЬ ТЕБЯ ИЗ ТОГО ПОДЗЕМЕЛЬЯ. РИЧАРД ЯВИЛСЯ ВСЕ-ТАКИ ПОД КОНЕЦ; СПАСИБО ЕМУ, КОНЕЧНО, ХОТЯ С НИМ ТОЖЕ НЕЛЕГКО, ВИДИТ БОГ.

МЫ ХОТЕЛИ ОСТАТЬСЯ, КЬЮ, НО С КАЖДЫМ ДНЕМ ЭТО ДЕЛАЛОСЬ ВСЕ ТРУДНЕЕ. КЕНТАВРЫ СКАЗАЛИ, ЧТО ДЕЛО ДОХЛОЕ, НО ЕСЛИ ТЫ ЭТО ЧИТАЕШЬ, ТО, ЗНАЧИТ, ВСЕ ЖЕ ПРИШЕЛ В СЕБЯ. ПРИМИ МОИ СОБОЛЕЗНОВАНИЯ — Я ЗНАЮ, КАК ТЕБЕ БОЛЬНО. В СВОЕ ВРЕМЯ Я ГОВОРИЛ, ЧТО НИ В КАКОЙ СЕМЬЕ НЕ НУЖДАЮСЬ. ОШИБСЯ, КАК ВЫЯСНИЛОСЬ: МОЯ СЕМЬЯ — это ты.

ДО ВСТРЕЧИ,

В другом конверте обреталась общая тетрадь с потрепанными углами. Квентин не видел ее шесть лет, но узнал сразу.

С полной ясностью сознания он сел на кровать и открыл рукопись под названием «Волшебники».

Текст, порой неразборчивый или размытый водой, занимал, к сожалению, всего пятьдесят страниц. Кристофер Пловер, как известно, писал для детей, то есть просто, доступно и задушевно; эта проза была куда жестче, изобиловала юмором и сочинялась, видимо, второпях, судя по орфографическим ошибкам и множеству пропущенных слов. Объяснялась эта метаморфоза просто: автор в первом же абзаце объявлял, что это первая из книг «Филлори», написанная подлинным очевидцем — Джейн Четуин.

История начиналась с того самого места в конце «Блуждающей дюны», когда Джейн и Хелен («моя славная, но чересчур правильная сестричка») поссорились из-за спрятанных Хелен волшебных пуговиц. Джейн, не сумев отыскать их, поневоле ждет, но приглашений из Филлори больше не поступает. Все выглядит так, будто Четуины в дальнейшем обречены жить, как самые обычные дети. Это в общем-то справедливо, думает Джейн, ведь почти никто из детей Земли в Филлори вообще не бывал — справедливо, однако нечестно. Все ее братья и сестры посетили Филлори по меньшей мере дважды, а она только раз.

Кроме того, как быть с пропавшим Мартином? Их родители давно потеряли надежду его найти, но дети — другое дело. По ночам они собираются в чьей-нибудь спальне и шепчутся, строя догадки, что Мартин делает в Филлори и когда он вернется домой (они знают, что рано или поздно это случится).

Так проходит несколько лет. Джейн уже тринадцать — столько же было и Мартину, когда он пропал, — и она наконец получает вызов. Пришелец с той стороны, ежик по имени Плюшка, приводит ее к сухому колодцу, куда Хелен выбросила пуговицы в коробке из-под сигар. Не взяв никого с собой, она возвращается в Филлори через Город — первая из Четуинов, совершившая это путешествие в одиночку.

В Филлори без передышки дует сильнейший ветер. Когда это началось, все веселились, пускали воздушных змеев, а при дворе вошли в моду просторные, развевающиеся одежды. Но веселья ненадолго хватило: ветер не дает птицам летать, лохматит волосы, срывает листья с ветвей — деревья жалуются. Даже войдя в дом и плотно затворив дверь, вы слышите, как он воет, и чувствуете, как он вам дует в лицо. Часовой механизм, управляющий замком Белый Шпиль, крутится как ненормальный — приходится отсоединить его от ветряных мельниц, и он останавливается впервые на чьей-либо памяти.

Группа орлов, грифонов и пегасов улетает вдаль вместе с ветром, надеясь попасть в мир еще более волшебный, чем Филлори. Неделю спустя они возвращаются совсем с другой стороны голодные, взлохмаченные и обветренные. О том, что видели, они никому не рассказывают.

Джейн, опоясавшись шпагой и туго завязав волосы, уходит одна в Темный лес. Ветер гнет ее, но она упрямо продвигается навстречу ему, чтобы обнаружить его источник. На поляне она встречает одинокого Эмбера, раненого и удрученного. Он рассказывает ей о преображении Мартина, о борьбе с ним, о гибели Амбера. Вдвоем они держат военный совет.

Эмбер громовым блеяньем вызывает Лошадку. На ее широкой бархатной спине они отправляются к гномам. Гномы — народ ненадежный, с ними лучше не связываться, но и они согласны, что Мартин опасен. А ветер сдувает земляную кровлю с их потаенных жилищ. Они вручают Джейн серебряные карманные часы собственного изготовления, настоящий шедевр, битком набитый пружинками, кулачками и шестеренками. С ними, объясняют гномы, Джейн сможет управлять течением самого времени: прокручивать его взад и вперед, ускорять, замедлять.

Джейн и Эмбер, оставшись одни, пребывают в сомнениях. Кто знает, что задумали эти гномы. Если они способны построить машину времени, почему не захватят власть во всем королевстве? Хотя для них это слишком беспокойная должность, думает Джейн.

Квентин перевернул страницу. Дальше не было ничего, кроме подписи автора.

— Ничего себе, — проговорил он вслух.

— Правдивые истории не всегда занимательны, правда? Большинство нитей я, по-моему, все-таки увязала, а конец ты сможешь дописать сам, если очень захочешь.

Квентин чуть не выпрыгнул из оставшейся шкуры. На столе, поджав длинные ноги, сидела красивая, бледная, темноволосая женщина.

— Начало я, по крайней мере, постаралась сделать хорошим.

Одета она была по-местному, в легкий коричневый плащ поверх серого дорожного платья с довольно высокими разрезами по бокам, но Квентин узнал ее сразу. Парамедичка, которая навещала его в лазарете колледжа, на деле же некто совсем другой.

— Джейн Четуин, не так ли?

Весело улыбаясь, она кивнула.

— Воображаю, сколько стоит теперь мой автограф, — сказала она, показывая на рукопись. — Иногда я подумываю обратиться с этим в издательство — просто так, посмотреть, что выйдет.