СССР — Империя Добра - Сергей Кремлёв

Пожалуй, всё же, можно! Но — лишь при безостановочно «поехавшей крыше», если использовать для определения ситуации литературный стиль «литературного европейца» Эдуарда Бернгарда.

Он пишет:

«…слушайте, великодержавные липовые патриоты! Я искренно желаю вам ещё одного Сталина. Затем ещё одного. Этих двух хватит. Потому что потом не надо будет вам никакого Сталина, ибо этого будет достаточно, чтобы ни вас, ни духу вашего не осталось на планете!»

А вот уж тут «литературный европеец» и вовсе завирается! Не имея Сталина, мы получили Хрущёва, Брежнева, затем — Горбачёва и Ельцина, за ними — раз Путина и два Путина, а вот теперь расхлёбываем щи из «чашки» уже Дмитрия Медведева…

И если гибнущая Страна Добра не обретёт нового Сталина — не дравшего, не пытавшего и сажавшего, не расстреливавшего за опоздание на работу, не лишавшего страну свободы и всех прав, не насаждавшего казарму и муштру и не кормившего народ «бурдой» СМИ, а организовывавшего жителей Советской Вселенной на построение изо дня в день лучшей — для всех, а не для «мальчиков из Куршевеля» — жизни, то, смотришь, уже в перспективе ближайших лет ни от народов Страны Добра, ни от всей Русской Вселенной на Планете и впрямь может не остаться и духу!

Но тогда я очень не позавидую Планете.

Я ТАК ПОДРОБНО остановился на опусе Бенграрда не потому, конечно, что был уязвлён его инсинуациями в лично мой адрес — они меня всего лишь позабавили, за что я приношу сему «литературному европейцу» вполне искреннюю благодарность! Однако статья Бернгарда, во-первых, представительна по своей безудержной злобе по отношению к СССР и поэтому заслуживает нашего анализа. Во-вторых же, как это ни грустно, она отчасти справедлива в своей критике и неприятии того бытового и духовного хамства, которое автор статьи «Дивная птица» не может забыть по прошлым временам и с которым он сталкивается в общении с русской диаспорой в Германии.

И вот тут он кое в чём прав, хотя, если иметь в виду обличаемую Бернгардом нынешнюю русскую диаспору, то она представляет собой те же духовные отбросы нации, что и «литературные европейцы», но только менее образованные и рафинированные.

Тем не менее и в Советской Вселенной хамства хватало, чего я, к слову, не только никогда не отрицал, но и не раз об этом в своих книгах писал, противопоставляя народу Ивана да Марьи народишко ванек и. манек как производное от «свинцовых мерзостей» царизма.

Эти мерзости подлинные русские патриоты — начиная от Ивана Грозного и Петра Великого и заканчивая Глебом Успенским, Горьким, Лениным и Сталиным, обличали не с пенной злобой — как Бернгард, а со страстью негодования, стремящегося к массовой образованной и культурной России.

Вечное противоборство: Иван да Марья против Ванек и Манек… Советская Россия, Ленин и Сталин были сильны первыми, живя для того, чтобы перевоспитать и сделать невозможными в будущем вторых!

В начале осени 1917 года молодой ещё Сталин весело, с юмором писал:

«…поистине: „окружили мя тельцы мнози тучны, клевеща и донося, угрожая и умоляя, вопрошая и допрашивая“…»

Наступил Великий Октябрь. Страна ушла от царизма, но не ушла от себя. Называясь с конца декабря 1922 года Союзом Советских Социалистических Республик, по своей национальной психологии она и к концу 20-х годов оставалась во многом лапотной «Расеей»…

Я позволю себе вновь обратиться к собственной книге «Россия и Германия: вместе или порознь?» и воспроизвести оттуда — не беря их в кавычки — некоторые размышления и факты, сопроводив их рядом новых дополнений.

Большевикам досталось от старой России очень непростое психологическое состояние общества, которое тогда на 80 % было крестьянским. Русский крестьянин набивал мозоли с утра до ночи, но, обливая потом тело, далеко не каждый крестьянин был склонен и к соответствующим душевным усилиям для того, чтобы осознать себя как члена общества и совместно организоваться к более умной, осмысленной жизни. В полузабытой в нынешней «Россиянин» (как и многое другое умное) поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» как наблюдение с натуры приводится показательная статистика: на одно пьющее село одно не пьющее село! Увы, половина была пьющей, было в Русской Вселенной времён царизма и так. И такой же двойственной была массовая психология — в русском народе всегда хватало как коллективистов, так и индивидуалистов, при, увы, преобладании последних.

Эта раздвоенность народной доли давно не давала покоя мыслящим русским людям… Скажем, Александр Николаевич Энгельгардт до тридцати восьми лет был профессором химии Петербургского земледельческого института, а в 1871 году его за народническую пропаганду среди студентов выслали под надзор полиции в собственное имение Батищево Смоленской губернии. Там он создал образцовое хозяйство, но известен стал своей книгой писем «Из деревни».

Энгельгардт знал деревню прекрасно и точно её описал. Его охотно цитировал Ленин, который считал, что:

«Энгельгардт вскрывает поразительный индивидуализм мелкого земледельца с полной беспощадностью. Он подробно показывает, что наши „крестьяне в вопросах о собственности самые крайние собственники“, что „у крестьян крайне развит индивидуализм, эгоизм, стремление к эксплуатации“…».

В письме седьмом «Из деревни» Энгельгард описывает типичный крестьянский двор из нескольких родственных семей так:

«Все отлично умеют работать и действительно работают отлично, когда работают не на двор, а на себя. Каждая баба смотрит, чтобы не переработать, не сделать больше, чем другая. Каждая моет свою дольку стола, за которым обедают».

Дольку, читатель!

Записки Энгельгардта — это последнее двадцатилетие позапрошлого века. А вот записки советского учёного-оптика Сергея Фриша. В конце двадцатых и начале тридцатых годов прошлого века его посылали в Германию и Голландию. Вот два его наблюдения и сопоставления по возвращении, относящиеся к 20-м годам.

Ленинград… Трамвайная остановка, людей немного. Подходит полупустой трамвай, и начинается толкотня — каждый пытается влезть первым.

Берлин… Час «пик». К остановке подходит автобус, и кондуктор с задней площадки показывает ожидающей очереди три пальца — мол, свободных три места. Три первых спокойно, не торопясь, входят в автобус.

Ленинград… У керосиновой лавки молодой возчик скатывает с телеги по доске новенькие металлические бочки. Одна случайно вырывается и ударяется о фонарный столб. Вмятина… И теперь остальные скатываются так же: парню понравился грохот, и он направляет бочки в столб нарочно.

Голландия, Гронинген… Тоже керосиновая лавка, и такие же бочки на телеге. Возчик достаёт из-под козёл соломенную подушку и начинает аккуратно скатывать бочки на неё.

Вот в каких условиях здоровым силам Советской России пришлось решиться на «великий перелом» народной и прежде всего — крестьянской, психологии. Вот какие «вековые устои, обычаи, привычки», милые сердцам вынужденно задержавшихся в СССР князей Голицыных Гедиминовичей и им подобных, надо было разрушить, чтобы Россия могла жить.

Поколения Голицыных, бобринских, романовых привили такие — воинственно хамские — «устои» поколениям русских крестьян. После реформы 1861 года, после «освобождения», миллионы их — бывших крепостных, нынешних безземельных — двинулись в города, унося с собой и устои, обычаи, привычки.

Иваны да Марьи уносили с собой устои нравственно здоровые… Ваньки и Маньки — безобразные. А города Рябушинских, Терещенок, Гужонов и Бродских давили доброе и поощряли тёмное, придурковатое…

В «Краткой Русской истории» М. Давыдкина и И. Селезнёва для народных училищ, изданной в 1910 году Товариществом И. Д. Сытина, сообщалось:

«Хотя земство (заметим, земство, а не казна! — С. К.) и завело много училищ, но их было все-таки еще мало. За границей, у французов, немцев и англичан (к тому времени можно было прибавить — „и у японцев“. — С. К.), почти все грамотны, а у нас и теперь приходится на 100 взрослых только 25–30 человек грамотных. Такой необразованный народ, конечно, не мог, как следует, улучшить свою жизнь».

Он её и не улучшал. Он её проживал — как самокрутку прокуривал.

И вот теперь, после Октября, «группе садистов» (так определял Ленина, Сталина и ВКП(б) «чисто» воспитанный князь Владимир Голицын) пришлось выполнять чёрную работу расчистки уродливых многовековых напластований в русском национальном характере.

Само село не понимало необходимости этого для села же… А вот Энгельгардт писал задолго до сталинской коллективизации: