Россия и мусульманский мир № 10 / 2010 - Валентина Сченснович

Ориентация на крупные предприятия – типичное наследие социалистического периода – устарела. Но гигантомания и тяга к возведению больших престижных, псевдоимиджевых сооружений сохраняют привлекательность в сознании разных политических страт, в том числе правящих кругов РФ. Достаточно, наверное, лишь упомянуть всевозможные деловые центры в столице, проект небоскреба Газпрома в исторической части Петербурга, объекты Олимпиады 2014 г. в Сочи и саммита АТЭС 2012 г. во Владивостоке. Эта «игра в престиж» обойдется очень дорого в экономическом и социальном плане, но не подтолкнет модернизацию как способ подъема страны на новый уровень. Его достижение крайне осложнено, пока в России существует качественная неравномерность ее западных и восточных регионов, связанная, в том числе, с неразвитостью и моральной, и физической устарелостью инфраструктуры, в первую очередь железных и шоссейных дорог, трубопроводных систем. Как следствие – низкая мобильность рабочей силы, удорожание себестоимости национальной продукции, ее низкая конкурентоспособность, что ярко проявилось в условиях экономического кризиса.

В докладе не выделено основное препятствие модернизации – неустойчивость российской бизнес-среды, ее непрозрачность, незащищенность прав собственности. Государственные институции не обеспечивают их защиту и реализацию. Слабость институтов, иерархия административной вертикали позволяют российской чиновничьей элите не соблюдать правила игры, на которых зиждется здоровый бизнес, перераспределять в свою пользу собственность, заниматься рейдерством, извлекать рентные доходы из статусного положения в бюрократических структурах.

Недееспособность институтов государства в огромной мере снижает эффективность законов, которые могли бы помочь, например, мелкому бизнесу. О нем на фоне кризиса активно заговорили на правительственном уровне, признав его важную роль в поддержании занятости. Впрочем, можно сколько угодно законодательно запрещать бесконечные проверки малых предприятий, но их владельцы, особенно в российской глубинке, крайне редко рискуют обращаться в суд или органы прокуратуры за защитой от местной милиции, регулярно берущей дань без всяких проверок, или от чиновников, затягивающих предоставление лицензий и разрешений без оплаты их «услуг». Это самая массовая «демократическая» коррупция, которая, став системообразующей, мучает предпринимателей на всех уровнях. В результате в экономике замедляются трансакции, нарушаются контракты, усиливается недоверие к государственным органам управления. Самое главное – ослабевает мотивация к предпринимательству, без коего модернизация немыслима.

В докладе хорошо сказано о мифах, заполняющих массовое сознание в сегодняшней России. В частности, популярен тезис о нашей квалифицированной рабочей силе, которую мы якобы можем дать Европе. На деле в стране ощущается ее нехватка, снижается качество образования (особенно школьного), подготовки рабочей силы и специалистов. К тому же тендерная и возрастная структура россиян крайне неблагоприятна. Постоянные политические и экономические катаклизмы современной России измотали людей, это – усталое, физически и психически надломленное население. И еще – алкоголизм. Потребление алкоголя за последние 18 лет выросло втрое, это влечет за собой нарастание ранней смертности, травматизма на производстве и в быту, неспособности к систематическому физическому и умственному труду. Возможно ли в таких условиях говорить о мобилизационных усилиях?

Встать на путь мобилизационной экономики было бы опасно, и можно предположить, что оживление интереса к соответствующей политике со стороны политиков и экономистов означает продолжение недоброй традиции отношения к народу как расходному материалу для непонятного будущего за счет настоящего. Опять люди рассматриваются как винтики. В том же ключе звучит заявление вице-премьера России С. Иванова: «Люди – вот наша вторая нефть», «они вскоре займут заслуженное первое место». Как всегда – в будущем времени, когда-нибудь потом. Но если людям отведено второе после углеводородов место, едва ли можно рассчитывать на трансформацию российской экономики в современную инновационную. На такой основе не складывается соответствующая модернизационному процессу трудовая этика, а она – важнейший компонент наукоемкого производства, требующего компетентности и ответственности, а не второсортности.

Насколько оправданны надежды на глобализацию, в частности на то, что Россия может дать Европе рынки? В контексте мобилизационной политики это означало бы концентрацию финансов на импорте средств производства за счет потребления, которое и так в РФ невысокое. Растущая безработица и инфляция заметно снижают покупательную способность и внутренний спрос, который увеличивался во многом благодаря работникам, занятым в финансово-банковской сфере с их высокими по российским меркам зарплатами. И они же подверглись в первую очередь массовым увольнениям, превратившись в презрительный «офисный планктон». Какие рынки ныне привлекут частный иностранный капитал?

Доклад интересен постановками проблем в острой открытой форме. Это безусловная заслуга автора. Но большинство предложений предваряют слова «нужно», «необходимо» и другие их синонимы. Но кто будет делать в стране то, что нужно? В.Л. Иноземцев выдвигает два фактора, которые, по его мнению, требуются для быстрой модернизации, – современные производственные технологии и элиты. В условиях глобализации при наличии финансовых средств технологии доступны. А вот где взять ответственные и дееспособные элиты – бесспорно, самый жгучий вопрос.

«Мировая экономика и международные отношения», М., 2010 г., № 2, с. 95–103.

ЕСТЬ ЛИ У РОССИИ СОЮЗНИКИ?

Илья Левяш, доктор философских наук (Институт экономики НАН Белоруссии)

Вопрос, сформулированный в названии статьи, является продолжением темы о современной России между роком геополитики и фортуной глобализации. Различие между ее ролями в этих координатах и, соответственно, концептуальное выражение их сути имеют принципиальный характер. В канонической Realpolitik союзником является внешний субъект общих интересов, и в этом смысле лорд Пальмерстон был прав, отметив: «У Британии нет друзей и врагов, есть общие интересы». Такие интересы, как правило, провозглашаются de jure, в институциональных договоренностях, включая гарантии достижения целей, но всегда полезно «не любить ушами» и знать, что нередко «спят в одной постели и видят разные сны». Но сны скоротечны, и в конечном счете оказывается, к примеру, что «у России есть только два союзника – армия и флот». Это признание не из легких. Не проще оказалось с разнообразными «союзами единомышленников». Если мысль – одна, а не единство в многообразии, то результат тоже один – диктатура. Вот почему, вопреки революционным романтикам, последний такой союз оказался сталинским «орденом меченосцев». Теперь – время новояза, и на mainstream'e общественной мысли, а также практики новое понятие – «партнер». В паранаучной Википедии союзник предстает как самоочевидный «партнер в каких-либо отношениях, имеет сходный интерес. Союзники имеют, как правило, общую цель, для достижения которой и объединяются». Такое неопределенное, «размытое» определение исключает вычленение из совокупности взаимосвязей субъекта с другими международными партнерами такого типа отношений, которые определяются понятием «союзник» в качественно новой парадигме глобализации.

Во-первых, любой субъект волен воображать, что у него нет «друзей и врагов» во внешнем ему мире, и в порядке компенсации может испытывать манию величия (гигантизма). Для Гулливера лилипуты были скорее не врагами, а чужаками, но, вернувшись в Лондон, он на улицах города кричал экипажам, чтобы они посторонились. Однако это притча. А Тамерлан всерьез полагал, что «все пространство мира не заслуживает того, чтобы в нем было больше одного правителя». Кстати, до сих пор кое-кто подвержен самогипнозу «самодостаточной» российской цивилизации. Это время безвозвратно кануло в потоке глобализации с ее взаимозависимостью решительно всех субъектов международных отношений в ситуации фактического глобального хаоса. Отныне их вес и влияние прямо пропорциональны способности формировать стратегически долговременные и прочные союзы для противостояния реальным/потенциальным врагам и достижения коллективных целей.

Во-вторых, динамика глобализации постепенно, но неумолимо влечет за собой переформатирование «осевых» культурно-цивилизационных комплексов (КЦК). Отныне субъектность КЦК обусловлена прежде всего их геоэкономическим и геокультурным весом и влиянием, борьбой за гегемонию или лидерство. Происходит прощание с пирамидальной архитектоникой мира, и на смену ей приходит не «многополярный», а многомерный, сетевой мир. Если же на международных конференциях еще обсуждается вопрос, возможна ли успешная Россия без собственного мирового проекта, то это означает, что его авторы «под собою не чуют» уже ни страны, ни тем более планеты и уповают на фатальный союз с готовыми встать под его неотразимые знамена.