Русская Армия в изгнании. Том 13 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К Пасхе в госпитале сорганизовался небольшой хорик. Руководил им поручик Диев, прекрасный бас и неплохой регент, так что мы совсем недурно отпели всю пасхальную службу. Запомнились мне присутствовавшие на богослужении и стоявшие в стройных рядах маленькие кадетики, направлявшиеся в Измаилию. Русская колония Каира прислала к празднику куличи и яйца.
После Пасхи хорик наш стал быстро расти. Влились в него и женские голоса, взятые из семейного лагеря после прибытия туда из Одессы с пароходом «Саратов» большой партии беженцев. По своей структуре хор получился весьма оригинальным, так как в партию первых теноров входили четыре сопрано, а в партию вторых – пять альтов. Нашелся хороший октавист – инвалид, с трудом передвигавшийся на костылях.
Довольно неожиданно хор наш получил приглашение выступить на двух вечерах-гуляньях, устраиваемых в городском саду Каира тамошней русской колонией. Конечно, приглашение приняли, но… что петь и в чем петь? Нот не было, да и достать их было неоткуда. Состряпал что-то по памяти наш регент, большинство же номеров – народные песни, которые можно было петь и без нот, конечно предварительно спевшись. Четыре-пять куплетов из «Бандуры» тенор пел как соло, а хор лишь аккомпанировал. Петь нам, несомненно, хотелось, но не меньше хотелось хотя бы мельком взглянуть на Каир и на пирамиды.
И вот мы поехали… Надо было посмотреть, как мы выглядели, – одни на костылях, у кого рука на перевязи, кто хромает! Одеты были в старое потрепанное военное обмундирование; на головах – у кого фуражка, у кого папаха; на ногах – у кого сапоги, у кого ботинки с обмотками, а кто и просто в госпитальных туфлях. Однако налицо – формы почти всех частей Добровольческой армии, определяемых погонами. Дамы наши были в летних цветных платьях.
Ехали мы скучной, однообразной пустыней недолго: вдали показались пирамиды. Вскоре и Каир. Поместили нас в отеле. Обедали в греческом ресторане. Посмотрели и центр города. Европейский город красив и благоустроен, но свернешь немного в сторону – и уже начинаются узкие кривые улочки со снующей по ним беднотой. У многих женщин лица закрыты чадрой. Мужчины-арабы одеты или в свои национальные костюмы, или в европейские, но с неизменной феской на голове. Как среди женщин, так и среди мужчин встречается много красивых, обращающих на себя внимание типов.
Всей гурьбой отправились мы на трамвае в зоологический, он же и ботанический сад. Дорогой пришлось проезжать красивейшую часть города, расположенную по Нилу. По берегу были разбросаны богатейшие виллы и большие дома, буквально утопавшие в сплошном море садов с яркими цветниками, казавшимися огромными букетами. Обвитые находившейся как раз в цвету глицинией, и виллы и дома возвышались высокими цветущими купами – голубыми, розовыми, белыми. Переехали на ту сторону Нила. Ни ботанический, ни зоологический сад не представляли собой ничего интересного, но у большой клетки со множеством обезьян нас ожидало большое и забавное развлечение.
Кому-то из нас взбрело в голову бросить во внутренность клетки большой бинт, зацепившийся за сук сухого дерева, на котором обезьянки производили свои эквилибристические упражнения. Тотчас же к нему подскочила одна обезьянка, обнюхала и отбросила. Отброшенный бинт начал раскручиваться в своем полете и вызвал восторженный визг обезьянки. Бинт тотчас же стал предметом вожделения всех остальных обезьян, пытавшихся захватить его в свое личное пользование. Распускавшийся все более и более бинт длинной белой лентой пополз по всем сукам дерева, собрав на всем своем протяжении столь же длинную гирлянду из обезьяньих тел, боровшихся за обладание этой невиданной игрушкой. Подбросили еще один бинт, и суматоха в клетке достигла своего апогея. Глядя на эту возню, мы хохотали от души и сперва не обратили внимания на собравшуюся возле нас толпу местных жителей, чье внимание было обращено не в сторону обезьян, а в нашу, ибо для них мы представляли собой большую диковину.
Вернулись мы в отель, немного отдохнули, произвели бесплодную попытку привести себя в относительный порядок и отправились в городской сад, где уже гремел арабский духовой оркестр характерными звуками восточной музыки. Провели нас в большой павильон с открытой верандой, на которой нам предстояло выступать. В нем нам отвели две комнаты. В том же павильоне имелся ресторан-кафе. Перед верандой, за многочисленными столиками или прохаживаясь по аллеям пестрая толпа ожидает начала дивертисмента. Много нарядных туалетов европейцев, много восточных халатов, интригующие чадры женщин.
Испытывавший еще с утра волнение, наш регент «для храбрости» слегка выпил, но так как храбрость медлила вернуться к нему, то и выпил он больше чем следовало. Вышли мы, построились, запели. Публика приняла нас хорошо. Непредвиденным оказалось только то, что регента слегка покачивало, с каждым номером все заметнее и заметнее, пока, наконец, на последнем номере отделения храбрость не вернулась к нему окончательно; повернулся он лицом к публике и продолжал «дирижировать» – неизвестно кем и часто невпопад. Допели мы кое-как и скрылись внутрь павильона. Дамы наши – в слезы! Что делать с «обуянным храбростью» человеком, выражающим твердое намерение управлять и дальше? Решили запереть своего регента в дальнюю комнату. Выручил всех поручик Свечкарев, умевший дать тон и как-то «проуправлять». Как только мы вышли и запели, сразу сзади раздался вопль обиженного насмерть регента, к счастью приглушенный двумя закрытыми на ключ дверями. Отделение прошло благополучно.
На следующий вечер наше выступление должно было быть повторено, а днем мы решили всей группой побывать на пирамидах. Утром, после завтрака, отправились мы на остановку трамвая, специально идущего к пирамидам, в 10 километрах от Каира. На трамвайной остановке нас буквально облепили проводники. Как мы ни отбивались, за каждым из нас неотступно следовал бедный босой феллах. Наши капиталы – считаные и пересчитаные гроши; наше опасение – а вдруг не хватит на расплату?
Долго ехали до последней остановки. Вот и она. Отель, толпа фотографов, верблюды, ослики. Сразу предстояло преодолеть крутой песчаный подъем, а дальше за ним около километра – по песчаному плоскогорью. Пять человек, в их числе и я, водрузились на верблюдов, другие на осликов, а часть побрела пешком. Поднялись на равнину и вдруг точно очутились рядом с двумя близнецами-пирамидами. Трудно было сказать, какая из них больше. Слева от них виднелся совсем маленький
