Русская Армия в изгнании. Том 13 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Были еще и другие неудачи… Осенью 1924 года я решил переехать во Францию. Для получения визы прибег к «Технопомощи», которая, однако, в моем случае оправдала данную ей кличку «Себепомощи». Я было уже совсем размечтался попасть в Париж и там сделаться шофером такси, как многие мои приятели. Они писали, что лихо разъезжают на красных «рено», спасших в свое время Париж под Марной, а после войны вернувшихся к своим обязанностям моторизованных извозчиков… Конечно, нелегко зазубрить названия улиц всех 20 аррондисманов (тогда их было только 20!), но зато зарабатывать в три раза больше, чем в Белграде – совсем неплохо!..
Сидя в этот памятный для меня день за столиком белградского кафе, я очень огорчался тем, что виза не приходила. Не знал еще тогда, что Судьба мне наконец улыбнулась, задержав меня в Белграде. Правда, эта Судьба, приведшая меня в этот декабрьский день 1924 года на Теразию, хотя действовала и в моем интересе, но пользовалась странными методами. Она устроила так, что с моей визой (как я это узнал много позже) поехал во Францию не я, а кто-то другой из «Технопомощи»… Но конечно, в дальнейшем я не жалел об этой «пропавшей грамоте» или, вернее, «спертой визе»…
Итак, мои мечты о Париже и о шоферском счастье внезапно прервались подошедшим к моему столику полковником Миклашевским. Знал я его еще по Екатеринославской губернии. Его имение было недалеко от нашего. Во время войны он был послан на Румынский фронт, отличился и получил Георгиевский крест. Боевая операция была настолько удачна, что, кроме русских наград, и сербское правительство послало ордена нашим отличившимся воинам. Среди этих орденов было несколько «Андрея Первозванного» и одна «Карагеоргева звезда». Русские не знали значения сербских отличий, и старшим офицерам достались ордена Андрея Первозванного, а Миклашевскому, как младшему, получившему наш Георгиевский крест, досталась «Карагеоргева звезда».
Только попав после эвакуации из России в С.Х.С., Миклашевский узнал, что он был награжден высшим сербским орденом. Его моментально приняли в сербскую армию с сохранением чина полковника, в котором он закончил службу в Добровольческой армии.
В Белграде я встречал время от времени Миклашевского, но никогда не видел его в таком радостно возбужденном состоянии, как в этот день. Он объяснил мне, что Ахмет-бей Зогу, который в это время был эмигрантом в С.Х.С., решил свергнуть просоветское правительство православного епископа Фаноли в Албании и для этого идти походом на Тирану. Как это ни звучит странно для 20-х годов XX века, но Зогу лично владел несколькими тысячами матьян (название одного из албанских племен), из которых 300 человек он забрал с собой в С.Х.С. На помощь к ним феодальный князь (которым фактически являлся Ахмет) решил привлечь «белых» русских, справедливо считая бывших участников Добровольческой армии самым подходящим элементом для ведения борьбы против «албанских красных», все более и более наглеющих под ловким предводительством Краковецкого, главы советской миссии в Тиране.
Сербское правительство, которое тоже начинало опасаться прокоммунистических влияний в соседней стране, охотно согласилось не противиться найму Ахметом русских добровольцев. Однако оно поставило условием, чтобы командовал ими сербский офицер. Им оказался Миклашевский. Зогу предоставил в его распоряжение большую сумму денег в «наполеонах», то есть золотых французских монетах.
Средневековый колорит начинавшейся, казалось, фантастической (но оказавшейся вполне реальной) эпопеи был выдержан до конца: армия наемников, которой командовал потомок Александра Македонского (за которого выдавал себя Зогу), армия, оплачиваемая золотом (а не «керенками»), должна была привести к власти Ахмет-бея!
Как мне было сразу не заинтересоваться таким делом? Конечно, шоферство в Париже показалось неинтересной мелко-мещанской затеей! Миклашевский торжествующе мне сообщил, что только что встретил двух русских: один из них назвал себя казачьим войсковым старшиной, а другой – полковником; они оба с большим энтузиазмом отнеслись к предложению идти в поход на Албанию и сказали, что они приведут сейчас же 80 казаков. «Войсковой старшина» получил от Миклашевского, из золота, данного ему Ахмет-беем, 300 наполеонов и обещал вечером быть на вокзале вместе с этими 80 казаками для отправки в Скоплие. Миклашевский поручил мне сопровождать эту группу. Я прождал на белградской железнодорожной станции всю ночь, но никто не явился… Миклашевский стал жертвой каких-то ловких дельцов, выдавших себя за войскового старшину и полковника. Правда, в утешение они прислали Миклашевскому, по переезде сербской границы, очень любезную открытку, в которой вежливо благодарили за оказанную им финансовую поддержку…
Тогда на следующий день мы с Миклашевским начали на улицах Белграда вербовать русских, к вечеру того же дня в отряде оказалось 108 человек, и мы благополучно проехали в Скоплие.
Оттуда пешком прошли в Дебар, где 16 декабря был окончательно сформирован Русский отряд. Начальником его был назначен полковник Миклашевский, его помощником – полковник Берестовский, начальником штаба, причисленным к Генеральному штабу, – полковник Русинов, командиром батареи – полковник Барбович, начальником пулеметной команды – полковник Улагай. Меня назначили взводным командиром. Всего нас было на офицерских должностях 15 человек, при вооружении, состоявшем из 8 итальянских пулеметов «фиат» и 4 горных бронзовых австрийских орудий, помнивших раннюю молодость императора Франца Иосифа.
Начался поход. После перехода албанской границы, 17 декабря 1924 года, мы встретили сопротивление противника под Пешкопеей. Наступая от деревни Блато, мы с боем вошли в город, взяв в плен командира гарнизона Али Реза, пять офицеров, 400 солдат регулярной пехоты, много добровольцев, одно горное орудие (более «молодое», чем наши четыре гаубицы) с прислугой, лошадьми и вьюками, четыре пулемета, три бомбомета, много ружей и снарядов.
Мы сразу освободили из городской тюрьмы сидевших там противников власти епископа Фаноли. На главной площади стояли приготовленные две виселицы. Конечно, мы полюбопытствовали узнать, кому они были предназначены: по словам одних – для албанцев, сторонников Ахмета Зогу; между тем как другие объясняли, что на них должны были висеть чины нашего отряда…
Там же, в
