Россия и мусульманский мир № 10 / 2010 - Валентина Сченснович

Россия и мусульманский мир №10

КОНФЛИКТУ ЦИВИЛИЗАЦИЙ – НЕТ!

ДИАЛОГУ И КУЛЬТУРНОМУ ОБМЕНУ

МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ – ДА!

МОДЕРНИЗАЦИЯ РОССИИ И ГЛОБАЛИЗАЦИЯ

Проблема модернизации имеет два аспекта: глобальный, связанный с тем, что происходит в мире в последние десятилетия, и локальный – с тем, чего не происходит в России. В последние годы она идет противоположным остальным странам путем и стремится, похоже, не к промышленному развитию, а к деиндустриализации. Я думаю, что 2000-е годы в этом отношении стали еще более потерянным временем, чем 1990-е, потому что приоритетом стало максимальное использование энергетического сектора, где мы наблюдали восстановительный рост в первой половине этого десятилетия, замедлившийся или фактически прекратившийся в последние два года. В то же время в промышленности – за исключением строительства, некоторых подотраслей металлургии и сферы коммуникаций – серьезных прорывов не было сделано, и на повестке дня они до сих пор не стоят. Я изложу ряд тезисов относительно модернизации, затем скажу несколько слов о России и закончу темой модернизации в общемировом контексте, в контексте глобализации.

Что касается понятия модернизации, я придерживаюсь очень узкой его трактовки. Для меня модернизация – это мобилизационный процесс, который предпринимается в тех или иных странах для сокращения образовавшегося отставания от государств-конкурентов. Я не отрицаю того, что были модернизации, осуществлявшиеся по внутренним причинам и имевшие пионерский характер, – промышленная революция в Великобритании, быстрое развитие экономики в США на рубеже XIX–XX вв. Они были порождены логикой развития этих стран, не преследовали цели кого-либо догнать или перегнать, но такого рода модернизационные усилия остаются исключением. Поэтому для целей теоретического анализа можно оставить их без внимания и говорить только о тех стратегиях, которые направлены на сокращение отставания от лидера. В рамках такого подхода можно выявить много общих черт, провести классификацию модернизаций, и такой подход, на мой взгляд, более отвечает интересам теоретического анализа, чем рассмотрение в качестве модернизации любого быстрого хозяйственного развития.

Если подходить к вопросу таким образом, можно еще более сузить рамки исследования и констатировать, что модернизации, как воплощение модели догоняющего развития, были особенно плодотворны там, где соревновались схожие по типу экономики. Я излагаю это в категориях индустриального и постиндустриального типа хозяйства и хочу отметить, что модернизации были успешными и достигали большинства поставленных целей тогда, когда модернизировавшаяся страна соперничала или конкурировала с другими индустриальными державами. Истории неизвестны примеры постиндустриальных модернизаций. Постиндустриальная экономика не рассчитана на то, чтобы ее развитие могло быть ускорено с помощью каких-то мобилизационных усилий. Творческая активность, которая лежит в основе постиндустриальных экономик, зиждется на мотивах, связанных с максимизацией свободного времени и с самореализацией на рабочем месте; она не предполагает той мобилизационной парадигмы, которая существовала и проводилась в жизнь фактически всегда, когда мы имели дело с ускоренным промышленным развитием.

Если под модернизацией подразумевается то, что происходило в Японии и Германии конца XIX в., в СССР 1930-х годов, Японии после Второй мировой войны, Южной Корее начиная с 1960-х годов, то – в рамках постиндустриальных систем хозяйствования и ценностей – такого рода мобилизации, основанные либо на административном ресурсе, либо исключительно на экономической заинтересованности, по моему мнению, невозможны. К тому же в информационной экономике не прослеживается пропорциональная зависимость затрат и отдачи и поэтому мобилизация ресурсов не всегда дает результат, который можно предположить в индустриальной экономике.

Однако в рамках индустриальной системы хозяйствования модернизации были успешны много раз. Целый ряд стран, особенно в те времена, когда индустриализм был всеобщей парадигмой (как в конце XIX – начале XX в.), доказывали своим примером, что индустриальная модернизация может выводить вперед ранее отстававшие страны и смещать с первых строчек рейтинга прежних лидеров. Мы все знаем об опыте Германии, которая стала первой промышленной державой Европы, отодвинув Великобританию; мы знаем об опыте США, ставших крупнейшей экономической державой в начале XX в.; мы знаем об опыте Японии, которая после Второй мировой войны сумела потеснить все остальные страны, за исключением Америки. Многие даже говорили в 1980-е годы, что Япония обречена стать первой экономикой мира, чего, однако, не случилось. Таким образом, в ситуации, когда и догоняющие страны, и страны-лидеры действуют в рамках индустриальной парадигмы, индустриальная модернизация, безусловно, может помочь догнать и перегнать лидеров.

В конце XX в. ситуация изменилась ввиду того, что многие государства Запада стали постиндустриальными экономиками. За теми превращениями, которые произошли там в эти годы, скрывается радикальная смена воспроизводственной парадигмы. Переход к постиндустриальной парадигме привел к тому, что западное общество начало эксплуатировать нематериальный фактор производства, т.е. сектор экономики, который создает информационные, символические ценности. В этой новой ситуации, когда, например, Microsoft, изготовитель компьютерных программ, или, допустим, Dior, изготовитель косметики, экспортирует свои товары (диск с программным продуктом или флакон духов), оказывается, что продается не сам продукт, который был разработан и произведен этой корпорацией, а его копия. При этом тиражирование копий стоит гораздо дешевле, чем выпуск оригинального изделия. Тем самым западные страны/компании переходят к такому типу товарного экспорта, который не подрывает их монополию на технологии, применяемые ими при создании продуктов. Здесь нет неэквивалентного обмена, о котором часто говорят антиглобалисты, но есть фактор, который приводит и будет в дальнейшем приводить к углублению глобального неравенства.

Я думаю, не случаен тот факт, что именно с 70-х годов, когда на Западе утвердились постиндустриальные тенденции, масштабы мирового неравенства начали расти. Стало увеличиваться неравенство и внутри развитых стран между теми, кто принадлежит к креативному сектору, и работниками массового производства. Мне кажется, что с переходом Запада к постиндустриальной модели развития попытки индустриально развитых держав догнать его стали бессмысленными, так как в настоящее время это невозможно сделать. Именно этим я объясняю проблемы Японии. Она приложила огромные усилия в 1960–1970-е годы для своего развития как мощной индустриальной страны, но после выдающегося старта надежды на достижение мирового лидерства рухнули в конце 80-х. Тогда Япония не смогла перейти от копирования и доработки технологий к креативному постиндустриальному развитию – и в итоге осталась страной с «потерянным десятилетием» 90-х и низкими темпами роста.

Япония не перешла к продуцированию технологий, как этого не сделали и другие азиатские страны. Вплоть до 2000-х годов объем экспорта технологий из Японии приблизительно в четыре раза уступал ее импорту технологий; Япония – это один из лучших примеров того, что индустриальная парадигма не может соперничать с постиндустриальной тогда, когда эта последняя вполне оформилась. В связи с этим мне кажутся крайне преждевременными рассуждения о том, что Китай станет первой экономикой мира. Да, он станет лидером по абсолютному объему производимого ВВП, но никак не по качеству жизни или по душевому объему ВВП. Я думаю, что в течение 10–15 лет мы увидим затухание экономического роста в этой стране и выход ее на некое экономическое плато, когда китайская экономика станет более крупной, чем американская, по объему, но мировым лидером с точки зрения каких-то инноваций, передовых социальных технологий Китай не сделается.

Почему развитие шло описанным образом, и почему XX в. стал временем, когда мы видели огромное количество догоняющих модернизаций? Полагаю, это связано с тем, что в рамках индустриальной парадигмы технологии перенимались достаточно легко, а эффект их применения в разных регионах был приблизительно одинаковым. Если на ранних стадиях индустриального развития огромное значение имели территория государства, количество населения, его квалификация, наличие ресурсов, выходы к морю и многие другие подобные обстоятельства, то позднее их значение существенно уменьшилось. Пример Японии показывает, как страна, фактически лишенная природных ресурсов, добилась выдающихся результатов. На примере Китая видно, как страна, имеющая в качестве единственного ресурса рабочую силу, также достигает замечательных успехов. Проблема, однако, состоит в том, что для модернизации в ее варианте конца XX в. необходимы иные, чем прежде, главные ресурсы. Это – грамотность управления, четкость в постановке задач, эффективный менеджмент со стороны политического класса и людей, отвечающих за развитие национальной экономики, ясное позиционирование страны в системе мирового хозяйства и понимание цели, к которой стремятся. Ниже я остановлюсь на этом подробнее, так как в России, к сожалению, не присутствует ни один из этих элементов.