Тю! - Михаил Шабашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Та лежит хтось… Миша ж, наверное…
Потом спохватывается и в который раз начинает движение к себе.
Наконец-то достигнув цели, долго роется в ящичке с лекарствами, шуршит всякими обертками, что-то падает, она бормочет, потом кричит из своей комнаты:
– Я вже забыла, шо тебе нести – мазь чи таблетку?
– Что ты говоришь? – на этот раз переспрашивает отец.
Матушка доходит до кухни и оттуда громко произносит:
– Шо тебе нести – таблетку от сна чи мазь от ног? А то забыла я уже…
– Та неси уже что-нибудь… – невозмутимо отвечает тот.
Мамуля шаркает к себе, оттуда – чоп-чоп – к отцу, дает ему что-то, потом шествует восвояси. Посередине маршрута ее опять застает врасплох вопрос отца:
– А Миша уже спит?
Мама снова затормозила. Потом:
– Шо ты опять кажешь?
– Миша спит уже?
– Та хто зна!
Она разворачивается и шествует ко мне. Я ей помогаю:
– Да сплю я, сплю.
– Ну, ось, тут он… И спит… – мама в нерешительности останавливается, не зная, что делать дальше. Зевает, чешет живот и шагает к себе. На кухне останавливается и произносит:
– Ой, я вже так устала ходить, шо сейчас усну!
– Что ты говоришь? – спрашивает отец.
– Та ты ж лежишь себе, а я хожу туды-сюды. Зараз и я засну.
И целеустремленно доплетается до своей кровати. Пружины радостно взвизгивают, свет гаснет…
А у отца горит ночник. Книжка лежит на животе, сам он уже похрапывает. Наверняка, в очках… И кругом тишина. Только в кухне громко тикает будильник…
Туризм
Стремление к нормальной жизни в сочетании с обескураживающей действительностью порождает безумную биографию.
После окончания журфака МГУ я поехал в Нижневартовск. Рядом, в Сургуте, живет родной брат. Это было единственной причиной моего распределения по собственному желанию на Север. И рванул туда. Один. После шести лет студенческой компанейской веселухи…
Через полгода загрустил до воя. И из Нижневартовска, где обещали квартиру, я махнул в Хабаровск, где ничего не обещали. Зато там была своя студенческая ай-яй-яй-компанья. Жил то у кого-то, то с кем-то… Снимал избушку даже. Чуть ли не за ведро угля… Впрочем, квартирный вопрос меня как-то не тяготил. Ну, нет – и нет.
Через два с половиной года решил умотать и из Хабаровска. Придуманная для самого себя сентенция «подальше от столицы – поближе к Богу» совершенно себя не оправдала…
Начал давать сигнал «sos» однокурсникам, осевшим в центральной части тогдашнего еще СССР. Одна знакомая телеграфировала: в каком-то подмосковном городке есть место в газете. Там дают, мол, прописку и квартиру (опять!).
Следом пришло письмо от лучшего друга по журфаку Сереги Шипотило. «Приезжай, – писал он, – ко мне в Чернигов. Увидимся хоть, да и проблему твою решим! Тут на телевидении нужны люди…»
«Ворох» этих сообщений я получал в Лимане, во время очередного отпуска.
Передо мной расстелилось распутье – куда податься? Спросил у мамы.
Та хто зна. Решай, Миша, сам. Як тебе самому больше хочется… Нам абы у тебя было все хорошо…
Семейная демократия, о которой мечтают многие дети…
Отец сказал:
– Чернигов – красивый город… Я в войну там был. Думал потом вернуться, чтоб в нем жить…
Мама спохватилась:
– Грыша, а ну неси атлас. Глянем, где тот Чернигов?
Папа вытащил карту СССР 1970 года. Втроем облепили территорию Советского Союза. Нашли.
– Ой, Ми-и-иша, ты ж дывысь – там так близко от Чернобыля! Ты шо?! – заволновалась мама.
– Ну, живут же люди, – слабо аргументировал я.
Словом, выбрал я этот украинский город. Там – друг, областное телевидение. А не какая-то городская газетенка…
ТВ там вещало на полурусском языке. Потому что существенная половина передач шла на украинском.
Ну и шо? Зато рядом – друг, с которым морковку тырили в каких-то колхозных полях в ожидании стипухи. Ну и шо, шо общежитие…
Через полгода я и оттуда – колобком. Украинизация росла как ядерный гриб.
– Чого цэ вы розмовляетэ на российський мови? – с упреком спрашивали меня.
– Потому что работаю для русской диаспоры! – огрызался я.
У нас – медведь, там – ведмидь.
Я снова кинулся к однокашникам: «Хочу в Россию!» Они реагировали уже с улыбками: «Что, опять?!»
Пока меня носило по сторонам и весям, мои бывшие однокурсники устраивались в жизни стационарно. Одни взбирались по карьерной лестнице, другие делали себе «имя», окучивая столичные газеты, третьи вообще ушли в торговлю… Один бывший кореш взметнулся на высоту главного редактора подмосковного еженедельника. Я приехал в Москву и пошел к нему. Он посоветовал обзвонить редакции Подмосковья: «Наверняка, где-нибудь кто-нибудь нужен!»
На букву «д» значилась Дубна. Я созвонился с редакторшей какой-то местной газеты. Она сказала слово «приезжайте». «Возьмем на работу» – эту фразу слышали мои собственные уши. Я даже удивился:
– А как же прописка?
– А мы сами по себе! Дадим запросто! – заверила она меня.
Я, будучи чересчур доверчивым, поверил. Вернулся в Чернигов, выписался, снялся с воинского учета. В графе «куда убыл» написал – в Дубну.
И убыл я.
Прибыл с чемоданом и авоськой в «пункт передислокации», появился перед святыми очами редакторши. Оценив мой желтый чемодан, она произнесла:
– Вам что, собственно?..
– Так это ж я! Я ж к вам! Вы ж мне сказали!
– А прописка у вас есть? – это она-то мне-то.
– Так вы ж сказали, что дадите!!!
Она сказала – кто такое мог мне сказать? Я сказал, что это она лично мне по телефону и сказала. Тогда она сказала, что не могла такого сказать. Она могла много чего сказать, но чтоб тако-о-о-ое – ни-ког-да. И ни-ко-му.
И все.
…Вернулся я со своими махамотками обратно в первопрестольную. На вокзале меня пронзила мысль: «А где же, интересно знать, я буду ночевать сегодня? Да и завтра…» Ни много, ни мало – ход размышлений бомжа.
На следующие полгода (как оказалось!) я лихо обосновался у Володи Мартынова, однокашника и однокомпашника. В гостеприимной трехкомнатной квартире жили: его теща, тесть, жена, ребенок, он сам и я еще воткнулся. А славно жили, доложу я вам! Я посуду мыл, помнится… А еще говорят: «Москвичи-и-и-и, москвичи-и-и-и…»
Время от времени Вовка мне подбрасывал какие-то подработки. Между «шабашками» я искал что-то основательное. Но кто кому нужен в столице без прописки?
…Полгода ушло на тщетные поиски. Однажды мне посоветовали пройтись по заводским многотиражкам столицы. И я пошел, как оказалось, собирать фольклор.
…Кабинет редактора ЗИЛовской газетки был роскошным. Впрочем, хозяин кабинета тоже был подстать обстановке. Эдакий а-ля Брежнев. Или актер Матвеев. И в возрасте приблизительно том же…
Он сидел за огромным столом. Почему-то было такое ощущение, что из посетителей тут давно никого не было.
Я ему подал паспорт, диплом. Рассказал, что я – никто, ничто и звать меня никак. В принципе-то… Ну, журфак МГУ закончил…
Шеф насупил брови:
– Гений? – вдруг прорычал он.
– Кто?! – я ожидал чего угодно. Но такого – не ожидал.
– Вот ты – гений? – «Брежнев» ввинтил в меня суровый взгляд.
Я продолжал ничего не понимать и панически молчал.
– Ну да, гений. Все вы гении, – его рык перешел в громкое бурчание. Редактор медленно встал из-за стола и стал расхаживать по своей вотчине.
– А я вот, – он уперся кулаками на стол против меня, – закончил ВГИК.
Его глаза меня буравили под аккомпанемент разбухающей паузы. Будто я был виноват в том, что он закончил ВГИК, а «режиссирует» заводскую многотиражку. Я виновато опустил голову.
– Да! – вдруг с победоносной интонацией выкрикнул он. Затем повернул свое туловище и пошагал обратно к трону. Взял в руки мой паспорт, полистал его, потом потряс им в воздухе и снова прорычал:
– Уважаешь?!
– Кого?! – я начал понимать, почему в кабинете было так пустынно.
– Вот эту вот книжицу?!
Редактор стал походить на Маяковского.
– Да как вам сказать… – промямлил я, мысленно прощаясь с документами.
– Ну ладно, – тоном отца-командира продолжил шеф. – Что я могу сделать? У нас берут по лимиту. В цех. Иди поработай рабочим, попиши в стенную газету, в нашу… А мы посмотрим, что ты можешь. Понравишься – возьмем к себе. Понятно?!
Весь этот монолог был разбит многозначительными паузами. Мол, не так просто все в жизни дается. Заработать, мол, надо гордое звание корреспондента многотиражной газеты «Рессора» или как там ее…
Перспектива винтить гайки не то что не прельщала меня, а попросту отсутствовала – я путаю гайку с болтом, а диаметр с радиусом. По технической части я вообще гениальный бездарь и неумеха. А если бы смыслил в железяках, то на кой бы мне нужна была писанина эта?!
С благодарной дрожью я принял из рук редактора свои документы и рассыпался в благодарностях за внимание к моей безликой персоне. Вышел из кабинета задом и, кажется, так и шел до самого метро…
